Страница 12 из 19
Грех гордыни, пусть и был столь соблазнителен, всё же Марина отказалась от него.
С тех пор она старалась исцелять незаметно. Сесть рядом с калекой в метро и словно нечаянно коснуться его пальцем. Пройти в палату к умирающему в халате медсестры и с маской на лице – она оставалась всегда в стороне, за рамками Чуда. Она несла дар Божий, но смиренно избегала благодарности за него и славы. На ней и так полно грехов, ни к чему ей ещё и гордыня.
Картины прошлого пронеслись перед её глазами и исчезли.
– Подайте на пропитание. – Произнёс усталый голос. Она кивнула и, достав из кармана купюру, протянула её нищему, сидевшему в инвалидном кресле. У него были ноги и руки, он просто не мог ходить. Наверное, что-то с позвоночником – это столь легко поправить, что ей не нужно более одного мгновения. Нищий коснулся купюры и её пальцев. В тот же миг она улыбнулась, склонив голову, и козырёк кепки оставил видимыми лишь её тонкие губы. Он никогда не вспомнит её лица, она останется для него безымянным ангелом, коего он всю жизнь будет благодарить…
– Аааааа!
Она повернула голову, нищий сделал то же самое. Здесь, в этом проулке, никого кроме них и не было, так откуда же этот странный вопль?
Мужчина, нелепо размахивая руками и ногами, летел со стороны десятиэтажного здания. Летел, конечно, строго вниз. Ещё доля мгновения, и он рухнет на асфальт.
Марина сорвалась с места, не думая – только что стояла возле нищего, а спустя мгновение, она уже в пяти метрах от него и несчастный, упавший с крыши, ложится в её крепкие руки.
– Ты останешься жить. – Улыбается она, в перепуганное смуглое лицо…
5.
По крыше высокого здания, вольный гуляет ветер, средь труб он всяких пролетает, звуки всякие издаёт, а ещё там гуляет крупный рыжий кот и птичка сидит на большой антенне, голову набок склонив. На кота смотрит.
– Мяу! – Сказал кот, в отчаянии и разочаровании полном.
– Кар. – Презрительно ответила ворона, до которой коту не добраться никак.
– Закрылись оба на хуй. – Буркнул человек, сидевший на бетонном бортике у края стены.
– Кар! – Возмутился ворон.
– Мииияу! – Выразился, видимо матом, кот.
– Ничё вы борзые, пичужки сраные. – Изумился человек в чёрном кожаном плаще, сейчас застёгнутом на все пуговицы. Поправив тёмные очки, человек добавил. – Щас расстроюсь и тебя, – он указал пальцем на ворона, – пристрелю, а тебя, – показал на кота, – в варежки оформлю. Вкурили пернатые? Чё? Туго всасываете? Пошли на хуй отсюда!
Сердито каркнув, ворона расправила крылья и улетела. Грустно мяукнув, кот двинулся куда-то по своим делам, а человек тяжко вздохнув, обнял себя руками и мрачно посмотрел на низкую надстройку, с крошечной дверью посередине.
– Ну и где ты шляешься падла? – Сказал он, непонятно к кому обращаясь.
Спустя несколько минут, он поднял руку, глянул на часы. Всплеснул руками и закурил. Потом ещё закурил. Достал из кармана бутылку, выпил.
– Походу зря припёрся. Вот и бери себе отгулы из отпуска. Пол страны прохуярил пехом и где это чмо? А нет его. Он может вообще не родился даже, гондон…, эх.
Грустный весь, сидел он и выпивал и закуривал часто – пока всю пачку не скурил.
– Ладно, хули, уже пять часов как должен был появиться конь этот. Вот ведь дерьмо.
Плюнув в пол, человек поднялся на ноги.
С тихим скрипом отворилась дверь в надстройке и спустя мгновение, на крышу выбрался молодой смуглый парень в куртке, на размер больше, чем ему нужно было бы носить.
– Ага! – Широко улыбаясь, весь полностью счастливый, возопил человек в очках тёмных.
– А? Что? – Опешив, промямлил парень в куртке и попятился обратно к надстройке.
– Да ты не стремайся! Нормально всё. – Поспешно сказал человек. – Я Штык, ты меня короче не знаешь, а я тебя знаю.
– Не знаешь ты меня.
– Да знаю. Отвечаю. Ты же Аслан?
– Да…, но…
– Вот. А я Штык. – Повторил Штык, счастливый весь, с лицом сияющим. – Я чё пришёл-то? Я короче спросить хочу. Вот каждый раз спрашиваю…, ну, не каждый конечно. А когда вот где такое есть, я короче всегда сюда прихожу. Ну, не всегда, сорян, пижжу чутка. Но почти всегда. Всё мне покоя не даёт – братан, почему здесь?
– Что, почему здесь?
– Почему именно в этом месте? Тут же нет никого. Тупо вообще никого и ничего. Почему тут?
