Джонни Рики Звезда

Такая жалкая. Побитая шлюшка на четвереньках.

Он выволок её за дверь квартиры и швырнул на бетонный пол коридора. Анна надеялась, что сейчас, кто-нибудь из соседей выглянет на площадку, или хотя бы, вызовет полицию, чтобы ублюдка, издевающегося над ней, наказали. Но в коридоре было безлюдно и тихо, двери продолжали оставаться закрытыми, а соседи по-прежнему безмолвствовали.

– Я дам тебе совет, потаскушка. – мужик, наконец, отпустил её волосы и, не замечая рыданий истерзанной девушки, снова начал улыбаться. – Когда вернешься в клоповник, который называешь домом, найди самую острую бритву и вспори все вены на теле. Потому что самое полезное, что ты можешь сделать для мира – сдохнуть! Он поднял верхнюю губу и языком прошелся по неровным зубам, по-прежнему продолжая улыбаться, но теперь улыбка стала чем-то иным, помесью оскала и выражению губ аутиста.

– Тогда и я не уйду без совета… – закашлявшись, плюнула она слова. Чувство несправедливости закономерно превратилось в ярость и ей стало наплевать, что он сделает, она не желала покидать его молча…

На четвереньках, как побитая шлюха.

– Начинай подыскивать платья по размеру, потому что ты должен отрезать себе член. Оставаться мужиком ты больше не мож…. – он пнул Анну в бок и не найдя опоры под левой ладонью, она повалилась с лестницы, пересчитывая ребрами ступеньки. Мир завращался перед её глазами с невероятной быстротой. Болевых вспышек раскинувшихся по телу было так много, что она превратилась в один сплошной клубок пылающей боли.

А громила спустивший её с лестницы, еще пару мгновений после того, как она шмякнулась на бетонную площадку, стоял и смотрел на неё сверху вниз и очевидно никак не мог взять в толк, почему она все же не умоляла его, не целовала ноги, а осмелела и начала дерзить.

Анна знала, что не отключилась надолго, утренние лучи, которые только начинали ярко разгораться, когда она проснулась в квартире громилы, по-прежнему ярко светили, но из золотистых, они превратились в тускло желтые. Она открыла глаза и наконец, вырвалась из оков темноты. Лежала в позе эмбриона на холодном полу между лестницами, идущими вверх и вниз. От сильного удара, а возможно и от холода бетона, на котором лежала пока была в отключке, её правая рука онемела, и чтобы подняться, она перенесла вес на ладонь левой. Волнообразная боль, как призрачная вибрация на кончике хвоста гремучей змеи, мгновенно распространилась по телу. Но дав себе передышку, Анна поняла, что все не настолько катастрофично, как она представляла: да по всему животу расползется огромный синяк, да ушибленные ребра еще долго не дадут ей возможности без боли садиться и подниматься, но её лицо не разбито, нет переломов, которые бы не дали возможности работать…

«Работать? Да ты совсем из ума выжила! – снова раздался в голове голос мисс-Очевидности, насмехающийся и укоризненный. – Ты даже на ноги ещё толком не встала, а уже думаешь о том, как бы поскорее начать торговать собой. Ты понимаешь, что поддонок мог тебя убить? Ты чудом спаслась! Не смей злить мадам-удачу, потому что в другой раз ты можешь не открыть глаза, лежа на бетонном полу».

Я должна заработать деньги… Боже, да я что угодно ради них сделаю, лишь бы они у меня были, лишь бы…

Анна хотела домой. Именно сейчас квартирка на Шап-терн стрит превратилась для неё из ночлежки в дом. Слово, в которое большинство вкладывает столько теплоты. Набрав в легкие воздуха и задержав дыхание, Анна схватилась за перила, идущие вдоль лестницы на нижний этаж, и осторожно поднялась на ноги. Легкое покалывание в области грудной клетки и ниже живота, стало усиливаться и превращаться в боль, но как только Анна перестала двигаться и оказалась в вертикальном положении на обеих ногах, боль отступила. Её единственной целью в жизни на данный момент было добраться до квартиры и улечься в кровать. Чем больше она мечтала об этом, тем недосягаемее, казалось, это обыденное желание.

