Шара

Услышав властные нотки в моем голосе, Вы восхититесь, сделаетесь покорной и искренне исполните мною приказанное.

Василий натаскал деревяшек.

Он устанавливал – я колол.

Я долго орудовал инструментом. Я наслаждался. Время будто делало петлю за петлей, повторяясь целехонькими поленьями.

Даже Васька стал участником литературного сюжета, который сомкнулся в кольцо и не желал нас выпускать.

Всё остановилась в одно мгновенье. В очередном рывке я усмотрел пространственную темноту. Последнее, что помню, перед тем как меня сковала невыносимая боль в спине: я вонзил железо в деревяшку. Не знаю, видели ли Вы когда-нибудь технику раскалывания чурбаков. Поверьте, для успешной работы требуется недюжинная сила и ловкость, ведь расколоть деревянный обрубок можно, лишь порядочно замахнувшись увесистым топором. Так я и сделал, но, приземлив железяку на деревянную площадку, понял:… заело.

Пальцы разжали топорище, голова дернулась и велела глазам пересчитывать летающие кругом звезды.

Саша, когда весной я молил Вас стать моей Планидой, я не имел в виду небесные тела. Вы же поняли меня, как всегда по-своему: взамен того чтобы одарить меня собой и стать частью моей судьбы, Вы преподнесли мне таким хитрым способом… целое созвездие.

Во мне улавливалось состояние, типичное для кислородного голодания и нарушения водного баланса. Я пошатнулся. Окровавленными натруженными руками я стал хвататься то за спину, то за горло.

Ощутив хлипкую опору в плече Василия, я произнес: «Неси в покои да держи рот на замке в отношении маман».

Третьи сутки я лежу в постели и думаю только о Вас. Сегодня мои пальцы обрели возможность держать перо, и я немедленно решил Вам написать. Я очень слаб и болезнен. Мне приходится таиться, переносить боль беззвучно, ведь, выдай я правду, маман разволнуется и применит ко мне решительные методы лечения.

Графиня Гулявина славится умением отгонять любую хворь крайне мучительными способами, поэтому все домочадцы и луги отличаются хорошим здоровьем и прекрасным настроением.

Вероятно, письмом я хочу подтолкнуть Вас к сочувствию и ласке, а может быть, даже к визиту. Не поверю, что Вас не тронет моя физическая зыбкость, потому как именно Вы явились ее причиной.

Кроме того, мои мозолистые руки потеряли должную нежность и не позволяют мне успокаиваться. Я не скрываю, я пробовал, это было похоже на суровое действо с участием рашпиля. Я страдаю!

К душевным мукам прибавился радикулит с колкими откликами в шейном отделе. Мышечная сила вздыбилась и разлила по телу боль, сравнимую с истязанием. Руки потрясываются, ноги содрогаются, а голова мучительна и крайне неспокойна.

Еще сутки – и мои недуги приобретут хроническую форму, поэтому вчера Васька озаботился поиском доктора. В этой трагической пьесе мы с Василием вдвоем, мы – заговорщики. Случайным образом именно ему выпала роль моего ассистента. До ближайшего врача 33 версты. Ведя за собой Бронаса, Василий пояснил, что выбора у нас нет. Фредерик прибыл так спешно, насколько смог. Он внимательно осмотрел меня и поцокал.

«Томитесь, Родион?» – прищурившись, спросил он.

Талантливый доктор, он сразу уловил что к чему.

Я не ответил и отвернулся.

«Что есть из лекарств?» – осведомился он, и вновь я не удостоил его ответом.

«А из питья?»

Вопросом он доказал мне: три месяца деревенской жизни сделали из парижского эскулапа русского человека!

Услышав это, я приподнялся: «А поможет?»

«Не повредит!» – он многозначительно погрозил мне пальцем и шепотом спросил: «Где?»

Тут я вспомнил, Бронас авторитетен для Вас, это и заставило меня ему довериться.

«Там», – я кивнул тяжелой головой в сторону тумбы и обессиленно рухнул на подушки.

Его выдержка мне понравилась. Он неторопливо встал, достал настойку, вытер о конец своего сюртука ложку и накапал в нее лечебное средство.

«Один не лечусь», – упрямо сказал я.