– Я не понимаю. Я, пожалуй, пойду. – Говорит парень, нащупывая рукой ручку маленькой дверцы за своей спиной.
– Э, нихуя. Я отпуск из-за тебя прервал. Реально, прикинь? – Тут он замолчал, кашлянул, очки поправил. – Ну, так-то, я его частенько прерываю – Ленск, оно конечно, Родина, в рот её конём, типа отечество, и прочий шлак. А один хуй – заёбывает. Вот я по съёбкам регулярно и даю, чисто так, что бы от отпуска отдохнуть, ну, знаешь? Без жести, без упоротости, чисто культурно пошалить где-нибудь не здесь, а там. Понимаешь?
– Эмм…, нет. Не понимаю.
– Ну и лох. – Вздохнув грустно, объявил Штык.
– Что? – Хмурится парень, глазами злобно зыркнув.
– Что-что? Лох ты чурка сраная. Короче! Почему тут, за каким хуем? Вон, – он указал рукой куда-то в сторону. – Там реально кафе. Там народу – пиздец! А ты здесь. Никак я не въезжаю, почему тут, а не там или, хотя бы, в автобусе? На вас ёбнутых не похоже прям пиздец.
Аслан отошёл от надстройки и двинулся к нему, красный от гнева и, почему-то, испуганный – зрачки расширились, на лбу бисеринки пота, судорожно сглатывает, а руки в карманах.
– Вот блять только попробуй! – Рыкнул Штык. Потом подобрел взглядом. – В смысле, у нас свободная страна типа – мне похуй, пробуй. Но не сейчас. Сначала скажи – почему тут?
– Ты! – Прошипел Аслан и вдруг остановился, опустив взгляд.
– Чё? Передумал что ли? – Удивлённо вскинув брови, говорит Штык. – Надо же. Первый раз ты ссышь. Обычно такой типец дерзкий, реально прям упёртый, а тут ты походу реально обоссался…
– Заткнись! Ты! Кафир!!!
– Сам ты кефир блять. Я Штык!
– Неверный!
– Ну, ты блять, Умар в молодости…, короче, давай говори. У нас времени хуйня осталась.
– Времени?
– Фэбэсы скоро тебя брать прибегут. – Пояснил Штык, глядя на часы. – Они всегда через десять минут прибегают. Всегда опаздывают. Хули? Годами яйца чешут в кабинетах, а как работать, усё, уже никак – брюхо до самого хуя провисает, ебальники пропитые, в башке пустот больше чем костей. Всё у них через жопу…, короче. Почему тут, а не там где люди есть?
Парень облизнул губы, по лицу градом пот. Затравленным взглядом он смотрит по сторонам.
– Ну? Почему? Да отвечай же твою мать! Хоть раз блять скажи чучело ты конченное!
Аслан побелел как полотно – резкий металлический звук донёсся из-за приоткрытой крошечной двери надстройки, что тут можно считать почти чердачной.
– Походу мусора подтягиваются. Мужик, давай реще, скажи, почему именно здесь, а?
Аслан закрыл глаза.
– Ну, блять…, пидор сука. Опять тоже самое! – Грустно произнёс Штык.
Аслан хрюкнул и широко открыл глаза – он уже нажал кнопку.
Но он больше не стоял на крыше, а живот разрывало от боли. За ушами свистит ветер, а край крыши удаляется всё дальше и дальше…
– Сука. – Буркнул Штык, закуривая сигарету. – Опять обломался. Наверное, я никогда не узнаю, какого хуя он тут взрывается, а не…
Снизу пришёл звук взрыва, послышался звон разбитых стёкол, гудят автомобили, кричат какие-то люди – приземлился Аслан, а может и в воздухе взорвался. В каждом мире, по-разному, однажды, он взорвался прямо на крыше, в момент удара в живот. С тех пор Штык всегда ускорялся и бил поточнее. В одном мире живот насквозь пробил и еле успел ногу вытащить, да убежать, так что с тех пор не только ускорялся, но ещё и контролировал силу удара.
Штык перегнулся через бетонный портик, посмотрел вниз.
В этом мире, Аслан взорвался внизу. И не так как обычно.
– Хм. – Задумчиво произнёс Штык, прищурив глаза – всё равно плохо видно. Его тело засветилось рассеянным алым светом, и он полетел с крыши вниз, медленно, плавно, покуривая на ходу. Завис над асфальтом и осмотрелся. – Ну, так и есть, двое. Первый раз так. – Тут же нахмурился – вспомнил, как в одной такой же ситуации, тут целых шесть людей было. Любители семечек и кепок, что-то тут делали, когда Аслан спикировал. Но во всех остальных случаях, тут всегда был только один человек – какой-то калека в коляске. Иногда безногий, иногда безрукий, а один раз был вовсе здоровый как конь, но старательно изображавший паралич ног – по-разному в общем, но он всегда был один. А теперь вон как.