Страница 8 из 9
Таблица 2.1. Сравнительный анализ
Критика
За более чем полувековую историю мериторики ей были посвящены многочисленные исследования, отмечающие слабые и сильные стороны этой концепции16. Напуганные досмитовской феодальной властью, а затем, сильнее прежнего, тоталитарной экономикой национал-социализма и коммунизма, когда государственное вмешательство и подавление частной инициативы стали сутью системы хозяйствования, либеральные экономисты возвели индивидуалистическую ортодоксию в ранг непреложной истины. И тогда всякая теоретическая концепция стала подвергаться обязательному тестированию на верность индивидуалистической методологии.
В эпицентре таких проверок на «чистоту крови» оказалась и мериторика Масгрейва, предполагающая коррекцию индивидуальных предпочтений и государственный патернализм. Достаточно вспомнить дискуссию вокруг этой теории, чтобы выделить ее главные вопросы – в какой мере мериторную активность государства можно обосновать с индивидуалистических позиций, и насколько это вообще реально сделать17. Сам же Масгрейв был твердо уверен, что он придерживается исключительно «индивидуалистической парадигмы договорного общества индивидуумов» (Рубинштейн, 2009. С. 108).
Однако, объяснения Масгрейва не во всем убеждали критиков мериторики, которые справедливо видели в данной концепции прямое нарушение суверенитета потребителей (McLure, 1990, S. 479; Bre
Обширная литература посвящена и либертарианскому патернализму19. И совсем не удивительно, что критический «обстрел» этой теории идет по тем же реперным точкам (defining points), которые определяют основания мериторики. В другое время и другие ученые высказывали свои сомнения в отношении корректности исходных предпосылок либертарианского патернализма (Glaeser, 2004, 2006; Mitchell, 2005; Leonard, 2008; De Amico, 2009; Hausman and Welch, 2010; Grüne-Yanoff, 2012; Либман, 2013; Капелюшников, 2013b, c; Воробьев, Майборода, 2017; Epstein, 2018; Le Grand, 2018).
Подчеркнем особо, что при всей новизне «нового патернализма» его можно рассматривать в качестве «второго открытия» мериторики, которое сделали поведенческие экономисты, продемонстрировавшие на экспериментах множество конкретных ситуаций, когда люди в определенных обстоятельствах принимают не лучшие для себя решения. С точки же зрения исходных предпосылок и методологии, либертарианский патернализм почти ничем не отличается от мериторного вмешательства в потребительские предпочтения индивидуумов (De Amico, 2009; Kirchgaessner, 2012). «Разница между ним и традиционным, «старым», патернализмом оказывается чисто символической: в конечном счете и тот, и другой нацелены на то, чтобы навязывать людям – вопреки их желанию – чуждые им поведенческие нормы» (Капелюшников, 2013c. С. 41).
Нетрудно понять также, что патернализм в любой форме основан на нормативном знании – «как должно быть». Поэтому вполне ожидаемыми следует считать и упреки со стороны специалистов, стоящих на платформе позитивного экономического анализа. По мнению Р. Сагдена, например, либертарианский патернализм – это «концепция, предусматривающая плановика, несущего ответственность за сопоставление сведений об индивидуальных предпочтениях и благосостоянии, который затем, руководствуясь этими данными, будет способствовать росту всеобщего блага» (Sugden, 2008. Р. 229). Де-факто же эта теория, как и мериторика, исходит из предположения, что потери благосостояния из-за поведенческих провалов индивидуумов превосходят издержки общества, направленные на их устранение (Wright, Ginsburg, 2012)20.
Рассмотрев принципиальные замечания, я оставил в стороне претензии, непосредственно касающиеся «каталога» нерационального поведения индивидуумов в поведенческой экономике и случаев нерациональности в мериторике. Данному аспекту сравниваемых теорий посвящено множество работ экономистов, психологов, социологов и даже юристов. С позиций же настоящего исследования эти вопросы характеризуют частные особенности мериторного и поведенческого подходов, генетически связанные с истоками указанных теорий, но не меняющие отношения к их общей методологической основе, – отказу от абсолютизации рационального поведения индивидуумов и легитимации патернализма государства.
