Страница 1 из 35

Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Никонов Вячеслав

Вячеслав Алексеевич Никонов

Вместо введения

Февраль 1917 года. Крушение России

Февральская революция была только оболочкой, в которой скрывалось ядро Октябрьской революции.

Мы все вышли оттуда. Хотя никто из ныне живущих не участвовал в революции 1917 года, мы все так или иначе ее дети. И каждый до сих чувствует множество ее отголосков. Мы только приходим в себя от той революции. Только восстанавливаем те чудом устоявшие усадьбы, дворцы, дома, церкви, монастыри, которые начали разрушать сто лет назад. Мы только сейчас обретаем способность более-менее спокойно и трезво оценивать то, что тогда случилось с нашими прародителями, с Россией.

Революция – крупнейшее событие новейшей истории, во многом определившее судьбы мира. В течение нескольких месяцев на развалинах великой евразийской державы, находившейся под властью династии Романовых, возникло государство Советов, которым руководила еще недавно маргинальная партия большевиков, предложившая альтернативную всей предыдущей истории модель общественного устройства. Модель, которая в течение 74 лет будет вдохновлять или приводить в ярость остальное человечество. Трагедии и взлеты порожденной революцией советской эпохи до сих пор в огромной степени влияют на нашу повседневность. Споры о революции, которые заметно оживились в связи с ее столетием, выявил разногласия, проходящие по самым актуальным линиям современного политического противостояния. Мы еще во многом живем в той эпохе, пользуемся его языком, черпаем из нее опыт.

Эта книга – продолжение другой, которая выходила в издательстве АСТ под названием «Крушение России. 1917». В ней речь шла о Февральской революции. Как это принято перед продолжением сериала – краткое содержание предыдущей серии.

1917 год многим нравится. Одним – Февральская революция – как первый прорыв к свободе, положившей конец самодержавию. Другим – Октябрьская – как начало создания государства диктатуры пролетариата. Революцию нередко называют Великой, она окружена множеством мифов.

Чаще всего считают, что у революции были объективные причины: слабая и нищая Россия терпела поражение в Первой мировой войне, ее экономика рухнула, армия развалилась, людские ресурсы иссякли, свирепствовал голод, недееспособное и неадекватное самодержавное правительство вело страну путем измены, за что буржуазия его и свергла в Феврале, а ее, в свою очередь, в Октябре свергли пролетариат и крестьянство. Все это весьма далеко от истины.

У Октябрьской революции было много героев. Сотни и тысячи людей оставили воспоминания о своем вкладе в ее подготовку и осуществление. У Октября есть публичные лидеры, среди которых на первом месте Ленин. А Троцкий, Сталин, Зиновьев, Каменев и другие многие годы спорили о том, чей вклад был более значим. Десятки и сотни доказывали, что именно они несли бревно с Лениным на первом субботнике. Очень многие хотели быть среди победителей, установивших свою власть на 1/6 части суши на три четверти века и создавших сверхдержаву.

Февральская же революция осталась сиротой. Никто не захотел признаться в отцовстве, предпочтя версию стихийного народного восстания. Хотя ни до, ни после в мировой истории не было спонтанных, неподготовленных, без лидеров и активных участников революций. Или, во всяком случае, мне такие случаи не известны. Объективного в истории вообще очень мало. Революции рождаются в головах немногих, которые в силу ряда обстоятельств часто действительно от них не зависящих, оказываются способными заразить своим антисистемным пафосом критическую массу людей. Причем не обязательно во всей стране – достаточно столицы, здесь Ленин был прав.

Сергей Владиславович Завадский, опытнейший юрист, работавший в 1917 году заместителем председателя Чрезвычайной следственной комиссии, напишет: «Принято говорить: движение началось стихийно, солдаты сами вышли на улицу. С этим я никак не могу согласиться… Когда кто-либо ссылается на стихию, на случай, он, в сущности, признается, что подлинная причина события ему не известна. «Самопроизвольное зарождение» еще меньше уместно в социологии, чем в естествознании. Оттого, что никто из революционных вождей с именем не мог привесить к движению свой ярлык, оно становится не безличным, а только безымянным»[1].

