Каторжанин

Айн подтвердил, на этом наше общение закончилось.

Да уж… Как ни крути, а сестричкам надо как можно быстрее отсюда уходить, потому что свежая порция японцев не заставит себя ждать. Может даже очень скоро. Впрочем, пара дней у них есть. И у меня тоже.

От нечего делать взялся править шашку найденным в одном из японских ранцев отличным оселком, но до конца дело не довел, потому что появилась Мадина и позвала меня в дом.

А там стала выкладывать на лавку одежду из самодельного сундука.

Я поблагодарил, а потом показал ей трофейную записную книжку с карандашом.

— Писать можешь?

Девочка гордо улыбнулась, закивала, и быстро написала пару строчек торопливым, но вполне разбираемым почерком.

«Майя сказала, что нечего тебе подштанниками людей пугать. Это папина одежда. Он был бы не против. Ты хороший. Покажешь еще, как надо резать нехороших людей?»

— Обязательно покажу, — пообещал я. — Держи блокнот и карандаш. Будем теперь переписываться.

Но пообщаться не удалось, Мадина пояснила, что ей надо помогать сестре и убежала.

Я проводил ее взглядом и принялся разбирать обновки.

В наследство досталась еще один комплект белья, практически новый, пара рубашек из тонкой льняной ткани, жилетка с множеством карманов, штаны из молескина[4] и охотничья куртка из того же материала, со снимающимся фланелевым подкладом. Еще широкополая шляпа с накомарником и прочее сопутствующее: портянки, носовые платки и даже мужской дорожный несессер в полном комплекте, но почему-то без бритвы. Обновки завершили высокие сапоги из мягкой качественной юфти, как раз мне по размеру.

Судя по вещам, отец сестер был состоятельным человеком, потому что вся одежда была пошита из дорогих материалов и явно на заказ. Вот только каким ветром его занесло с семьей на Сахалин, все еще оставалось неизвестным.

Узнав у Мадины, где здесь близлежащий ручей, я поплелся туда наводить марафет. Но как только зашел в лес, огласил окрестности отборными матюгами и сразу напялил на башку накомарник. Заимка стояла на открытом месте, где постоянно гулял ветерок, ну а в лесу, создавалось такое впечатление, что на меня пошел в атаку гнус едва ли не со всего Сахалина. Даже сеточка на морде помогала плохо; клятая мошка настырно лезла в каждую щелку и мигом обожрала все открытые части тела.

Помывка сразу стала под большой вопрос, но к счастью, ручей оказался в расщелине, где тоже гуляли сильные сквозняки и гребанный гнус туда не лез. Без покусов не обошлось, но помыться все-таки удалось. Пока мылся, внимательно осмотрел тело, почему-то как в первый раз, и остался вполне доволен собой. Выше среднего роста, пропорционально сложен, мускулатура тоже неплохо развита, правда худющий как гончая. Но ничего непоправимого нет: были бы кости, а мясо нарастет. На бедре шрам от проникающего ранения — как услужливо подсказала память — от пули хунхуза[5], получил в стычке на границе. Больше никаких старых отметин не было. А про новые все известно.

А еще, каким-то странным образом, мне показалось, что я когда-то уже вот точно так же удивленно рассматривал себя во время помывки в ручье. Но без четких подсказок, просто показалось и все.

Закончив с водными процедурами, тщательно выбрил морду японской бритвой, оказавшейся неожиданно удобной. Физиономия сразу сильно помолодела, несмотря на свои тридцать два, выглядел я максимум на двадцать пять, возможно из-за худой рожи. Волосы на голове сильно отрасли, но резать я их не стал, просто зачесал назад.

Посмотрел в воду зеркальце и скривился от вида своей морды. Сука… вылитый германец, белокурая бестия, мать ее ети. Только «рогатой» каски не хватает. Никогда не думал, что собственная физиономия будет так удивлять. Хоть убей, но почему-то мне кажется, что раньше я был жгучим брюнетом. Но уже ничего не поделаешь, придется привыкать.

Про «рогатую» каску даже не стал ломать голову, один хрен ничего не вспомню.

После помывки сразу полегчало, назад в избушку уже топал бодрей. К этому времени народец почти рассосался, остались только айны: восемь человек во главе с вождем, а точнее старостой утари, так называется поселок у айнов.

А чуть позже выяснилось, что мое место в доме занято — на топчане лежала молоденькая девушка айнка, а рядом с ней, на табуретке стояла корзина, в которой попискивал круглолицый массивный младенец.

