Страница 36 из 53
– Опять эти готы глотки дерут, – обронил Родион.
– Эх, а я давненько песен не пел, – зевнув, завистливо протянул Тужир. – А хочется!
– Хочется, так пой, – ухмыльнулся Истр. – Коли душа желает, верно, брате?
Молодой человек отмахнулся:
– Нас с вами не петь, а сторожить поставили, – как старший, напомнил Радомир. – Правда, я бы лучше тебя, Тужирушко, послушал, чем этих готских петухов. Поешь ты не в пример лучше.
– А то! – Тужир приосанился. – Ну, братцы, может, и вправду споем? Потихонечку!
– Часовому запрещается… – по привычке начал цитировать Родион, но осекся и сплюнул. – А и правда, спой, братец! Только не очень громко.
Внезапно ему пришла в голову неплохая мысль: ведь Хильда знает, что он, Радомир, из словен. А как еще подать ей знак, что здесь, совсем рядом, есть словены?
Тужир подумал, глядя на веселое желтое пламя, да и затянул:
Хорошая песня оказалась. Правда, Истр заснул, вытянувшись на лапнике, пока слушал, но Родиону понравилась.
– А ты, брат, почему с нами никогда не поешь? – спросил Тужир, с довольным видом выслушав похвалу. – Неужели ни одной песни не знаешь?
Родион чертыхнулся про себя: ишь ты, заметил!
– Давно хочу спросить: в твоем прежнем роду какие песни пели? – подбросив в костер хвороста, заинтересовался подросток. – Похожие на наши или нет?
– Да не так чтобы похожие, – ухмыльнулся Рад, вспомнив обычный репертуар товарищей-туристов. – Умел бы я петь, то исполнил бы что-нибудь.
– Ну, спой! Никто ведь не слышит, кроме меня, Истрище, вон, спит давно. А мне так любопытно!
– Отстань!
– Ты тихонечко! Я же спел, когда ты попросил! А тебе для брата родного и песенки жалко? Одни ведь мы теперь друг у друга остались на всем свете белом! – Тужир чуть слезу не пустил и даже поднял было рукав кожуха – утираться.
– Ладно, не реви! Уговорил.
Самому вдруг захотелось вспомнить свое недавнее прошлое. И запел Родион первое, что на ум взбрело: «Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно…» Увы, после первого куплета слова кончились, пришлось перескочить на «Солнышко лесное», которое вскоре плавно перетекло в «Над Канадой небо сине, меж берез дожди косые…». А где березы, там и баобабы, поэтому закончилось все куплетом про жену французского посла, там где «баобабы-бабы-бабы» – эту последнюю песню особенно любил Валентиныч. Тужир, впрочем, оказался публикой благодарной, на путаницу не жаловался, а слушал да восхищался.
– Ой, какая веселенькая! Жаль, много слов непонятных. Да, совсем другие у вас песни, не наши. Ну, еще какую-нибудь!
– Да хватит петь, а то горло застудим. Иди-ка лучше спи, братец, скоро твой черед сторожить.
– Не хочу я спать. Спой еще, а?
– Нет, не он, – вдруг сказал совсем рядом чей-то чужой голос. – Пусть ты! Да, ты пусть петь еще. Про березу, как прежде.
Парни изумленно обернулись. Приоткрыв дверь, из хаты выглядывала круглолицая девчонка с косами – одна из готских пленниц.
– Ты хочешь, чтоб мы спели? – в изумлении переспросил Родион.
– Не ты! Он, – девчонка кивнула на Тужира. – Он лучше. А ты не умеешь.
– Вот видишь? – Молодой человек ткнул братца в бок. – Что я говорил? Публика тебя желает услышать. Исполни что-нибудь по заявке… как тебя зовут-то, краса?
– Эрмендрада… Зачем тебе мое имя?
Радомир усмехнулся: сначала ляпнет, потом подумает, зачем. Одно слово – девка.
– Красивое имя, но длинное! – заявил он. – У вас у всех такие? Попроще нет?
– Есть и короткие. Одна вот – Хильда.
– Хорошо хоть не Фредегонда!