Анна осторожно опустила ногу на ступеньку, приставила вторую и остановилась. Она поняла: пусть не очень быстро, пусть и, преодолевая невообразимый стыд, когда ранние прохожие увидят её истрепанную и без блузки ковыляющую по улице, но она окажется дома. Ей это удастся. И Анна сделала следующий шаг.

Анна закрыла за собой дверь и повернув ключ в замке, оперлась о холодное дерево за спиной. Слава Богу, она, наконец, добралась до места, неугодлив по пути в неприятности. Её заметила лишь одна старуха, живущая на улице и в тот самый момент, когда Анна пробиралась темными переулками к себе домой, женщина шарила в мусорном баке на заднем дворе кафетерия. Увидев приближающуюся полуобнаженную Анну, выпятила зубы и как рассерженная кошка начала царапать пальцами воздух, будто прогоняя соперницу от добычи. Анна, обхватив руками плечи, чуть ушла вправо и, не смотря на ополоумевшую старуху, продолжила идти. Когда она поравнялась с мусорным баком, странная женщина вдруг улыбнулась и голосом, словно из мультика про ведьму, претворяющуюся доброй мачехой, сказала: «Хочешь яблочко, детка? Ты такая тощая, Сэм разозлится, если увидит тебя». Анна отвернулась от бродяжки и, ускорив шаг, пошла дальше.

Пройдя через задние дворы, она, наконец, вышла на Шап-терн стрит и снова вспомнила, за что ненавидит эту улицу, и дом, в котором расположена её квартирка.

Шап-терн стрит – самая маленькая улочка города, всего в четыре дома и второй от начала – четырехэтажное кирпичное здание цвета ржавчины – в котором живет Анна. Если перейти на противоположную улицу, где раскинулась небольшая парковая зона, и посмотреть на дома, то легко можно заметить, что кирпичное здание отвратительного грязно-оранжевого цвета слегка крениться влево. А если остановиться и смотреть на него достаточно долго, то может сложиться впечатление, что оно рухнет именно в эту минуту, когда вы следите за ним взглядом.

Фасад дома, где Анна обитала последние два года, при близком рассмотрении напоминает лицо трупа, чья стадия разложения почти достигла своего отвратительного апогея. Крошащиеся кирпичи, словно бледные кости, выглядывающие из-под облупившейся краски, падающие на землю, как кусочки омертвевшей кожи. В жаркие июльские дни, как в этот четверг, погреться на солнце из влажного сырого подвала дома, на поверхность выползали тысячи маленьких отвратительных паразитов. Анна была счастлива, что хотя бы у крыс нет привычки, греть пузо под теплыми лучами. Мошки, тараканы и прочие многолапые твари взбирались по ядовито-оранжевому фасаду и казалось, покрывали дом целиком, словно пожирали его своей многомиллионной армией.

И тогда здание, в котором проживала Анна Уоррен, как никогда обретало сходство с трупом. Этого уже вполне достаточно, чтобы бежать в газетный киоск и тыкнув пальцем в первое объявление об аренде жилья, скорее выбрать новое место для проживания. Но ко всем минусам, добавлялся еще и двор на улице Шап-терн, а весомым плюсом, который закрывал глаза на все чудовищные недостатки, являлась цена за квартиру – четыреста баксов в месяц.

Двор на Шап-терн стрит – это готовое место действия для какого-нибудь леденящего душу романа Стивена Кинга. Средних размеров пустое серое пространство, не больше футбольного поля для школьников младших классов, покрытое истрескавшейся плиткой, на подобие той, что кладут в ванной комнате. В некоторых местах каменные плитки отсутствовали, и если смотреть из окна, одного из четырех домов на Шап-терн, сверху площадка напоминает часть тела огромного, погребенного под землей великана, который не смог выбраться на поверхность, и теперь видна, лишь небольшая часть его тучного тела.

Аскетичный облик двора, ухудшали и детали декора, которые изначально, наверняка имели обратное предназначение. Грузные каменные клумбы – сейчас, когда в них больше не росло ни единого цветка – больше напоминали неровные соски уродливой девчонки, чье сексуальное возбуждение достигло пика. И всего одна пара фонарей на целую улицу. Они как две догорающие звезды висели где-то высоко у самых крыш над кирпичной плиткой двора, еще пытаясь освещать темные ночи, но уже не имеющие для этого достаточно энергии.