Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 45



— Когда он сказал тебе это?

Он поворачивается ко мне.

— Через несколько часов после твоего отъезда.

Я выпрямляюсь, опешив.

Значит, этот мужчина был зол на меня за то, что я скрыла от него свою беременность… но все же нашел в себе силы заставить Алека поступить правильно?

— Хадсон любит тебя, Мари, — говорит Алек, кивая. — Я никогда не видел, чтобы он о ком-то так заботился. Даже о моей сестре. — Он заводит мотор. — В любом случае, я надеюсь, вы помиритесь. Будет жаль, если вы этого не сделаете. В Монтоке вы казались такими счастливыми. Чертовски счастливыми.

Отойдя от машины, я машу ему вслед и наблюдаю за тем, как он отъезжает от моего дома.

Вхожу внутрь, обуваю кроссовки и сообщаю родителям, что иду на прогулку. Уже смеркается, солнце садится за горизонт, и вдалеке лучи освещают дом в стиле прерий.

Не знаю, что скажу, когда доберусь туда, но что-то манит меня, тянет в ту сторону.

Когда сегодня днем я увидела ревность Хадсона и услышала, как он защищает меня, хотя и не должен… мое отношение к нему изменилось.

Я хотела покончить с ним.

Хотела оборвать все связи и двигаться дальше.

Но не думаю, что смогла бы, если бы попыталась. А я пыталась.

Через пять минут я уже оказываюсь в нескольких домах от его дома. Мое сердце колотится со скоростью тысячу ударов в секунду.

На его подъездной дорожке стоит белый мерседес, и, приглядевшись, я замечаю две тени в окне возле двери. Они стоят близко друг к другу, кивают и, вероятно, разговаривают. Это женщина. Изгибы ее тела в форме песочных часов особенно заметны по тени, отбрасываемой на стекло.

Она тянется к его плечу, затем к лицу.

Прикасается к нему. Стоит слишком близко, затем еще ближе.

Мгновение спустя дверь открывается, и великолепная, сногсшибательная платиновая блондинка выходит из дома, махая ему своими пальчиками, прежде чем ее вишневые губы расплываются в сексуальной кошачьей улыбке. Я наблюдаю за тем, как она убирает волосы с лица, улыбаясь, словно женщина, которая встретила мужчину, ради которого ей снова хочется жить.

Мне хорошо знакома эта улыбка.

И это чувство.

Хадсон стоит в дверном проеме, провожает ее взглядом, а она порхает по бетонным ступеням и шагает по тропинке к своей машине, виляя бедрами при каждом шаге. Как только она исчезает из виду, он заходит в дом.

Несколько часов назад он был в ярости от ревности, увидев меня за чашечкой кофе с Алеком, но, похоже, вовсе не терял времени и нашел себе ту, что облегчила его боль.

Взгляд, с которым Хадсон смотрел ей вслед, просто убивает меня.

А я-то решила, что он изменился.

Это была плохая затея, и по этой причине я возвращаюсь домой.

Глава 42

Хадсон

Фары машины Алексы Лоуэлл освещают гостиную, когда я закрываю входную дверь. Стопка списков покоится на близстоящем распилочном козле. Она заехала ко мне, потому что отыскала еще несколько местных домов, находящихся в плачевном состоянии и отчаянно нуждающихся в ремонте.

Когда я сообщил ей, что мне это неинтересно и что дом прерий первая и последняя моя авантюра, она казалась обескураженной, но не менее решительной.

Я проводил ее до двери, но она медлила, рассказывая об Орчард Хилл и о маленьком местном ресторанчике, построенном на старом вокзале к югу от сквера, в который она хотела бы когда-нибудь пригласить меня.

Размечталась.

Затем она смахнула ворсинку с моего плеча, найдя повод коснуться меня.

У этой женщины нет ни капли изящества. Она, конечно, красива, но все ее намерения написаны на лице.

И, что более важно, она не Мари.

Когда Алекса, наконец, ушла, я стоял на крыльце, наблюдая, как она движется по кривому разбитому бетону на высоченных каблуках. Я невооруженным глазом распознаю беспринципных людей, и меньше всего мне нужна сломанная шея местного агента по недвижимости на моем участке. Женщины, подобные ей, незамедлительно звонят своему адвокату и на следующий же день требуют завести дело.