– Фредегонда дома осталась. – Девушка вдруг вздохнула с такой грустью, что Родиону стало ее жалко.
Вороша угли в костре, он тихонько двинул локтем Тужира:
– Ну, что ты там – уснул? Давай уж пой, видишь, девушки просят.
Тужир покладисто затянул про березу с самого начала. Слушательниц прибавилось – еще чье-то лицо белело в полутьме за плечом Эрмендрады. Дверь не закрывали, хотя наверняка снаружи тянуло холодом. А Родион втайне ликовал: Хильда здесь, рядом!
– выводил Тужир, звонко, но негромко и душевно. И впрямь талант у парня – не хочешь, а заслушаешься. Но главное – Хильда… Может, позвать ее? Теперь-то девчонки не станут жаловаться, сами ведь вышли.
Едва дождавшись, когда закончится песня – не хотелось прерывать, Родион встал, приложил к губам палец… Но не успел двинуться с места, как услышал за спиною чьи-то шаги – твердые, уверенные, наглые даже. Так ходит тот, кто имеет право.
– Смотрите-ка – эти словенские тюфяки не спят! Чего встали – пропустите!
Палач Ашир! Тот самый, которого единственного разрешено пропустить к пленницам. Вот только не хочется совсем…
– Эй, просыпайтесь! – ударом ноги распахнув дверь, закричал палач. – Дайте-ка мне головню, парни, темно, как в заднице! Ты и ты… – доносилось из хаты, куда гунн вошел, вооружившись горящей головней. – Нет, не ты, только вы две. Одевайтесь – наш великий вождь в милости своей приглашает вас на пир.
– А ее почему не зовут?
– Говорят, она недостойна сидеть за столом с приличными людьми. А вы две из хороших семей, с которыми не зазорно породниться и самому знатному воину. Счастье вам привалило, девки! Поторапливайтесь, может, сегодня присмотрите себе достойного мужа… ха-ха-ха!
Неприятный был тип этот палач. Все так же хохоча и глумливо подмигивая, он увел двух девок, и те шли с ним охотно. Неужели поверили обещаниям, дуры?
Впрочем, кто его знает? Может, он не сильно и обманул. Сегодня – наложницы, завтра – законные жены, послезавтра – обеспеченные молодые вдовы. И так ведь бывает, дай бог, и этим повезет…
Ага! Вот уже и визг раздался – видать, «женихи» времени даром не теряют.
– А понравилась им моя песня, – смущенно улыбнулся Тужир.
– Само собой! Если еще попросят – не отказывайся. А сейчас разбудим Истра, да ложись спать.
– А ты?
– Посижу еще… Истр! Вставай, брате, солнце уже высоко.
– Какое еще солнце? – не понял спросонья юноша.
– Шучу я. Где уж тут солнце…
– Ох, чем это пахнет? Там не мясо у вас пригорело?
– Откуда мясо?
– Миусс обещался на огонек заглянуть.
– Ага, на огонек… Отпустили его, как же!
– А он и спрашивать никого не станет, куда захочет, там и будет, такой уж парень.
– Ладно. Слышь, Истр, ты, если что свисти…
– Зачем?
– Я тут пройдусь… недолго.
Как бы так сделать, чтобы братья не видели, как он заходит в избу? Тужир, слава богу, спит уже, утомился, певун. А вот второй…
– Где у них тут отхожее место?
– На углу через два квартала… – ответил обрадованный Родион. – Тьфу… во-он у плетня, за хлевом.
– Птичник это, а не хлев.
– Ну, значит, за птичником. Так мы договорились? Если что – свистнешь?
– Да свистну, свистну. Ты только не очень долго, брат.
Поспешно пробравшись по узкой тропке между высокими сугробами, Родион осторожно нажал на дверь.
– Кто здесь? – послышался изнутри девичий голос.
– Я, Радомир.
– Рад?! – Девушка шагнула в сени и подняла лучину, освещая лицо незваного гостя. – Господи Иисусе… Я знала, знала что мы встретимся. Господи… милый…
6
Стихи Евгения Ткаченко (КИР «Готский путь»). (Прим. ред.)