Страница 9 из 31
Лика согласилась:
–Да его с места не свезешь, надорвешься.
Марья подтвердила:
–Это точно.
Лика открыла дверь ванной комнаты, и помогла Марьи снять ночную рубашку, в которой ее выписали из больницы. Теперь она могла видеть ее торс. Ног так каковых не было. Ее правой ноги не было вовсе, а левая болталась как обрубок, и заканчивалась где-то чуть выше коленного сустава. Марья посмотрев на Лику, тяжело улыбнулась, и грустью сказала:
–Вот так.
Лика тотчас же посмотрев на Марью. Непонимающе, как это вообще возможно тихо, дрожащем голосом, спросила:
–Как?
–Просто мы решили прокатиться на электричке. – призналась Марья. – Хотели доказать что мы не мусор.
–Доказали?
Марья с грустью вздохнула:
–Ага. – крякнула Марья. – Теперь двое друзей из которых один отец моего ребенка в морге, а я… – она не смогла ничего сказать. Опустив голову, она лишь тяжело вздохнула. Ей не было что сказать, да сказать нечего было.
А Лика услышав нежданную новость, что Марья в положении, спросила:
–Уверенна?
–В чем?
–Что беременна?
–Абсолютно. – ответила Марья. – Я узнала об этом в больнице.
Тут Лика осторожно поинтересовалась:
–Что будет с ним?
–Я рожу. – однозначно заявила Марья. – Я его оставлю. – затем она добавила. – Он будет моим, и только моим.
–Хорошо. – одобрительно ответила Лика, добавив. – Я помогу если что. – затем она сказала. – Сейчас отложим все на потом, и примем ванну. Лика помогла Марьи забраться в ванну, и налить ее доверху. Затем она дала Марьи душевую лейку, и сказав, что она рядом если что, вышла из ванны, прикрыв за собой дверь. Затем она потрогала свой живот, и сказала сама себе: «что ж, если я не могу иметь своих детей, то я помогу в его воспитании Марьи». Затем она с большим усилием отогнала кресло инвалида в прихожую, и оставив его там, пошла в кухню, готовить ужин.
Оставшись одна, Марья принялась усердно мыться. Она уже не мылась целую неделю, и, теперь с большим усердием и рвением натирала свое тело хорошей мыльной мочалкой. Она хотела соскрести с себя тот больничный запах палаты, в которой она нюхала всю неделю. Она забыла обо всем, даже о том, что у нее нет конечностей. И лишь приступив к их мытью она вдруг вспомнила, что у нее нет ног. Она видела их, ощущала. Ей казалось, что ноги при ней, и она вот-вот встанет, обопрется на них и пойдет. Нет, она не пойдет, а побежит! Как когда-то в детстве, когда будучи совсем маленькой девочкой, она бегала гоняясь за воздушным змеем по просторному полю полевых цветов. Она тогда была счастлива. Да как же не быть счастливой в детстве. Но, к сожалению, те былые времена полной радости детского смеха давно прошли. Наступила взрослая жизнь, а за ней расплата за свою беспечность. Это Марья знала. Она отдавала себе в этом полной отчет. Сейчас, когда ничего нельзя было поправить, и она еще ощущала уже отнятые ноги от ее тело, она знала, что в этом виновата лишь она сама. Она и больше никто. В эту секунду полной радости, Марья заплакала. Она винила себя и только себя в том что произошло с ней.
–Да что же это такое! – в истерическом припадке орала она. – За что?
На ее рев прибежала перепуганная Лика. Она вбежала в ванную комнату, и посмотрев на сидящею в ванной Марью, которая держалась чтобы ей не погрузиться в воду, на левой ноге, точнее что от нее осталось, горько посмотрев на Лику, проревя, проныла:
–Лика! – начала Марья. – Мои ноги! Где они? Я их не чувствую! Их нет.