Конечно, и у Февральской революции были и лидеры, и вдохновители, и активные исполнители. Просто они оказались столь сильно разочарованы, ошарашены результатами содеянного уже после первых дней революции, что предпочли свою роль не только не афишировать, но даже прямо отрицать. Знали они и широко распространенное мнение подавляющего большинства российской элиты, переставшей быть таковой после 1917 года, что «те, кто делал революцию во время войны в наивном предположении, что можно ее остановить на той грани, на которой они захотят и что можно будет продолжать войну – являются также преступниками перед Родиной»[2]. А для большевиков это была чужая, буржуазная революция, и они не претендовали на лавры ее главных организаторов.

В начале 1917 года не было предпосылок, неумолимо толкающих страну в революцию, кроме общей бедности большой части населения (что в России было всегда) и наличия необычайно активной и оппозиционно настроенной олигархической и аристократической элиты, а также интеллигенции, поставлявшей в большом количестве кадры фанатичных революционеров.

Россия оставалась огромной и жизнеспособной страной. Она не была сверхдержавой. Но она, безусловно, была одной из великих держав. Российская империя была самым крупным государством на планете – предки постарались. Ее площадь превышала 22,4 млн квадратных километров – от западных пределов Царства Польского и Финляндии – до Чукотки, от Северного Ледовитого океана – до Памира (площадь современной Российской Федерации – около 17 млн квадратных километров).

За полвека после Великих реформ население страны удвоилось, составив около 170 млн человек[3], почти каждый восьмой на планете. Больше жило только в Китае и Индии. Страна стояла на одном из первых мест в мире по уровню рождаемости, почти половина ее обитателей была моложе двадцати лет[4]. Только за первые двадцать лет правления Николая II население Российской империи выросло более чем на 50 млн человек. Сохранялись традиции крепких больших семей в деревнях, весьма сильны были устои брака. По сведениям выдающегося социолога Питирима Александровича Сорокина, среди православного населения Европейской России ко времени революции на 1000 браков приходилось порядка 2,5 развода, то есть один развод на 400 браков (уже в 1920–1922 годах этот показатель достигнет 1 развода на 11,7 брака, то есть увеличится на три с половиной порядка)[5]. Наш великий ученый Дмитрий Иванович Менделеев в начале ХХ столетия предсказывал, что к 2050 году численность населения составит 800 миллионов человек[6]. Идея избранности Святой Руси, маргинальная в интеллигентской среде, была сильна в народном сознании, составляла идеологический фундамент, который скреплял общество и власть, давал им смысл существования и основу для духовного самоуважения.

Экономическая модель не была идеальной, но она не была и провальной, русское экономическое чудо не было фигурой речи. Промышленное производство с 1860-х годов и вплоть до Первой мировой войны увеличивалось в среднем на пять процентов в год. К 1917 году Россия была четвертой экономикой на планете. Конечно, Россия отставала от ведущих держав по качественным хозяйственным параметрам, технологии, уровню жизни, и плоды индустриальной революции, как и следы рыночных отношений, были слабо заметны на селе, где было занято семь восьмых населения. Ожидаемая продолжительность жизни составляла 32 года для мужчин, 34 – для женщин (в Англии того времени – 50 и 53), каждый четвертый ребенок умирал в возрасте до года[7]. Весьма низким был уровень образования, к 1913 году читать и писать умели лишь около половины горожан и до четверти крестьян[8]… Повсеместно наблюдался подъем национальных чувств и движений, что, в свою очередь, питало и великорусский национализм, выдержанный на принципах сохранения России как единого и неделимого государства. Страну ожидало серьезное испытание на разрыв из-за роста национального сознания на окраинах. Но в социально-экономической структуре России не было ничего, что объективно толкало бы страну к разрушению.

Завадский С. В. На пути к революции: из архива моей памяти; на великом изломе: Отчет гражданина о пережитом в 1916–1917 годах. М., 2017. С. 159.

Лукомский А. С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. М., 2012. С. 336.

Статистический ежегодник России. 1914 г. Пг., 1915. С. 57; Статистический ежегодник на 1914 г. СПб., 1914. С. 5–6; Отчет о состоянии народного здравия и врачебной помощи в России за 1913 год. Пг., 1915. С. 1, 66–67, 98–99; Население России в ХХ веке: Исторические очерки. М., 2000. С. 13.

Население России в ХХ веке. С. 13.

Сорокин П. Социология революции. М., 2005. С. 413.

Каррер д’Анкосс Э. Николай II: расстрелянная преемственность. М., 2006. С. 29.

Вишневский А. Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР. М., 1998. С. 12, 13.

Рашин А. Г. Население России за 100 лет (1811–1913 гг.). Статистические очерки. М., 1956. С. 293, 295.