Новый день

Не помню, как звали генерала: Золотецкий, Золотовский? Он был очень горд собой, настолько, что не заметил ни кортика на поясе, ни второго пистолета, спрятанного в кобуре на ноге. Тогда-то я и попал в плен официально.

– А почему вы решили сдаться? Были ведь и другие варианты, вполне достойные в вашей ситуации.

Настала многозначительная пауза, в течение которой заключённый долго-долго вглядывался в серое осеннее небо сквозь железные прутья камеры. Наконец он нарушил молчание, однако теперь вместо уверенного в себе человека заговорил измученный ветеран войны. Глухой хриплый голос сообщил:

– Догадываюсь, о чём вы. Нет, я чувствую, что ещё не время умирать. Если трибунал отправит меня на смерть, я приму приговор, но это позже. Сейчас я должен жить, меня словно держит нить, обвязанная вокруг щиколотки. Впрочем, это другой разговор, – резко оборвал мысль маршал.

Лицо его погрустнело, плечи опустились, и он погрузился в себя, перестав замечать окружающую реальность.

– Не хочу отрывать вас от размышлений, но второго шанса может просто не быть…

Собеседник репортёра с некоторым запозданием отреагировал на эти слова и предложил закончить интервью.

– Надеетесь ли вы на оправдание трибуналом или хотя бы на более мягкий приговор? Иными словами, надеетесь ли вы на то, что проживёте ещё много лет?

– В моём положении это было бы нелепо, – пожал плечами подсудимый. – Все мы люди, все хотим жить как можно дольше, но я не питаю иллюзий на этот счёт.

– И всё-таки…

Громкий стук в железную дверь оборвал вопрос в самом начале. За решёткой возникло знакомое лицо надзирателя.

– Простите, что вынужден досрочно закончить вашу беседу, однако комиссия перенесла заседание на более раннее время. Собирайтесь, маршал, пора вам увидеть своих судей.

Раздосадованный вмешательством охраны посетитель выключил диктофон и убрал его в сумку. Встав, он уныло улыбнулся военному и пожелал удачи.

– Быть может, мы ещё увидимся, – выразил он неопределённую надежду и пошёл на выход.

– Я всегда к вашим услугам, – вежливо отозвался узник и потянулся к сложенной на тумбочке одежде.

– Ну и как впечатление? – насел тюремщик на газетчика, стоило им отойти на пару метров от двери и автоматчиков.

Уклониться от ответа было невозможно, да и неразумно, поэтому осторожный в словах работник пера воспользовался всем доступным ему красноречием.

– Очень неоднозначное, знаете ли! Непроницаемая личность, которая полностью контролирует любое проявление эмоций. Пожалуй, под этой маской скрыты бури и ураганы, но мы видим лишь малые возмущения. Неординарный человек!

– Вы переоцениваете его способности, – возразил враждебно настроенный к заключённому мужчина. – Он презирает нас, отсюда это холодное выражение лица. Смотрит на нас так, словно мы низшие существа, а он наш господин. Единственное, в чём он действительно хорош, – это в вероломстве и коварстве! Но ничего: скоро маршал Немезида падёт от того же оружия, с которым пришёл в этот мир!

– Похоже на то, – беспрекословно согласился журналист, завидевший впереди выход из тюремного блока.

Напоследок он бросил взгляд вверх, на часы под потолком: они показывали без восьми двенадцать.

2

Человек в сером плаще и штанах более светлого оттенка свернул из переулка и влился в процессию одинаковых мужчин и женщин, сосредоточенно идущих вдоль тротуара. В воздухе пахло сыростью, над крышами пятиэтажных домов стоял густой туман, несмотря на то что был день. Асфальт был покрыт водной плёнкой, которая хлюпала от каждого шага прохожего – хлюпанье тысяч ног сливалось в назойливый шум. К счастью, других источников звуков не было: из-за дурной погоды люди молчали, уткнувшись лицами в землю. Машин не было, так как полиция ещё час назад оцепила весь район, не позволяя проехать ни одному транспортному средству.

