Страница 3 из 6
Вера пожала плечами, и присела у стены чуть поодаль. Сам - так сам. Теперь, когда страх немного отступил, он явно опасался подхватить от нее какую-нибудь городскую заразу.
Обработав рану и вколов какую-то ампулу, пилот откинул голову и прикрыл глаза. Вера же, вполглаза наблюдая за ним, продолжала прислушиваться к шорохам снаружи.
Где-то через час, когда те поутихли, она шепотом спросила:
- Как нога?
- Терпимо, - прошептал тот. - Кость вроде не задета. Но медицинская помощь... Помощь... - Он неожиданно спохватился, засуетился и вытащил из нагрудного кармана рацию. - Надо вызвать помощь.
Но уже после пяти минут тыканья в тангенту, он обессиленно опустил руки:
- Аккумулятор... Чертова батарея села!
- Не кричи. Запасной, что ли, нет? - жестоко сыронизировала Вера, но парень вдруг оживился:
- Есть. Есть! Должна быть в сумке. Но...
- Что - но?
- Сумка в вертолете...
Вера вспомнила столб дыма над машиной и усомнилась:
- А он не взорвался?
- А ты слышала взрыв?
Действительно. Взрыва не было.
- К тому же, топлива почти не оставалось. Нам бак пробили. Твари... Нарвались на мародеров...
- Давай без историй, - перебила его Вера и, подумав, продолжила:
- Раньше завтрашнего утра можешь забыть про свою батарейку. Пока друзья не угомонятся.
- Какие... А, инфицированные.
- Именно. Так что вколи себе лучше что-нибудь для спокойствия и спи. Лучше времени не придумаешь.
Когда уже смерклось, и Вера, укутавшись в куртку, клевала носом, со стороны пилота послышался шепот:
- Спасибо...
-Что? - Встрепенулась она.
- Спасибо. Что спасла.
- Спи, вояка. Не факт, что завтра будет лучше.
Пауза, и парень добавил:
- Меня Слава зовут.
***
- Ну что, уже можно открывать? - Веселится она, касаясь пальцами его ладони, которой он прикрывает ей глаза.
- Подожди, солнышко. Еще чуть-чуть... Аккуратно, не споткнись... Иначе какой же это будет сюрприз.
- Ну, милый. Ну, ... - Вера называет его по имени, но не слышит собственного голоса. Она напрягает слух до предела, но даже отзвуки его ныряют за невидимую ширму. И почему, произнеся это имя только что, то самое имя, которое наполняет душу теплом и хочется произносить бесконечно, упорно ускользает из памяти? Такое ведь бывает только в бреду. Или во сне...
- Имей терпение. - Лица его Вера не видит, но чувствует улыбку. Жесткие пальцы немного, но пахнут табаком. Опять тайком покуривал. Надо бы разозлиться, ведь обещал бросить, но почему-то не выходит.
- Вуаля, - с наигранной торжественностью восклицает он и убирает руки.
На полу стоит плетеная корзина с высокой, повязанной красным бантом ручкой. А из нее, высунув наружу смешную мордашку, озирает окрестности черный вислоухий щенок.
- Ну что? Как назовешь?
- Это мне?
- Ну а кому же? - Усмехается он. - Или это на моем десктопе ризеншнауцеры сменяют друг друга, как почетный караул?
Щенок тем временем неуклюже наваливается на край, опрокидывает корзину и выпадает, окутанный старым пледом. За полминуты одолев последний, он победоносно фыркает и неуклюжей спотыкающейся походкой ковыляет к Вере.
Черные лапы мягко упираются в колготки, хвост ходит ходуном, и Вера заметить не успевает, как черное чудо уже устраивается у нее на руках.
- Так как назовешь?
Черные глаза, выделяясь на мордашке лишь узким краешком белков, вдруг уставляются куда-то ей за плечо. Тогда Вера тоже поворачивает голову и тут же получает по щеке смачную оплеуху слюнявым гладким языком.
- Ах ты, жулик! - Она смеется и трепет малыша по холке. - Вот так тебя и назову!
***
Ночью был сильный дождь, и фасад дома облупился еще больше. Прорехи в голубой краске теперь походили на рваные раны, затянуться которым было уже не суждено. Остальные дома были не лучше, и вся улица, как и положено мертвецу, постепенно превращалась в тлен. Но этот дом она видела каждое утро, и он давно стал для нее этакими часами, подтверждающими реальность окружающей обстановки и протекания унылых дней.
Но почему именно он? Почему именно его память выбрала за ориентир? Ведь впервые она очутилась здесь только на следующий день после того, как очнулась возле догорающего автобуса. Того самого, чей черный остов будто ножом отсек ее прежнюю жизнь и стал началом нового странного пути.
Выбраться отсюда стало для нее единственной целью. Причем не столько из желания спастись, сколько из желания вспомнить. Она искренне верила, что город проклят, и, даже будучи мертвым, он мстительно делился этим проклятием с теми своими обитателями, что еще пытались сохранить человеческий облик.