Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 14

Француз кивнул, досадуя на такой поворот темы.

– Уверен, что наш Император Анри, когда подрастет, докажет миру и свой гений.

– Безусловно.

Разговор как-то расстроился, танец кончился и возникла неловкая пауза. Де Голль поспешил переменить тему, уповая на то, что новая тема наиболее комфортна для его спутницы.

– А правда, что в России права женщин уравняли с правами мужчин?

Вопреки его ожиданию, Иволгина ответила не сразу. Они успели выйти на балкон, когда Натали с горечью сказала:

– Да. Это так. Но и у нас надо бороться за свои права. Слишком велик груз прошлого…

Она вспомнила все те перипетии, которые стояли на ее пути все эти два с половиной года. Да, она смогла поставить себя и стать грозой всякого рода ловеласов и откровенных скотов, но было ли ей от этого легче? Как объяснить ухажерам, что пришла ты в армию не искать удачную партию или покровительство, а мстить немцам за погибшего в первом же бою жениха? И, благо, она сама опытный боец, и могла за себя постоять, но как другим барышням? Как будет тем из них, кто насмотрится на ее сегодняшние пропагандистские плакаты и поверит в это самое равенство?

Но, почувствовав, что разговор окончательно ушел в неприятные темы, она спросила:

– А что говорят во Франции относительно прав женщин в России?

Капитан запнулся. Затем неохотно выдал:

– У нас многие говорят, что Россия слишком истощила себя и вынуждена призывать в армию женщин. И что повтор этого у нас, будет означать, что мы официально расписываемся в своей беспомощности, в том, что у нас больше нет мужчин воевать. Впрочем, мне кажется, что эта тема не совсем подходит к атмосфере бала.

– Согласна. А вы, Шарль, как стали адъютантом Императора?

– Я воевал в 33-м пехотном полку, когда его командиром был покойный глава Франции генерал Петен. Был дважды ранен. В третий раз меня посчитали погибшим и оставили на поле боя. Так я попал в германский плен. Пять раз пытался бежать. Кстати, в крепости Ингольштадт я познакомился с русским пленником – поручиком Тухачевским. Он потом бежал. И мне в шестой раз удалось совершить побег. Добравшись до своих, я оказался в самой гуще событий, и видимо был нужен, как срочный вариант народного героя.

– Для мобилизационного плаката?

Тот горько усмехнулся.

– Видимо так и есть. Впрочем, это пустое. Не желаете ли выйти в сад? Говорят, что он здесь весьма недурен. Во всяком случае гром праздника там не так давит на уши.

Наталья пожала плечами.

– Для начала мне нужно удостовериться, что я не понадобилась моей Государыне. Равно как и предупредить ее о том, где меня искать в случае необходимости. Впрочем… судя по поднявшейся суете, в сад мы пройдем как-нибудь в другой раз.

Тут Иволгина увидела стремительно идущего через зал Михаила Второго, который приближался к Императрице Марии.

– Увы, Шарль, я вынуждена вас покинуть. Возможно, встретимся в иной раз.

– Да, вы правы, мне тоже необходимо поспешить к своему Государю. Увидимся позже…

Не слушая его ответ, камер-фрейлина поспешила к своей госпоже.

Уже подходя, Натали отметила, как Государь, невзирая на поднявшуюся суматоху, нежно поцеловал жену, прежде чем вновь удалиться.

«А ведь они действительно любят друг друга!». Подумав это, Иволгина почувствовала вдруг даже укол зависти к чужому счастью.

– Что случилось, Государыня?

Царица отвела взгляд от уходящего супруга, и ответила задумчиво:

– В Лондоне взрыв. Погиб король Георг. Все вокруг вверх дном. Или почти все. Впрочем, чему я удивляюсь?

*       * *

РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. КВИРИНАЛЬСКИЙ ДВОРЕЦ. 24 сентября (7 октября) 1917 года.

Через четверть часа Иволгина случайно наткнулась на Михаила Второго, стоявшего в одиночестве на балконе дворца, и что-то напевавшего себе под нос. Прислушавшись, Наталья разобрала:

– Черный ворон,

Что ж ты бьешься,

Под моею ты ногой.

Ты добычи не дождался.

Черный ворон?





