Русская Амазонка

К слову сказать, начало состояло только из данных о посещении портов, погруженной провизии, грузах и т.д. Первоначальное название корабля мы так и не поняли, а после трети прочитанного его стали называть «Бешеный». Это был тридцати восьми пушечный галеон английской постройки. Остальные данные для меня были понятны, как зайцу телефон. То, что его в 1668 году захватили пираты, было ясно, как божий день.

Пальцы мои устали, и я запросила передышки. Мы пошли купаться.

Сергей

В армии у меня проявилась одна способность – почти фотографическая память, которая долгими тренировками была усилена и доведена до абсолюта. Это дает мне возможность воспроизвести прочитанное почти дословно.

17 апреля 1671 года. Наш «Бешеный» попал в страшный шторм. Нас бросало и швыряло около суток. Остались без парусов и руля, чтобы избежать опрокидывания срубили весь рангоут и такелаж. Шпангоуты трещали так, что мороз пробирал по коже. Несколько бимсов лопнули. Пушки с боеприпасами сбросили за борт. Когда все что можно отдали морю, оставалось только молиться.

От всей команды в пятьдесят человек осталось чуть меньше половины. Помпы работали не останавливаясь, люди падали с ног от усталости, но продолжали бороться за плавучесть. Силы неравные, вода прибывает от накатывающихся валов. Нас еще спасает крепкий корпус. На этом писать кончаю, надо идти менять Питера, если спасемся хвала Господу Богу и Пресвятой Деве Марии. Спаси и сохрани наши души.

28 апреля 1671 года. Впервые выдалась свободная минута и можно записать о нашем счастливом спасении. На рассвете 18 апреля, когда сил едва хватало за что-то держаться, мы только молились. Шторм стих, и мы дрейфовали, но наши часы были сочтены. Расшатанный набор корпуса больше не держал воду, мы тонули. Надеяться на спасение бесполезно, кругом океан. И когда Стивенсон хотел покончить с собой, извергая проклятья, глаза его полезли из орбит.

– Земля, – тихо сказал он, и нож выпал из руки, он, не переставая, стал креститься. Мы все, у кого еще были силы, поднялись к фальшборту. Да, это была земля. Течение несло нас на скалы. Что решить: прыгать и плыть или отдать себя судьбе? Сил плыть нет, значит ждать и молиться.

Удар был страшен. Потерял сознание, а пришел в себя оттого, что стал захлебываться. Полулежал, полу висел на мелкой воде, на канате, привязанном к борту. Надо мной возвышалась громада корпуса «Бешенного», лежавшего на сломанном боку на песчаной отмели. Не привяжись я тогда – конец.

Всего нас спаслось семь человек, остальные погибли. Немного придя в себя, мы спешным порядком перетащили, в первый отлив, остатки вещей с корабля на берег. Работали как сумасшедшие, боялись, что приливом смоет остатки судна.

Теперь все позади. «Бешеный», разбитый прибоем, унесло в море. Мы на острове. Пища есть, порох и пули есть, кое-какой инструмент, воду нашли. На самой высокой точке поставили мачту с тряпкой, может, кто заметит. Решили дежурить по очереди.

Строим себе дом. Определить свое местонахождение без секстанта бесполезно. Хорошо, что никто не теряет надежду о спасении.

Прожили первый месяц. Раны зажили, еды хватает. Трезвый образ жизни не дает взбеситься моим морякам. Мы устроились очень хорошо. Ведем земледелие, двое из ребят были в прошлом крестьяне. Прокопали оросительные каналы, будем надеяться на хороший урожай.

Отменили дежурства, пустая трата времени, год прошел, но, ни одного паруса. Достаточно мачты с тряпкой, увидят – причалят.

Чернила высохли. Все эти годы писать не имело смысла. Одно и то же. Но последние события заставили размочить засохший пузырек. Вчера, 23 июля 1675 года, над нашим островом пронесся ураган. Мы не пострадали. У нас сложилась традиция: тот, кто идет за водой к источнику, пока набирается кувшин, поднимается к мачте и осматривает океан. Джим перепугал нас до смерти. Корабль! Его постигла наша участь. Это были испанцы. Двух палубный галеон, Без признаков жизни, несло на наш остров. О спасении не могло быть и речи. Но там могли быть люди. Гарпер вызвался смотаться на лодке, сделанной нами, до борта и обратно. Мы не стали возражать. Он успел. Его рассказ резанул по нервам свободных людей сильнее ножа. Привезенное оружие и порох радовали, но услышанное разрывало душу.

