Страница 28 из 66
Полина предъявила пригласительный, вошла в актовый зал и сразу же принялась пробираться на своё место, хотя до начала концерта оставалось ещё целых двадцать минут. Просто у неё не было сил оставаться в центре этой гомонящей жизнерадостной толпы. Поскорее бы уж погас свет и началось представление… Ещё и Ксения, как назло, задерживается — так хотя бы было, с кем поболтать.
— Можно мне присесть? — услышала Полина над ухом и чуть не подскочила от испуга и неожиданности. Чуть повернула голову, не веря этому ни на миг… и ответила ровным спокойным голосом:
— Молодой человек, место занято.
Про себя она загадала: если он не обидится, если поймёт, если узнает фразу, тогда… тогда… Что “тогда”, додумать Полина не успела.
— То есть как это — занято? Кто смел его занять? — живо подхватил Громов, а это, конечно, был именно он. Полина едва не расплакалась от облегчения: он сообразил, откуда эти строчки!*
— Здесь будет сидеть моя подруга, — откликнулась она чуточку высокомерно, вживаясь в роль и даже добавив в произношение небольшой акцент.
— Не будет здесь сидеть ваша подруга, — Громов опустился рядом, и глаза его лукаво блеснули.
— Молодой человек, это есть невежливость. Вы не находите?
— Нет, не нахожу. У меня билет. Этот ряд и это место.
Полина, не сдержавшись, вышла из образа, застенчиво улыбнулась и поинтересовалась обычным голосом:
— И всё-таки, Марк Александрович, что вы здесь делаете?
— Элементарно, Ватсон: всего лишь явился на концерт. А потом случайно увидел вас, такую одинокую в этом полупустом зале, решил подойти и поздороваться, — ответил Громов, тоже уже нормальным голосом.
— Я не одинокая, — Полина усмехнулась. — Я в самом деле жду подругу. Ксению Далматову… Она вот-вот придёт.
Оба немного помолчали. Полина чувствовала боком исходящее от него тепло и понимала, что откуда-то из глубин её души начинает подниматься предательское ощущение счастья, играя, точно пузырьки в бокале шампанского.
— Вы за что-то сердитесь на меня, Полина? — спросил он наконец. Она опустила голову и еле слышно пробормотала:
— За что мне на вас сердиться…
— Может, я нечаянно обидел вас, словом или делом… простите, я не хотел, — так же негромко повинился Громов.
— Вы ничем меня не обидели, — она покосилась в сторону Марка Александровича и почувствовала, как её губы против воли начинает растягивать широкая улыбка. Он улыбнулся ей в ответ — так, что ухнуло в животе.
— Какие у вас планы на праздники? Поедете к себе на остров? — поинтересовался он.
— Да, — ответила Полина, замирая в сумасшедшей надежде, взметнувшейся у неё внутри. А вдруг он вспомнит сейчас о том, что собирался поехать с ней вместе? Однако Громов молчал, и Полина решилась спросить обиняком:
— А вы чем собираетесь заняться в праздничные дни, Марк Александрович?
— Я уезжаю на несколько дней в Питер. У меня там остались кое-какие дела.
Она постаралась не выдать своего разочарования и осведомилась вполне светским, непринуждённым тоном:
— Скучаете?
— У меня сложные отношения с этим городом, — имея в виду Санкт-Петербург, отозвался Громов. — Когда-то он очаровал меня с первого взгляда, влюбил настолько, что я был буквально болен им. Но, к сожалению, это чувство оказалось не слишком взаимным… В конце концов, Питер просто вышвырнул меня вон.
— Почему? — робко, боясь дышать, спросила Полина. Она помнила ту мутную историю — то ли с изнасилованием, то ли с домогательствами — и, конечно, не ждала детального отчёта. Но, может быть, он хотя бы намекнёт…
— Так сложились обстоятельства, — ответил он неохотно и перевёл тему. — А вы, Полина? Бывали в Питере когда-нибудь?
— Нет, — покачав головой, смущённо призналась она, — я вообще нигде не была. После школы сразу приехала сюда поступать, ну и…
— Успеете ещё попутешествовать, — заверил он. — Какие ваши годы…
А она буквально прикусила язык, чтобы не высказать вслух заветное, тайное: как бы я хотела, чтобы однажды мы поехали в Питер вместе с вами, вдвоём… Но, разумеется, ничего подобного Полина не сказала.