Упокой!!!

Мотив был знакомым, только Государь пел его как-то необычно, быстрее, под новую, ритмичную мелодию и даже слегка отбивал рукой такт о парапет балкона.

Не желая быть замеченной, Наталья поспешила удалиться, заметив про себя, что настроение у Императора было великолепным.

ГЛАВА

III

. НОЧНЫЕ НЕОЖИДАННОСТИ

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. СТАНЦИЯ МИТАВА. 24 сентября (7 октября) 1917 года. Вечер.

– Еще раз повторяю, господа, никакого повышенного героизма и прочей отсебятины. Ночью или на рассвете вошли, изящно решили вопрос, методично отбились и сдали город подошедшим полевым частям. Если возникнет непредвиденный казус – отходите! Мне не нужны потери, господа! Каждый из ваших бойцов на вес золота – помните об этом!

Слащев продолжал накачку, и Емец видел, что командующий чем-то сильно встревожен или раздосадован. Наконец, причина, вроде как, прояснилась, когда генерал мрачно уведомил:

– Исходя из высших политико-стратегических соображений, вам приказывается взять с собой группу репортеров, фотографов и прочих хроникеров. Помните, что в состав этой пресс-группы войдут и иностранные писаки!

Последнее слово генерал сказал с крайней степени неприязни, и Емец удержал готовое было сорваться словцо, и лишь спросил хмуро:

– А это еще зачем, ваше сиятельство?

– Таков приказ. Необходимо провести образцовую показательную операцию.

Подполковники переглянулись. Наконец Смирнов уточнил:

– И куда их девать, ваше сиятельство? Я так думаю, что в эшелон?

Командующий в ответ лишь скривился.

– Легкой жизни захотел, Смирнов? Так я тебя обрадую – с вами в бронепоезде поедет Лейб-фотограф Его Императорского Величества господин Прокудин-Горский. И кто-то из специальных корреспондентов ТАРР. Остальных, да, можете в эшелон, но так, чтобы они поменьше путались под ногами, меньше видели и, что самое главное, чтобы никто из них не словил глупую пулю в свою дурную голову! Особенно это касается репортера шведской Проппер-Ньюс. Вони потом не оберешься.

Емец не удержался от восклицания:

– О, Господи! А он-то нам зачем???

Слащев холодно смерил его взглядом.

– Есть желание обсудить приказ, подполковник Емец? Погоны жмут?

Тот вытянулся.

– Никак нет, ваше сиятельство!

Побуравив подчиненного взглядом, отец-командир закруглил тему:

– А, вот и ваши гости пожаловали. Как говорится, встретьте их хлебом солью, ведите себя при них хорошо и не сильно уж бедокурьте там. При них.

Офицеры мрачно кивнули.

– Рады стараться, ваше сиятельство.

– А уж я-то как рад, вы себе представить не можете. Все, отставить разговорчики! – Слащев состроил радушие и обратился к подошедшим представителям отечественной и зарубежной прессы. – Господа, разрешите вам отрекомендовать подполковника Сил специальных операций Анатолия Емца, командира этой экспедиции, а также подполковника Василия Смирнова, командира бронепоезда №15 «Меч Освобождения».

Минут через десять, когда первые вопросы уже были заданы, ответы на них получены, а журналистская братия, в сопровождении подполковника Смирнова и капитана Жарких, отправилась занимать свои места «согласно боевому расписанию», Слащев остановил откозырявшего уже было Емца.

– Задержись на пару слов, Анатолий Юрьевич.

Подполковник насторожился.

– Слушаю вас внимательно, ваше сиятельство.

Командующий помолчал, явно решая для себя, что он может сказать, а о чем лучше промолчать. Наконец, генерал заговорил:

– Вот что, Анатолий Юрьевич. Нехорошее у меня предчувствие. Не знаю, с какой стороны ждать подвоха, но чую я в воздухе что-то такое. Потому именно тебя и отправляю, что верю в то, что ты сумеешь сориентироваться и принять единственно правильное решение. Тем более и писаки эти еще с вами. Понимаешь меня?

– Так точно, ваше сиятельство, понимаю. Не извольте беспокоиться, сделаю, все, что только потребуется, чтобы не посрамить войска ССО.