Страница 48 из 53
Снова приложив к губам флейту, Вителий заиграл что-то грустное, и остальные музыканты подхватили унылый мотив. А Родион же, положив бубен, незаметно уселся среди зрителей. Никто не обращал на него внимания, и он, потихоньку подвигаясь, вскоре очутился уже на самом краю двора. Миг – и вот уже скрылся за вишневыми деревьями, за яблонями и сливами, а там, таясь за колючими кустами терновника, прокрался к бревенчатой стене. Заглянул в маленькое волоковое оконце, но ничего не увидел в темноте и прошептал:
– Хильда! Ты здесь? Отзовись, это я.
Прислушался – никакого ответа! Что ж, бывают в жизни огорчения…
– Эй, есть там хоть кто-нибудь? – попробовал еще раз.
– А тебе кого надо, парень? – донесся изнутри приглушенный девичий голос.
– Хильду. Готскую девушку со светло-золотистыми волосами и глазами, как озерная синь.
– А, понятно. Была здесь такая, но уже нет. Ее готовят.
– Готовят?! К чему?
– К дальней дороге. Эй, парень, не мешай слушать песню, иначе позову стражу.
– Последний вопрос, умоляю! А куда ее повезут?
– В Равенну, в подарок Аэцию.
– Но Аэций – христианин, ему нельзя принимать в подарок девушек!
– Ты меня утомил! Стража! Эй, стража!
Юноша поспешно ретировался – главное он уже выяснил. Хильду увозят в Равенну? Значит, в ближайшие дни туда же отправится и он, чего бы ему это ни стоило. Можно прямо сегодня не возвращаться в лагерь или в следующий раз, когда «слушатели разведшколы» Хлотаря вновь отправятся в город. Но нужно так исхитриться, чтобы все поверили, будто пропавший словенин погиб в схватке с разбойниками или еще с кем… Только братьям можно сказать правду, да и как обойтись без их помощи? Важно не спешить и все хорошенько обдумать. Равенна так Равенна – это тоже достаточно большой город, там нетрудно затеряться. Да и Рим, можно сказать, под боком, а уж там-то беглецов никто никогда не найдет. Из Рима перебраться в восточную часть империи – в Константинополь, а уж оттуда в родные места… Ну, то есть к родному болоту.
Да, строгой дисциплиной ставка верховного вождя похвастаться не могла. Создавалось впечатление, будто все стражники, бросив посты, ушли к усадьбе слушать музыкантов, а из тех, кто не ушел, одни забавлялись, подкидывая секиру, другие метали ножи в ствол ближайшего дерева, третьи приставали к проходившим служанкам. Только в бревенчатой башне у ворот часовые несли службу четко – беспрестанно оглядывали окрестности и ни на что не отвлекались. Интересно, отчего такая разница? С другой стороны, в пригородном лагере порядок строгий, почти по римскому образцу, а в верховной ставке – полное раздолбайство. Впрочем, у себя дома Аттила может никого не бояться: враги к деревянному дворцу не прорвутся, зато от кинжала или яда никакие часовые все равно не спасут, даже самые бдительные.
Пройдя через яблоневый сад и свернув к воротам, Радомир заметил знакомых готов. Их трудно было бы не заметить – парни воинственно размахивали мечами и изрыгали гнусные ругательства, самым смачным из которых явно научились у соседей-словен.
Шумели они не просто так, а затеяв ссору с настоящими гуннами, сынами племени хунну – узкоглазыми, черноволосыми и смуглолицыми, которые тащили куда-то целую корзину припасов.
– А я сказал – не позволю! И обо всем немедленно доложу сотнику Арбольду, а уж он вам спуску не даст.
Радомир вздрогнул, узнав этот голос. Неужели?! Среди готов главным был старинный знакомец Эрмольд! Ну, конечно, где ему быть, как не в подобном теплом месте? Он такой – без мыла в задницу влезет.
– Наш брат умрет! – резко возразил один из гуннов. – Ты этого хочешь?
– Не я, а Этцель конунг.
– Что такого сделал наш брат?
– Спрашивайте у властелина!
– Все равно мы хотим передать…
– Нет! Только не в мою стражу.