— Привезите мне оттуда сувенир, — обмирая от собственной наглости, попросила она. Марк Александрович вскинул голову, уставился на неё во все глаза, а в глазах этих вспыхивали и гасли серебристые искорки.
— Какой сувенир?
— Да хоть магнитик на холодильник, — она пожала плечами. — На ваш вкус.
— Хорошо, — он улыбнулся той особенной, персональной улыбкой, предназначенной только Полине.
И сразу куда-то исчезло чувство, что праздник не для неё. Для неё, для неё, для Полины Костровой! Она здесь больше не чужая. Она — полноправная участница. А серые глаза всё смотрят и смотрят — внимательно, пристально… И снова в них читается так много невысказанного, что щёки начинают краснеть, а кисти рук — нервно подрагивать.
Но любое волшебство рано или поздно заканчивается. Зал постепенно всё больше заполнялся людьми, и Марк Александрович поднялся, чтобы освободить место для Ксении, которая должна была вот-вот появиться.
— Желаю вам приятно провести вечер, Полина, — сказал он напоследок. — У вас празднично на душе? Кругом такие счастливые, радостные лица… и никто не замечает ни запаха пыльных кулис, ни сдувшихся шаров, ни обшарпанной сцены.
— Пожалуй, это грустно, Марк Александрович, на празднике чувствовать только запах пыли, — несмело возразила она.
Он скользнул взглядом по её сиреневому платью и улыбнулся.
— Я почувствовал этот запах, когда только вошёл сюда. А теперь… теперь пахнет только сиренью.
___________________________
*Полина и Марк Александрович цитируют первые строки знаменитой пьесы Леонида Зорина “Варшавская мелодия” — диалог Гелены и Виктора в консерватории. Вот уже много десятилетий подряд эта пьеса пользуется огромной популярностью и до сих пор с успехом ставится в театрах.
Ксения заявилась, когда в зале уже погас свет и конферансье зачитывал традиционное приветствие со сцены.
— Где ты ходишь? — шёпотом пожурила её Полина, хотя на самом-то деле была рада в глубине души тому, что подруга задержалась. Не хватало ещё, чтобы она увидела Громова рядом с Полиной. Напридумывает, накрутит, навертит со свойственным ей цинизмом… потом не разгребёшь эти завалы.
— Замок на куртке сломался, — виновато оправдалась та. — Пришлось немного повозиться, я его пока булавкой прихватила, а там посмотрим…
Полина улыбнулась. Ксения была в своём репертуаре — вечно у неё всё рвалось, ломалось, пачкалось в самый неподходящий момент. Вот и сейчас эта серьёзная очкастая девица приняла самый что ни на есть деловой вид, а между тем, на рукаве у неё прекрасно просматривалась небольшая дырка.
— Когда вернёмся в общагу, дашь мне свою кофту — я рукав зашью, — фыркнула Полина. — А то ведь так и будешь ходить…
Зал разразился аплодисментами, приветствуя первого участника концерта.
Полина старательно делала вид, что смотрит на сцену вместе со всеми зрителями, но мысли её были сейчас очень и очень далеко. Она с огромным трудом давила в себе желание обернуться и найти глазами Марка Александровича — он сидел где-то позади, с заведующим кафедрой и другими преподавателями филологического факультета. В памяти всё ещё жила его улыбка… Тоже мне, чеширский кот, подумала она, нарочно иронизируя над своими чувствами, сам исчез — а улыбка осталась.
Одни артисты сменяли других. Песни, танцы, юмористические сценки… Будь Полина в этот вечер не так рассеянна и мечтательна — непременно получила бы удовольствие от концерта. Сейчас же она просто не понимала, не осознавала, что происходит на сцене. Рассеянно кивала на саркастические реплики Ксении, едко комментирующей каждое выступление. Улыбалась, когда зал взрывался смехом. Хлопала, если публика начинала аплодировать…
Очнулась от своего романтического настроения Полина лишь тогда, когда Ксения завопила в полный голос: