Байкал. Книга 3

– Как же горит-от, Аяя, не пойму, под водой?! – переспросила непонятливая Рыба. Вот на что ей, спрашивается, тот огонь?

– Он не сам горит, как на дровах, он из земли выбивается, как в кузнице.

– Так што ж там за кузница под водой?

– Она под землёй, похоже… Вот говорят, за грехи станешь гореть вечно в адском пламени, это, наверное, примерно такое вечное пламя, что плавит эти горы изнутри.

От этих слов я поёжился, упоминание Ада всегда обескураживают меня, напоминая, кто я такой…вот умрут они, уйдут за Завесу, может быть, смогут опять родиться, ежли Боги повелят снова жизненные испытания пройти. А я?.. Просто исчезну? Эта мысль не испугала меня, она не впервые пришла мне в голову, но зато вышибла сегодняшнюю утреннюю злость из моей головы.

…Дамэ побледнел, я сразу поняла, что за причина, мы никогда не говорим о том, кто он и откуда, и лишь упоминание и то вскользь уже подействовало на него, как удар наотмашь. Он ревновал немного к Орсегу, как брат ревнует сестру, у которой появился ухажёр. И теперь и впредь он высказывал подобные мелкие шпильки об Орсеге, который, не ленясь, являлся всё чаще.

Это путешествие к огненным подводным горам было только первым, мы плыли с ним, он держал меня за руку, потому что иначе мне за ним было никак не поспеть в упругих волнах его синих владений. Вначале меня поразила громадная глубина, простиравшаяся под нашим кораблём, сколь я могла видеть вниз, дна не было видно, и его не скрывал донный ил, нет, высота, с которой я смотрела, была подобна той, что открывалась при полётах, но больше, так высоко я не поднималась.

Недолгое время мы плыли молча, не слишком углубляясь, а потом Орсег потянул вниз, мне стало давить на уши и пощёлкивать в голове и я сжала его ладонь, приостанавливаясь. Он обернулся вопросительно, я прочла его мысль и ответила на неё. Он улыбнулся: «Сейчас, я совсем забыл» и, приблизился. Положил большие ладони мне на голову по бокам, прикрыв уши, большими пальцами зажал нос, потом убрал их и коснулся век, а когда убрал руки, я стала и видеть ясно под водой и давление исчезло.

– Лучше? – безмолвно спросил Орсег.

Я радостно кивнула, он тоже улыбнулся, и мы продолжили путь, теперь стало совсем легко и даже приятно, хотя вода была холодна, но через горячую руку Орсега ко мне перетекало тепло, и я не мёрзла. Теперь подводное путешествие приносило мне только удовольствие, я перестала думать, что я под водой, я словно летела, как могла когда-то летать над землёй.

Мы вместе подплывали к темневшим вдали громадам, вначале неясным, а чем ближе, тем яснее проступили горы. Настоящие горы, как на суше. Только их склоны не покрывали ни деревья, ни снег, они были голыми, водорослей тоже не было.

– Водоросли пока не успели покрыть их, – сказал Орсег. – Эти горы только что выросли здесь и растут с каждым днём, доберутся до поверхности, станут островами. Гляди, они сами себя строят.

Из вершин гор поднимался тот самый, обещанный Орсегом дым, чёрный, белый, перемежающийся, жёлтый. Он клубился, как клубится и на земле, но чем ближе мы подлетали, тем теплее становилась вода, а внутри гор я увидела горячее свечение.

«Там огонь?» – воскликнула я.

«Да, подземный огонь. Он разорвал здесь земную твердь и выходит наружу, плавит камни, они остывают, вываливаясь и вытекая из жерл, и горы поднимаются всё выше».

«Так там, под землёй огонь?!» – изумилась я.

«Конечно. Ты не знала этого?»

Я лишь покачала головой, он улыбнулся очень довольный:

«Много ещё того, чего ты не знаешь, и что я могу открыть тебе», – похоже, он был особенно рад этому обстоятельству.

И оказалось, что таких гор на земле многое множество, что под земной твердью, представлявшейся монолитом, оказывается, кипит непрестанная работа…

«Всё, что на земле, было когда-то в её недрах, но выварилось наружу», – сказал Орсег.

«Так уж и всё…» – усомнилась я.

«Ладно, не всё, но многое. Земля живая, как живой океан, что омывает и покрывает землю. В ней текут реки лавы, а на поверхности мы чувствуем тепло. Она сотрясается, когда лавы становится много и она ищет выхода наружу, разрывает кору там, где может. Тогда нам кажется, что происходит землетрясение».

«А я думала, это Боги гневаются и потрясают кулаками или топочут ногами, вот и дрожит земля. Ещё у нас на Байкале происходили сотрясения, когда…» – дальше я не смогла говорить, мой внутренний голос пресёкся, и перехватило горло, говорить об Арии и Эрбине, рассказывать спокойно я не могла.

«Ещё сильные предвечные могут трясти землю», – сказал Орсег.

«Я не могу», – сказала я, опуская глаза.

«Я тоже не могу, но есть такие, кто может, ты знала?» – он посмотрел на меня. Я не ответила, мне казалось, что в его взгляде не просто вопрос, а какое-то испытание, как если бы он знал об Арии и Эрбине и том, как сотрясалась земля, когда они вздорили между собой… некому больше сотрясать наш Байкал… даже думать об этом мне больно.

Но Орсег не стал продолжать разговор об этом, он вообще не пытался выведать, что было со мной раньше, будто всё знал или ждал, что я сама захочу рассказать, но прямых вопросов больше не задавал.

После этого путешествия к подводным горам, мы совершали ещё множество, он показывал мне невероятных животных, каких я не только не видела никогда раньше, но о которых даже не читала: громадных, как горы, но при этом дышащих как наземные жители, и других, мягкотелых с множеством щупалец, способных менять цвет и выпускать чёрные облака, прячась за ними, крабов, каких-то невероятных улиток, ползущих по дну звёзд мыслимых и немыслимых расцветок с пятью и с тысячью лучами, а сколько рыб огромных и мелких, разноцветных, светящихся и просто серебристых, быстрых и медленных… Разноцветье подводного мира становилось всё ярче и разнообразнее, чем дальше мы продвигались в тёплые воды, вода светлее, появилось много отмелей, где можно было купаться, наслаждаясь белым песком. Рыб было такое бесконечное разнообразие, что даже сам Орсег не знал их все.

– Да ты что, можно ли такое запомнить, всё равно, что песчинки на берегу сосчитать! – смеясь, сказал Орсег, когда я спросила об этом.

Он показал мне и тех страшных хищников, с которыми бился некогда, и которые наградили его таким множеством шрамов. Теперь он ладил с ними.

– Они давно признали меня, после того, как я, поумнев после сотни-другой таких битв, решил обратиться к ним с речами. Выяснилось, они не говорили сами, но они услышали меня, когда я сказал: «Я с уважением отношусь к вашей древней силе и не стану вторгаться в устройство вашей жизни, но и вас прошу не трогать людей».

– Не трогают? – улыбнулась я.

– Они и прежде нечасто трогали, не нападали нарочно, в море много пищи и без нас, что им человек, и всё же мне хотелось защитить моряков и прибрежных жителей.

Показал мне Орсег и коралловые горы, переливающиеся такой чарующей красотой мира, обитающих здесь животных и растений, что не верилось глазам и красок у меня не хватало зарисовать это немыслимое разноцветье. Здесь можно было любоваться переливающимися всеми цветами и оттенками, на которые было способно божеское творение, стайками рыб, морских звёзд, водорослей, мелких, крупных, серебристых, матовых, полупрозрачных, быстрых и медлительных, зарывающихся в песок, или юрко плавающих на мелководье стайками или по одной. А сколько всяких моллюсков в изумительных раковинах я увидела. Если бы я читала обо всём этом, я не смогла бы даже вообразить, потому и стала зарисовывать весь этот восхитительный мир и записывать, давая рыбам, растениям и животным названия, какие приходили мне в голову, ведь до меня никто не удосуживался их как-то называть, Орсегу даже не приходило это в голову. Узнав, что я делаю, он так удивился, долго разглядывал мои записи и рисунки, прежде чем сказал, взглянув на меня, изумлённо, словно увидел в первый раз:

– Я не знаю почему ты это делаешь и зачем, но не сомневаюсь, что написано здесь всё толково и по делу. А зарисовано и вовсе восхитительно, приглядливый у тебя глаз, острый и к тому же, ты даже не бестолково зарисовываешь, как я вижу, в группы их какие-то соединяешь… Не понимаю…