– Так бы и говорил…
Разочарованно отмахнувшись, гунны ушли: их было всего трое, а готов вместе с Эрмольдом – полдюжины. Радомир хотел посмотреть, куда направится его давний недруг, но помешали гунны. Вели они себя мирно – подошли, поклонились, а один спросил, не знает ли уважаемый господин, то есть Радомир, где сейчас сотник Арбольд. Видно, приняли за кого-то другого.
– Сотник Арбольд? Не знаю, – молодой человек пожал плечами и улыбнулся. – А может, я смогу чем-то помочь? Передать господину сотнику что-нибудь, если встречу?
– Да, если можно.
– Охотно передам! – пообещал Родион, на самом деле желая лишь поскорее отделаться от собеседников. – Что именно? Только прошу, не задерживайте – у меня важные дела!
– Да-да, мы быстро. Наш брат, юный воин, брошен в яму по лживому доносу.
– Вот как? Ой, в яме нехорошо сейчас, холодно, помнится, и я как-то раз сидел… Давно он там? И за что?
– Второй день, – за всех отвечал все тот же гунн, видимо, лучше других знающий латынь. – А за что, не ведаем.
– Это вам необходимо первым делом выяснить.
– Но мы пасем табуны и здесь бываем редко. Может, ты что-то узнаешь для нас? Мы бы отблагодарили, не сомневайся.
– Хорошо, хорошо, – согласился Радомир. – Сделаю, что смогу. Как зовут вашего брата, который в яме?
– Его зовут Миусс, господин.
Парня нужно вызволять! Гунн Миусс – друг, выручивший в минуту смертельной опасности, один из немногих людей, на которых Родион мог положиться. Но сперва надо разобраться, что и как. Где тут земляная яма? И как там вообще можно сидеть ранней весною – днем-то уже тепло, однако ночью пар изо рта идет. Нельзя там выжить, можно только загнуться и сдохнуть!
Узилище молодой человек обнаружил быстро: пошел за слугами, что несли по двору котелок с похлебкой. Только это оказалась не яма, а целый каземат: сооружение из серых валунов, с дубовой дверью, окованной металлическими полосами и запиравшейся снаружи на толстый засов. Охранял узника часовой – чрезвычайно гордый порученным делом юноша с коротким копьем и скрамасаксом у пояса.
Причем охранник был не единственным: еще один стоял поблизости, третий – за углом, у ограды. Грамотно расставлены: нападешь на одного, остальные сразу же заметят. Придется вспомнить науку лектора, пожелавшего остаться неизвестным: прикинуться кем-нибудь из начальства. Для этого нужен красивый дорогой плащ, который можно раздобыть у тех раззяв, что внимают сейчас музыкантам.
Приняв решение, Радомир тотчас же вернулся и встал у вишен с самым деловым видом. Присмотрелся: разношерстная публика сидела прямо на свежей травке, слушала песни, время от времени подпевая нестройным хором:
– Эх-ха! Эх-ха! Аой!
Довольные все! Что же плащ-то никто не скинет, жарко же? Солнышко печет, плечи пригревает… Ага… вот они, плащи, повешены на тонкую липу.
Молодой человек подошел ближе и разочарованно вздохнул: в таких плащах только коров пасти, и то где-нибудь от людей подальше. Срамота! Когда-то выкрашенные черникой, крапивой, дроком в приятные для глаза цвета – тускло-синий, зеленовато-серый, желтый – под дождями и ветрами ткани выцвели до грязно-серых и блекло-желтоватых и не имели уже никакого вида. Нет, в таком паршивом плащике «дежурным по роте» или каким-нибудь порученцем не притвориться. Как бы самого в каземат не засунули. Другой надо искать, побогаче, поизысканнее.
Вот такой, например! Взгляд юноши остановился на фигуре рослого германца, с группой товарищей сидевшего в теньке. Вот это плащ, в таком хоть к самому Аттиле на прием! Ярко-алый, расшитый золотом, да еще и заколотый изящной фибулой со сложным узором, где в контуры, выложенные тонкой золотой проволокой, залита изумрудная, небесно-голубая, желтая эмаль. Варвары умели делать такие вещи не хуже римлян – на солнце сияет, аж глазам больно. Любой дурак поймет: в таком роскошном плаще может ходить только большой человек, облеченный высшей властью!
Одно плохо: владелец плаща со своим сокровищем не расставался, несмотря на жару. Выманить бы его из тени на солнышко, да как? Германцам, похоже, и под вишнями неплохо. Музыканты играют, песни поют…