В это самое время, Лика поняла, что Марья наконец осознала тот факт, что у нее нет ног. В больнице она еще относилась к этому как к шутке, думала, что ее ноги вернуться. Что это лишь сон, и только. Сон, который забудется, и никогда не вспомниться. Лика поняла, что мозг Марьи только что разблокировал ту информацию которая не давала Марьи сойти с ума. Лишь сейчас Марья осознала, что это не сон. Ног нет, и их не вернуть. До этого она считала, что она просто не чувствует своих ног. Но она пройдет курс реабилитации, и ноги снова будут у нее. Тогда, в больнице, она видела что у нее не было ног. Но она подумала тогда, что это временно, и она снова будет чувствовать свои ноги. Но это не произошло. Ее мать вряд ли могла представить, что Марья станет инвалидом, а Марья все же надеялась что Клавдия возьмет ее к себе. И убедив себя в этом, она на какое-то время забыла, что у нее нет ног. Так можно объяснить истерический припадок Марьи в ванной комнате.
Лика не знала что и сказать? Успокаивать Марью было бессмысленно. И в этот момент она приняла единственное правильное решение. Она ее встряхнула, и твердым голосом сказал:
–Это так. Их нет. «Нет и уже никогда не будет», – затем она сказала. – Прошлого уже никогда не вернуть. Что сделано, то сделано. Назад дороги нет. – она сделав паузу, сказала. – Нет ног, и что же? «Жизнь продолжается». – затем она с горестью сказала. – К сожалению люди всю свою жизнь помнят то что потеряли. Никто этого не ощущает, но так оно и есть. – затем она добавила. – И человеческие части тела тут не исключение. – затем она добавила. – Мы сами виноваты в наших несчастьях, и винить тут некого. – затем она добавила. – А если и есть кого, то только себя самих.
Марья утерла слезы. Ее истерика улетучилась словно ее не было вовсе. Она тупо посмотрела на Лику, и сказала:
–Это жестоко.
–Жестоко? – ухмыльнулась Лика. – Может быть, жестоко. – затем она добавила. – Но лишь жестокость позволяет нам выжить. – затем она сказала. – Мы все жестоки и к другим, и к самим себе, и эта жестокость порой не дает нам сдастся.
Марья тяжело вздохнула. Ей было тяжело слушать подругу, но она понимала, что та права: нет ног, и что же? Жизнь продолжается, и сдаваться нельзя. Надо смотреть трудностям и смерти в лицо. Смеяться когда она близко. Ведь только живя счастливо и преодолевая все трудности сосланной нам судьбой и веселясь когда смерть близко, можно дожить до глубокой старости, а не умереть при первой трудности, не опустить свои руки, а наоборот, подняв их надо что-то делать. Делать то, что хочется. И пускай другие говорят, что этот человек изгой общество, ни на что неспособен. Надо доказать завитосердникам, что это не так. Они считают себя лучше инвалидов, издеваются над ними, а сами не могут без чьей-либо помощи вбить гвоздь. Взять в руки ручку, расписаться в документах лишь тогда, когда они будут уверенны, что им от сделки, за которую они расписываться достанется приличный куш в иностранной валюте. Но это уже уголовщина. Они смеются над инвалидами, и игнорируют их. Неважно где? В правительстве или в округе. Все одинаково. Законы для богатых, для инвалидов только выживание в этом мире. Так кто же инвалид я Вас спрашиваю? Те кто имеют инвалидность или те кто над инвалидами насмехаются? На этот вопрос нет однозначного ответа.
–В этих словах есть доля смысла. – согласилась Марья. – Нельзя сдаваться. – решительно заявила она. – Я докажу маме что она ошибается. Инвалиды тоже люди. Они такие же люди как и все. Человеки а не отбросы общества. – она посмотрела на болтающийся обрубок ноги, и тяжело вздохнув, с долей иронией и усмешкой сказала. – Может и хорошо что все так получилась. Я осталась без ног, но жива. – она тяжело вздохнула и добавила. – Моя мать ненавидит меня, призирает. «Считает что я испортила ей ее жизнь», – затем она сказала. – но я не виновата. – оправдывала она сама себя. – Виновато правительство и общество в котором мы живем. – затем она пояснила. – Правительства дало нам неограниченную свободу, но забыла что за семьдесят пять лет народ привык ходить по струнке, и свобода лишь спустила неуемную их энергию с цепи. Народ хотел попробовать все, и в итоге просто погубил сам себя. Ведь свобода тоже должна иметь определенные ограничения, но правительство как-то об этом не подумала. Или подумала, и спустила на авось, как всегда. – затем она сказала. – Вот теперь за такую с позволения сказать свободу я и расплачиваюсь.
Лика заметила:
–Эта несвобода, а беспечность.