Судно по самую батарейную палубу было загружено золотом. Захваченная посуда говорила сама за себя. Команды не было, но до нее дела нет. Но золото! Наша скромная добыча казалась песчинкой в куче песка, по сравнению с тем, что должно было погибнуть.

Мы стояли все на вершине и с замиранием сердца следили, как разбилась эта посудина о скалы и затонула недалеко от берега. В солнечную погоду ее контур хорошо виден на дне. Но как достать, там глубоко. Мы должны были смириться с этим горем. А с другой стороны, зачем оно нам здесь? Ценности в мире относительны.

Я оторвал взгляд от книги и понял, что Настя давно не плетет, а смотрит на меня с побледневшим лицом.

– Ты что?

– Серега, давай посмотрим?

– А что там увидишь? Иловые заросли или вообще ничего.

– Скажи, лень идти и я тебе поверю.

– Поднимайся и бегом, чтобы меньше языком болтала.

– Зачем бежать?

– Вместо тренировки, ты ж просила научить, вот и готовься физически.

Всю дорогу бежали, сделав две остановки. Сердце прыгало в груди, мы обнялись, чтобы не упасть от усталости. Да, форму надо восстанавливать. День был, как по заказу.

Мы долго всматривались с высоты утеса в глубину, но кроме гальки и песка ничего не увидели, а метрах в пятнадцати начиналась черная пучина.

– Ничего нет.

– Его и не могло быть, Настя.

– Почему? Куда он делся?

– Прибой растащил обломки, остальное занесло песком и илом.

– Значит, он есть.

– Ты прямолинейна, но он недоступен.

– А там глубоко?

– Если они не достали, то мы тем более.

– А с аквалангом?

– Ну, ты и упрямая.

– Черт с ним, пошли дочитывать, может, мы смотрим не в том направлении.

– Хорошо, побежали.

– Опять?

– Силу надо качать, сегодня же начнем тренировки. Или не хочешь?

– Я хочу стать ниндзей черепашкой, можно.

– Хоть Брюсом Ли, вперед.

Спуск прошел легче, мы не спешили и не отдыхали.

Разобравшись с первыми листами текста, чтение пошло быстрее, с языком освоился. После кораблекрушения, шло описание быта островитян. Настю смутило описание утвари, она вся была из золота или серебра, но мы же ничего не нашли в хижине.

– Здесь что-то не так?

– Что тебе не нравится?

– Куда все делось? Корабля нет, тарелок нет, вилок нет. Где все? Выходит не мы первые?

– Это тоже не подходит. Книгу никто не трогал.

– А зачем она им? Золотишко собрали и ушли, а остальное, как ты сказал.

– Нам от этого не легче.

– Ошибаешься. Если я права, про остров знают и нас найдут.

– Согласен. И, тем не менее, я сторонник дочитать ее.

– Листай, хоть какое-то занятие.

Как я и ожидал, большого внимания заслуживало окончание бортового журнала. Вся команда дожила до старости, и постепенно каждый умер своей смертью, о чем свидетельствовала отдельная запись. Они прожили здесь пятнадцать лет.

Последняя запись гласила:

«14 декабря 1686 года. Силы с каждым днем оставляют меня. Скорее всего, это мое завещание. Я не жалею о прожитой жизни. Пусть я был грешен, но все искупилось упорным трудом. Ухожу за своими друзьями, дни мои сочтены. Я, Джонатан Смайлс уроженец Лондона, родившийся 2 сентября 1618 года, сын капеллана Хогарта Смайлса завещаю все наше золото и другие драгоценности, а также останки испанского галеона, который мы считали своей добычей, тому, кто найдет мой бренный прах. Весь нехитрый скарб я укладываю в свое ложе, и буду молиться за спасение моей грешной души. Аминь.

Под записью стояло число и витиеватая роспись.

Второй раз за этот день меня пробил озноб. Это надо быть настолько тупым, чтобы не перевернуть в том доме все вверх дном. Но приближался вечер, все откладывалось до утра.