Страница 17 из 19
Дверь загремела и открылась.
– На завтрак выходим, – мрачно произнес мент.
Ирка тут же подскочила к двери, на ходу застегивая пуговицы на джинсовой рубашке. В вопросах еды она не медлила. Полицейский пропустил ее в коридор. Наташа вышла следом, что-то бормоча себе под нос и зажав под мышкой бутылку для кипятка.
– Может, тоже надо было сходить? – сказала Катя, забирая у Дианы сигарету и задумчиво выпуская дым. – А то обычно вставать лень, а сегодня Наташа и так всех перебудила.
– Я решила, что в последний день схожу, – ответила Диана. – Отмечу, так сказать.
– А что ты сразу сделаешь, когда выйдешь?
– Ну, меня муж встретит, поэтому сначала я его затискаю. Потом, когда приедем домой, затискаю Барсика. Я так по нему соскучилась, не могу. Потом съем котлет. Или блинов. Я еще не решила. У меня муж хорошо готовит, так что я перед выходом ему закажу. Потом в ванну. А потом сразу отмечать днюху. Мне кажется, я так отвыкну бухать за эти десять дней, что за полчаса нажрусь.
– У тебя день рождения? – спросила Аня.
– Накануне выхода. Представляешь, мне двадцать пять лет исполнится в спецприемнике! Когда мне судья дала десять суток и я поняла, что днюха выпадает на арест, у меня там в суде чуть истерика не случилась. Но сейчас уже привыкла. Зато будет что вспомнить!
– Ой, я тоже нажрусь, – мечтательно сказала Катя, вытянувшись на кровати и глядя в потолок. – Но первым делом я в “Макдональдс”. Двойной чизбургер, ммм… И картошечка по-деревенски… С сырным соусом! Блин, я просто умираю, как хочу еду из “Макдака”. Потом домой и сразу к Ольке.
– А Олька это кто? – подала голос Майя.
– Олька – это моя девушка.
– О-о… Ты с девушкой встречаешься?
– Да, а что, у тебя какие-то проблемы с этим? – Катя приподнялась на локте и, прищурив пронзительные голубые глаза, посмотрела на Майю.
– Нет, просто спросила. Всегда было интересно, как это устроено у… ну… – Майя замялась.
– У лесбиянок? Ну так и говори, что ты жмешься. Да я не лесбиянка на самом деле. У меня раньше одни мужики были. А сейчас Оля.
– А как так получилось? Мне просто интересно. Я не… как это называется?.. – Майя наморщила лобик. – Ну, не против геев. Не гомофобка. Только не понимаю, как это – мне вот всю жизнь только мужчины нравились.
– Ну вот так это, – лениво сказала Катя, снова ложась на кровать. – Дело не в мужиках или бабах, а в людях. Тебе же вот тоже не все подряд нравятся? Встречаешь человека и сразу понимаешь, что он тебе подходит больше всех. Когда я познакомилась с Олей, то сразу поняла – это мое. Она такая спокойная, тихая. Я с ней прямо отдыхаю.
– И ты в нее с первого взгляда влюбилась? – спросила Майя с надеждой. Она стала похожа на ребенка, который слушает сказку.
Катя фыркнула:
– Ну, встречаться мы с ней быстро начали. Я обычно времени не теряю.
– И как на вас на улице реагируют? – спросила Диана, ложась на свою кровать. Взглядом она упиралась в Катин матрас над собой, и оттого казалось, что она разговаривает с ним.
– Да нормально реагируют.
– Ну, всякие упоротые не попадаются, которые кричат, что это пропаганда?
– Пффф, еще чего! – пренебрежительно сказала Катя. – Да пусть мне только кто-нибудь попробует что-то сказать, хорошо, если потом сам уйти сможет.
– У нас в Ижевске во дворе жил мальчик, все думали, что он гей. Так его однажды пацаны подкараулили и избили так, что он в больницу попал, – сообщила Майя. – Я вот этого никогда не понимала. Бить никого нельзя, даже геев! Он к тому же ничего особенного не делал, только волосы в белый цвет красил.
В Аниной голове всплыла картина из прошлого: она с мамой едет в автобусе на кладбище к бабушке. В этой поездке не было ничего особенного, кроме самой Ани: с недавнего времени она чувствовала себя не собой, которую знала и любила, а посторонним человеком, за которого ей стыдно. Этот стыд изводил Аню последние несколько недель, но теперь в преддверии кладбища обострился до нестерпимости. Ей казалось, что она как героиня фантастического фильма, которая неожиданно обнаружила, что в ней поселился злобный пришелец. Той, какой она была раньше, больше нет, на смену хорошему человеку пришел новый неприятный, которого Аня теперь обречена до конца жизни таскать с собой и скрывать. Если справиться с этим, спрятавшись в кровати под одеялом, было хоть как-то возможно, то ехать такой на кладбище, с его ореолом мрачной торжественности и даже некоторой святости, было невыносимо.
Чтобы мама ничего не заметила, Аня сидела, отвернувшись к окну. Когда она отвлекалась на пейзаж, стыд в ней съеживался до маленького тревожного комочка, который удавалось игнорировать, но стоило Ане, перебирая мысли, споткнуться о него снова, как он тут же разливался по всему телу. Аня пыталась представить, что случится, когда она окажется на кладбище. Конечно, она знала, что земля не разверзнется и гром не грянет, хотя, возможно, порадовалась бы этому: лучше бы так, чем постоянное тайное самобичевание, которому она себя подвергала.
Аня даже не понимала, когда в ней поселился пришелец. Этот момент должен был чем-то отличаться от остальных, но по Аниным ощущениям она неуловимо соскользнула в новую реальность, а когда осознала это, пришелец был давно внутри.
Они познакомились с Женей на курсах английского несколько месяцев назад, и сначала та ей даже не понравилась. Она была слишком нахальная – на первом же занятии бесцеремонно заглянула к Ане в тетрадку и ткнула ручкой в ошибку, хотя ее никто не просил. И вообще Женя постоянно всех перебивала, слишком громко смеялась и курила в перерыве. Аня поначалу держалась от нее подальше и даже отсела на следующем занятии – но в тот день Женя забыла учебник, и их все равно посадили рядом. Женя как будто не чувствовала Аниного отчуждения: лезла к ней с разговорами, интересовалась, какое кино та смотрит, а когда выяснилось, что они еще и живут неподалеку друг от друга, предложила подвозить ее после занятий. Ане было семнадцать, Жене – двадцать один, она слушала “Ночных снайперов” и носила пирсинг в брови.
Однажды она не пришла на занятие, и Аня поразилась тому, как ее это расстроило – она и не подозревала, что успела настолько привязаться к ней. На следующем занятии Жени опять не было. Раньше Аня заходила в класс в предвкушении их встречи и видела его как будто озаренным, а теперь он был пустой и бездушный, словно из него вынули все волшебство.
На третий раз она уже не слишком надеялась, и Женя действительно снова не пришла. Аня смотрела на ее пустой стул и безучастно думала, что скоро к этому привыкнет. У нее даже не было Жениного номера, чтобы написать и спросить, что случилось. Можно было узнать его у преподавателя, но Аня чувствовала смутное нежелание спрашивать – почему-то не хотелось, чтобы кто-то догадался о ее интересе. За окном садилось солнце, и стена напротив входа в их класс была залита густым желтым светом. Эта стена действовала на Аню успокаивающе. Она смотрела на нее, как в портал, пока он и в самом деле не открылся: безупречное желтое поле вдруг разрезал черный силуэт, который рос по мере приближения. Аня смотрела на него, как загипнотизированная. Она знала, кого сейчас увидит, но не хотела торопить момент. Радость от встречи стала неминуемой, и можно было позволить себе смаковать ожидание, наслаждаться самой этой безупречной желтой стеной и растущей на ней тенью. Женя вошла в класс, и радость мгновенно заполнила Аню. Ей стало блаженно тепло. Полуприкрыв глаза, она смотрела, как Женя подходит ближе, занимает свой беспризорный стул и открывает учебник. Наверное, в этот момент Аня и осознала, что в ней живет пришелец, но тогда это ее нисколько не встревожило – в ту минуту она просто позволяла себе переживать это блаженство.
С того вечера, однако, начались ее метания. С одной стороны, Аня была влюблена и счастлива. Она ждала каждого занятия, выбегала с Женей в перерыве курить, скачала все песни “Ночных снайперов”, часами разговаривала с ней по телефону и стала смотреть на всех свысока: ей казалось небывалым везением, победой в жизненной лотерее, что Женя выделила ее среди остальных. С другой стороны, Аня была в замешательстве – ей казалось, что на ее место пришел другой человек, которого ни окружающие, ни она сама не одобрили бы. Было стыдно чувствовать влюбленность в женщину и страшно, что кто-то узнает. Когда она находилась рядом с Женей, счастье казалось ей логичным и правильным чувством, но как только она оставалась одна, оно ощущалось диким и противоестественным. Аню изводило такое противоречие – а потом случилось кладбище. В автобусе в тот день она чувствовала себя особенно порочной и оскорбительной для человечества.