Заперев входную дверь, я выдыхаю. Ремонт продвигается хорошо. В ближайшие несколько дней электрики и сантехники будут работать круглосуточно, а штукатуры и кровельщики должны прибыть в начале следующей недели. После я сосредоточусь на внутреннем интерьере, придерживаясь оригинальных элементов дизайна этого дома, и, если повезет, это здание восстановит свою былую красоту, а я вернусь домой.

Я думал над тем, чтобы оставить этот дом себе, но решил, что это бессмысленно.

Здесь, в Орчард Хилл меня ничего не держит.

Мари четко дала понять, что не хочет быть со мной.

Она движется дальше.

И я должен сделать то же самое.

Глава 43

Мари

Есть что-то успокаивающие в прохладной почве в моих руках. Прежде чем посадить маленькую белую петунью, я раскапываю небольшую ямку огородным совком. Вчера вечером мама вывихнула руку на боулинге, но папа уже потратил сотню долларов на петуньи, бальзамины, хосты и бархатцы, поэтому я сказала ей, что справлюсь сама.

К тому же, мне это необходимо.

Я отвлекаюсь только на «Колесо Фортуны» и на смены в кофейне, но потом мои мысли возвращаются к неизбежному.

К нему.

— Мари.

Стряхнув грязь с рук, я поворачиваюсь на знакомый голос, подавляя одновременный вихрь бабочек и тугой узел в животе.

— Хадсон, — говорю я, поднимаясь с травы под старым кленом, на который лазала в детстве.

Он одет для пробежки и, судя по легкому слою пота на его мышцах, я не первая остановка на его пути.

— Я просто решил зайти и сказать, что мой бухгалтер сделает перевод в понедельник, — говорит он, уперев руки в бедра. Мой взгляд падает на косые мышцы, уходящие под его шорты, и только потом я смотрю ему в глаза.

— Зачем?

— Это часть суммы, — говорит он, — которую я тебе должен за месяц проделанной работы.

— Кажется, в контракте было сказано, что если я не доведу работу до конца, то не получу ничего?

— Да, так и есть, — говорит он. — Но мне кажется, эта сделка была не совсем честной для тебя, Мари. Просто хочу поступить правильно.

— В этом нет необходимости. — Я выпрямляюсь. — Мне не нужны подачки.

— Я нанял тебя, — говорит он, его холодный тон так хорошо был мне знаком однажды. Только Хадсон может быть таким хладнокровным и великолепным одновременно. — Ты должна получить компенсацию.

Мы стоим в тишине, или, возможно, это эмоциональный тупик.

Я почти надеюсь, что он в последний раз попытается попросить прощения, прежде чем уйдет, последний раз попытается что-то выдавить из меня. Но Хадсон ничего не говорит, просто разглядывает мое лицо, а затем смотрит вдаль в сторону своего дома.

— Прощай, Мари. — Он направляется обратно к тротуару, но я буду жалеть, если не скажу ему, что думаю о нем постоянно, даже когда не хочу этого.

— Ты знаешь, у меня есть резинка, — говорю я ему в след.

Хадсон останавливается, его руки находятся на бедрах, когда он поворачивается ко мне, сдвинув брови.

— Иногда я ношу ее на запястье, и каждый раз, когда думаю о тебе, то дергаю за нее, — говорю я, усмехнувшись. — Думала, что смогу научить себя не думать о тебе очень часто, но она лишь оставляет красные следы, а когда они проходят, ты снова заполняешь мои мысли.

Я жду, что Хадсон подойдет ближе ко мне, но он стоит, словно приросший к земле. Не думала, что будет так больно, от эмоциональной и физической дистанции, которая остается между нами.

— Но хуже всего по ночам, — говорю я, — когда я лежу в своей кровати, ворочаясь и думая о тебе. О нас. Я проигрываю все возможные сценарии в своей голове, задаваясь вопросом, а что, если… что, если… что, если. Да еще зная, что ты живешь на соседней улице.

Я качаю головой.

— Я все это ненавижу. Ненавижу, что хочу тебя. Ненавижу, что хочу быть с тобой, когда ты причинил мне боль и доказал, что, вероятнее всего, сделаешь больно снова, — говорю я, чувствуя, как подступают слезы. — Но я решила, что ты должен знать. Полагаю, больше тебя не увижу, поэтому мне захотелось сказать тебе, пока у меня есть шанс.