Бронас понимающе кивнул и приложился к горлышку бутылки. Его решительность и отвага пришлись мне по душе. Следом и я выпил «микстуру».

Мы выправляли здоровье до глубокой ночи. Васька раздобыл для нас правильные емкости и снабдил целительной закусью. Под утро Бронас уснул на половике возле моей кровати, со словами: «Буду караулить, вдруг что?»

Все-таки Ваш Бронас – сострадательный и жертвенный человек.

Я проснулся от крика и не сразу понял, что произошло. Палашка волокла Фредерика за ногу вон из спальни и громко оповещала о приближении маман.

Я вскочил и тут же пожалел о резком движении: меня пронзила невыносимая мышечная боль, я не удержался и рухнул на половик рядом с постелью.

О том, что было после, умолчу.

Знайте: теперь я страдаю много существеннее.

Ваш Родион.

Родион!

Дорогой мой, бедный мой Родион… Нельзя пить с Бронасом! Нельзя!

Об этом знают все деревенские. Как Вас угораздило отозваться на его лукавый призыв?

Это с виду он тощ и иностранен, но, как Вы верно подметили, прижился в России, наполнился национальным, сделался родственным и колоритным.

А за нашими разве угонишься? Поспеть ли за настоящим русским мужиком в потреблении спиртного? Ведь крепкая выпивка для русских имеет огромное значение: кто-то ею заглушает собственную лихость, а кто-то, напротив, с ее помощью ищет основу для удали.

Куда Вы-то полезли, со своими титулованными регалиями?

Вы – дворянин благородных кровей, оттого имеете шаткое здоровье, душевную неустойчивость и поспешную возбудимость.

И при всем при этом Вы же самолично решили лечиться таким сумасшедше отчаянным способом, да еще и с ложки Бронаса?

Это мне теперь совершенно непонятно.

Вам надо было уверенно отвергнуть его коварные обращения и объяснить, что боль Ваша – боль за родину, а это, как известно, лечится исключительно поэзией и природой.

Бронас послушен – он усадил бы Вас напротив распахнутого окна и стал бы Вам. читать.

Вам оставалось бы только вдыхать поэтическую музыку, выправляться и крепнуть!

А Вы?! Заслышав булыжное словцо, поспешили излечиться спиртным от душевных тягот! Тем, что отозвались на его предложение и испытали алкогольный энтузиазм, Вы лишь подтвердили Бронасу, что имеете сердечное томление.

А знаете ли Вы, что Фредерик бесхитростен, многими принимаем и любим? Он непременно использует эту Вашу историю, хотя бы для того чтобы показать духовную близость к этносу.

Вскоре вся губерния будет судачить о Ваших душевных метаниях. Немедленно придумайте способ донести Бронасу необходимость и важность хранить в строжайшей тайне сведения, полученные той распутной ночью.

Обвинения и упреки в свой адрес я не принимаю.

Причиной Вашего провала стали Вы сами.

Я несу ответственность за все сказанное. Ваша вольная трактовка моих доброжелательных советов сгубила весь их глубочайший замысел.

Когда я велела Вам колоть дрова и таскать навоз, то усматривала в указной последовательности смысл. Вам всего-то надо было рубить и таскать, таскать и рубить, чтобы тем самым давать правильное распределение в мышечных тканях и не допускать излишнего тонуса.

Вы же поступили по-своему! Результатом этой вот самодеятельности стало приключившееся с Вами…

Поэтому я жду обещанных нововведений, следуя которым Вы обязуетесь сменить буйство доброжелательностью. Требую соответствовать благородному происхождению.

С уважением, графиня Добронравова.

Графиня!

Прочитал послание и укололся. Против воли, меня душит обида.

Я и так повсюду виновен, но высказанная Вами досада трогает больше, чем все прочие обвинения в безнравственности и лжи.

Злиться на Вас мне невыносимо. Вы – мой идеал, а это, как известно, выбор неосознанный и этим правдивый.

С усилием я рассмотрел в Вашем посыле заботу!

Здравомыслие вернулось ко мне осознанием: Ваши упреки – это покровительство!

Стали бы Вы тратить силы в пустоту, если бы не находили тому причин?