— Тяжелые роды… — устало прокомментировала Майя. — Она останется здесь еще на неделю. А вас, Александр Христианович, извините, мы переселим в сенник. Топчан есть, удобно и свежо, отец любил ночевать там.

— Ради бога, мне будет удобно даже под открытым воздухом. Но… — я сделал многозначительную паузу. — Я обнаружил один любопытный, хотя и неприятный момент. На карте японского офицера обозначено, что они шли именно сюда, к вам. Не знаете, чем вызван такой интерес?

Майя безразлично пожала плечами.

— Увы, не знаю, Александр Христианович. Ни отец, ни я, никогда скрывали, что безвозмездно лечим местных жителей, чем частенько вызывали недовольство властей. Как раз они выжили нас в глушь. Я не удивлюсь, если и японцы уже чем-то недовольны. Отчего-то люди, которые помогают аборигенам, вызывают у всех, крайнюю неприязнь.

— Это крайне прискорбно, — со слегка притворным возмущением отметил я. — Но, в любом случае, оставаться вам здесь больше нельзя. Может так случится, что следующий японский отряд уже в пути.

— Исключено, — категорически отрезала Майя. — У Сами сильное кровотечение, дорога попросту убьет ее. Так что не раньше, чем через неделю. Не переживайте, меня заранее предупредят. Я вам уже говорила.

Попробовал настаивать, но девушка осталась непреклонна.

Черт бы побрал это гребанное женское упрямство. Твою мать, видите ли, айнка может помереть, а то что япошки припрутся сюда явно не для того, чтобы просто поздороваться, тебя абсолютно не волнует.

Ну что тут скажешь, мне самому уходить рано, да и сестер, как-то не по-человечески бросать. Остается только надеяться, что туземцы действительно не прохлопают косоглазых.

Следующие три дня прошли мирно и спокойно. Айны никуда не ушли, так как роженица, она оказалась внучкой старосты, все еще оставалась очень слабой.

Я потихоньку восстанавливался, даже начал гулять по лесу. Заодно пристрелял под себя одну из японских винтовок.

Отношение Майи ко мне ничуть не изменилось, она все так же держалась нейтрально-настороженно, а вот с Мадиной я крепко сдружился и даже немного научился ее языку жестов. Как раз от нее удалось узнать, каким образом сестры оказались на Сахалине. Оказывается, их отец приехал сюда к жене каторжанке, а после ее смерти, так здесь и остался. Впрочем, подробности все равно остались скрытыми — девочка не очень охотно общалась на эту тему, а я не настаивал.

А на исходе третьего дня, после того, как Майя наконец сняла с моей раны швы, возле заимки появился взмыленный туземец и пояснил, что сюда идет крупный отряд японцев и они уже в нескольких часах пути от нас.

Твою же мать, как чувствовал, что прохлопают…

— Сколько их? — сгоряча гаркнул на аборигена.

Тот испуганно дернулся и принялся растопыривать пальцы.

— Двадцать, еще один на лошади и проводник — но он гиляк, — перевела Майя. — Айны считают только двадцатками.

— Да хоть тридцатками, почему так поздно предупредили?

Майя слегка смутилась.

— Гиляк провел японцев кратким путем, откуда не ожидали.

— Понятно. Собирайтесь.

— Но… — девушка нахмурилась. — Сами еще…

— Если здесь появятся японцы, то умрут все, в том числе и Сами. Выбор небогатый. Сколько вам надо времени?

— Часа два. Мы уже начали собирать необходимое, но…

— Гребанные святые угодники… — я хотел ругнуться похлеще, но сдержался.

Ну и что делать? На носу ночь, японцы остановятся ночевать, но и мы в темное время не можем отправляться в дорогу. Понятное дело, рано утром снимемся, но будем тащиться с черепашьей скоростью из-за больной, отчего преимущество во времени быстро растает и япошки нас догонят. Запутать следы тоже не получится, с косоглазыми проводник гиляк, который читает тайгу, как я газету. Остается только…

4

Молескин (англ. moleskin «кротовая шкурка» от mole + skin) — толстая, плотная и прочная хлопчатобумажная ткань с начёсом на внутренней поверхности и гладкой глянцевидной лицевой стороной.

5

хунхузы (кит. краснобородый) — члены организованных банд, действовавших в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии), а также на прилегающих территориях российского Дальнего Востока, Кореи и Монголии во 2-й пол. XIX — 1-й пол. XX вв.