Как же случилось, что близкие по исходным посылкам и методологии, наконец, по характеру критических замечаний теории совершенно по-разному воспринимаются сообществом экономистов? Почему мериторика осталась в прошлом, а идеи поведенческой теории, получив признание и став частью мейнстрима, применяются в различных разделах экономической науки и практики, где отклонение от нормативных стандартов, так же как и в мериторике, служит основанием патерналистских действий государства?
Конечно, надо учитывать, что сравниваемые теории разделяет почти половина столетия. За этот период экономическая наука и экономическое сообщество изменились качественно. Можно говорить, наверное, об эмпирическом сдвиге в экономических исследованиях, о накопленном огромном опытном материале и новых возможностях его обработки (big data). Всего этого во времена Масгрейва не было и, наоборот, стало одним из оснований поведенческой и экспериментальной экономики, из которых, собственно, и вырос либертарианский патернализм.
Судя по всему, именно эти обстоятельства и дают ответ на основной вопрос, обозначенный в данной главе, с которым, наверное, согласятся большинство экономистов, признающих закономерность успеха либертарианского патернализма. При этом выполненный анализ свидетельствует, что либертарианский патернализм в методологическом плане представляет ту же самую мериторику, но на другом витке спирали экономической мысли. Я склонен думать, что либертарианский патернализм – это «новая мериторика», в основании которой лежит не просто допущение нерациональности индивидуумов, а его психологическое обоснование, созданное поведенческой экономикой. Объяснением успеха этой теории, служат, наверное, и заслуга собственно «поведенческой экономики, способствовавшей обретению экономической теорией статуса “экспериментальной науки”» (Капелюшников, 2013а. С. 12).
Вместе с тем относится это лишь к поведенческой экономике в целом, ставшей частью основного русла экономической теории. При этом негативная коннотация патернализма и философия, пусть не классического либерализма, но все же экономической свободы, по-прежнему сохраняются в экономической науке. Так почему же прилагательные «либертарианский» и «асимметричный», в отличие от «мериторного», послужили оправданием патернализма в его прямых нарушениях свободы потребительского выбора индивидуума? Наконец, почему один из уязвимых элементов поведенческой экономики – экспериментальные демонстрации аномалий поведения людей, подвергаясь регулярной критике экономистов21, стали одновременно визитной карточкой и пропуском либертарианского патернализма в современный мейнстрим?
16
Подробный обзор публикаций на эту тему, включая исследования Хеда (1966), Анделя (1984); Шмидта (1988), Приддата (1992), Титцеля и Мюллера (1998), представлен в монографии (Гринберг, Рубинштейн, 2000. С. 55–87, 105–112).
17
Заметим, что полувековое обсуждение концепции Масгрейва больше походит на своеобразный свод попыток устранения противоречий между декларативно индивидуалистическим образом государства и его очевидно не индивидуалистическими мериторными действиями.
18
Курт Шмидт в качестве эпиграфа к статье «Еще к вопросу о мериторике» приводит слова Альфреда де Мюссе из его «Лорензаччо»: «Не натвори чего-нибудь, Филипп, ведь ты подумал о счастье человечества» (Schmidt, 1988).
19
Следует обратить внимание на специальный выпуск журнала Review of Behavioral Economics (2018. December. Vol. 5, Issue 3–4), в котором опубликованы материалы конференции, посвященные поведенческой экономике и патернализму, включая выступления M. Дольда, С. Конли, Д. Ле Гранда, M. Риццо, Р. Сагдена, Д. Хаусмана, К. Шуберта, Р. Эпштейна и др.
20
Скорее всего, это не соответствует действительности. В качестве дополнительного аргумента приведу предостерегающие слова Эдварда Глейзера: «Человеческие существа, постоянно ошибаются, но потери в благосостоянии, которыми чреваты частные ошибки, конечно же, не идут ни в какое сравнение с потерями в благосостоянии, которыми чреваты ошибки правительств. Индивиды могут медлить с принятием решений или инвстировать нелепым образом, но они не сажают по своему произволу людей в концентрационные лагеря» (Glaeser, 2004. Р. 412, цит. по: (Капелюшников, 2013c. С. 37)).
21
Один из многих обзоров критических замечаний по данной теме представлен в статье (Воробьев, Майборода, 2017. С. 13–14). См. также: (Waldfogel, 2005; Plott, Zeiler, 2011; Капелюшников, 2013b. С. 75–79).