Примерно через минуту стройный поток людей стал раздваиваться: журналист выходил на площадь Правосудия, в центре которой расположилось громадное здание Верховного Суда. Большая часть огибала дворец Фемиды сзади, однако небольшая струйка направлялась к парадному входу, где уже скопилась толпа зевак. Последние разделились на две части, оставив между собой широкий проход, охраняемый полицейскими. Все ждали прибытия обвиняемого, его имя и правда произносили на каждом углу – первое заседание по делу маршала Немезиды.

Когда репортёр приблизился к ступеням суда, он различил единичные лозунги, выкрикиваемые из людского моря: слева слышались требования казнить палача и мерзавца, справа раздавались угрозы в адрес судей трибунала, которых заранее обвиняли в предвзятости и продажности. В целом же обстановка была ненапряжённой, было очевидно, что дальше выкриков собравшиеся не пойдут. Понимая это, цепи стражей правопорядка вяло отмахивались от наиболее рьяных протестующих, нисколько не мешая им сотрясать воздух.

Показав удостоверение, газетчик вошёл в здание и быстро занял место в просторном зале, битком набитом его коллегами с блокнотами и камерами. Усевшись между ними, мужчина снял шляпу и кивком поздоровался со всеми знакомыми. Лишь только он закончил оглядывать скамьи, как боковая дверь распахнулась и в помещение в сопровождении двух автоматчиков, по-видимому, не отстававших от пленника ни на шаг, вошёл сам маршал Немезида. Не выдержав приличествующей членам трибунала паузы, следом за ним торопливо появились и судьи – высокопоставленные офицеры с погонами, усеянными звёздами. В составе коллегии было целых два генерала армии, низшим званием был полковник.

– Звёздный состав! – сдавленно шепнул сосед и улыбнулся собственной шутке.

Заседание началось со вступительного слова одного из генералов, назначенного главой комиссии. Он важно встал, пробежался глазами по присутствующим, задержав взгляд только на подсудимом, и сообщил:

– Слушается дело маршала Полевого – командующего стратегическими воздушными силами Демократического Блока. Маршал обвиняется в совершении военных преступлений, а именно в организации и командовании массовыми убийствами военнослужащих в мирное время, террористической деятельности, нанесении вреда государственному и частному имуществу, создании угрозы жизни гражданского населения и нарушении международных конвенций.

Огласив список довольно тяжёлых обвинений, он пригласил маршала ответить на формальные вопросы.

– Вы Алексей Полевой, девяносто девятого года рождения, состоявший на службе Демократического Блока, последнее звание – маршал? – чуть ли не с восхищением закончил судья.

– Всё верно, – холодно подтвердил тот.

– Поклянитесь, что будете говорить правду и только правду, – продолжил генерал и указал на текст международных конвенций, лежавший на столе перед ответчиком.

– Я и не собирался лгать, – гордо отрезал маршал Полевой, но всё же положил руку на красную обложку и принёс соответствующую клятву.

– Предупреждаю вас об ответственности за дачу ложных показаний перед трибуналом.

Мужчина промолчал и занял своё место. Слово тем временем перешло к государственному обвинителю. Гибкий худощавый офицер в звании майора резво поднялся на ноги и поприветствовал собравшихся.

– Я поясню, в чём именно обвиняется сидящий напротив меня человек, известный, как маршал Немезида. Это прозвище возникло отнюдь не на пустом месте, дамы и господа! До войны и в первые годы боёв он примерно служил, исполняя свой долг перед страной, однако затем всё переменилось. Я имею в виду битву при Вердене, где отличились эскадрильи стратегических войск. Как мы позже вам продемонстрируем, командующему было поручено остановить продвижение наших сухопутных сил на узком участке, где создалось бедственное положение для группировки противника. Задание было сопряжено с высокими потерями, что, однако, не остановило маршала от ввода в действие своих лучших лётчиков. Несмотря на огромные потери, его подчинённым удалось замедлить продвижение наших передовых отрядов, после чего началась кровавая бойня. Под этим, уважаемый суд, я подразумеваю интенсивные бомбардировки местности, не несущие никакой тактической выгоды. Следствие предполагает, что сверху был дан однозначный приказ истребить всё живое! Послушные своему начальнику, пилоты с удвоенной энергией утюжили местность, забыв о гуманизме и здравом смысле. Процесс над теми из них, кого мы нашли, скоро закончится, и уверяю вас, что они понесут наказание как пособники и исполнители зверских распоряжений! В этом состоит первый пункт обвинения.