Страница 3 из 15
– Зависит от того, что будет дальше.
– Что-то да будет, – просто ответил я. – Это все, что я могу тебе рассказать. Но твое существование не оборвется на смерти.
– И ты видишь, что нас ждет?
– В смысле? – Я не видел будущего, если он это имел в виду.
– Ты видишь тот свет?
– Нет. Я вижу только то, что они хотят мне показать.
– Они? Кто «они»?
– Любой, кто явится ко мне, – я пожал плечами.
– Они шепчут тебе? Разговаривают с тобой? – Таг тоже перешел на шепот, словно мы обсуждали что-то священное.
– Нет, они ничего не говорят. Только показывают мне разные образы.
Таг вздрогнул и потер затылок, будто пытался стереть мурашки, выступившие на его коже.
– Ты видишь их воспоминания?! Каждого из них? Всю их жизнь?
– Иногда кажется, что да. Это целый поток красок и мыслей, обрушивающийся на меня с невообразимой скоростью, а я улавливаю лишь случайные обрывки. И я вижу лишь то, что могу понять. Уверен, они бы с радостью показали мне больше, но это нелегко. Все очень субъективно. Обычно я вижу лишь фрагменты, но не картину целиком. Со временем я научился их фильтровать, и теперь это больше похоже на воспоминания, а не на одержимость призраками.
Я непроизвольно улыбнулся, и Таг ошеломленно покачал головой.
– Моисей? – отвлек меня от размышлений Таг.
– А?
– Не пойми меня превратно, но… если ты знаешь, что впереди нас что-то ждет – не плохое, не пугающее, не зомби-апокалипсис и не огонь и сера – по крайней мере, насколько тебе известно… почему ты остаешься здесь?
Его голос прозвучал так тихо и сдавленно от переизбытка эмоций, что я не знал, чем ему помочь. Пророк или нет, у меня не было правильного ответа. Мне потребовалась минута на размышления, но в конце концов я подобрал ответ, который показался мне правильным:
– Потому что я по-прежнему буду собой. Как и ты.
– Что ты имеешь в виду?
– Нам не сбежать от самих себя, Таг. Тут, там, на другом конце света или в психиатрическом отделении Солт-Лейк-Сити. Я Моисей, а ты Таг, и так будет всегда и везде. Так что либо мы разберемся с собой тут, либо там. Но это неизбежно. И смерть этого не изменит.
Он очень медленно кивнул, наблюдая за моими руками, которые тем временем создавали никому не понятные рисунки.
– Это никогда не изменится, – прошептал Таг, словно мои слова нашли отклик в его душе. – Ты – Моисей, а я – Таг.
Я кивнул:
– Ага. И хоть порой это отстойно, но в этой мысли есть и что-то утешающее. По крайней мере, мы знаем, кто мы.
Он больше никогда не задавал вопросов о своей смертности и в последующие недели обрел уверенность, которой, как я подозревал, некогда было у него в избытке. Таг начал планировать, куда отправиться дальше. Я же по-прежнему не имел ни малейшего представления.
– Когда ты выйдешь отсюда, то куда планируешь пойти? – спросил Таг как-то за ужином, пожирая еду глазами. В него могло влезть почти столько же, сколько в меня, и я не сомневался, что повара Монтлейка считали дни до нашего ухода.
Я не хотел обсуждать это с Тагом или с кем-либо другим и сосредоточил взгляд на окне левее его головы, давая понять, что разговор окончен. Но он не отступал:
– Тебе уже восемнадцать. Ты вычеркнут из системы опеки. Так куда ты теперь пойдешь, Мо?
Не знаю, с чего он взял, что может называть меня Мо. Я определенно не давал своего согласия. Но с ним всегда так: он умел просачиваться сквозь мою броню.
Я на секунду перевел взгляд на Тага, а затем пожал плечами, словно это мелочи.
Я провел здесь долгие месяцы. Рождество, Новый год, февраль. Три месяца в психбольнице. И мне хотелось остаться.
– Поехали со мной, – предложил Таг, бросая салфетку на стол и отодвигая поднос.
Я изумленно отпрянул. Я помнил, как он рыдал и его крики эхом разносились по коридору, когда его привезли в психиатрическое отделение. Он прибыл почти через месяц после меня. Я лежал в кровати и слушал, как санитары пытались его утихомирить. В то время я не осознавал, что это был Таг. Озарение пришло позже, когда он рассказал, что привело его в Монтлейк. Я вспомнил, как он накинулся на меня с кулаками на терапии – в его глазах пылала ярость, разум помутился от боли. Таг прервал мои мысли:
– У моей семьи много денег. В общем-то, кроме них у нас ничего и нет. Но мы буквально купаемся в деньгах. А у тебя за душой – ни гроша.
Я напряженно ждал продолжения. Это, конечно, правда. Таг единственный друг, который у меня когда-либо был, – единственный настоящий друг, помимо Джорджии. Но я ничего от него не хотел. Ни хорошего, ни плохого – а у него было навалом и того, и другого.
– Мне нужен кто-то, кто проследит, чтобы я не убил себя. Кто-то достаточно крупный, чтобы сдержать меня, если я решу нажраться. Я найму тебя, чтобы ты проводил со мной каждую минуту каждого дня, пока я не разберусь, как отказаться от депрессантов и не перерезать себе при этом вены.
Я недоуменно наклонил голову вбок:
– Ты хочешь, чтобы я сдерживал тебя?
Таг рассмеялся.
– Да. Бей меня по лицу, толкай на землю, выбивай из меня все дерьмо. Главное, проследи, чтобы я оставался трезвым и живым.
Я на секунду задумался, по силам ли мне эта задача. Бить Тага, толкать его на землю. Сдерживать его, пока не пройдет жажда выпить или умереть. Я был крупным. Сильным. Но и Таг не был задохликом. Удивительно, но мысль о том, чтобы врезать ему, уже не казалась такой привлекательной. Должно быть, мои сомнения отразились на лице, поскольку Таг снова принялся меня убеждать:
– Тебе нужен кто-то, кто верит тебе. Вот он я. Тебе наверняка надоело, что люди постоянно считают тебя психом. Я не считаю. Тебе нужно куда-то пойти, а мне нужно, чтобы кто-то пошел со мной. Это неплохая сделка. Ты хотел путешествовать, а мне все равно больше нечем заняться. Единственное, в чем я хорош, это в драках, а драться я могу везде, – он улыбнулся и пожал плечами. – Честно говоря, я не настолько себе доверяю, чтобы оставаться один. А если я вернусь домой в Даллас, то уйду в запой. Или умру. Ты нужен мне.
Он так легко это произнес. «Ты нужен мне». Я диву давался, как возможно, что такой крепкий парень, как Таг, – парень, который дрался просто забавы ради, – мог признаться в подобном. Или верить в это. Я никогда ни в ком не нуждался и не произносил эти слова другому человеку. Подобные признания равносильны признанию в любви, и это меня пугало. Мне казалось, что я нарушаю один из своих законов. Но в тот момент, с приближающимся утром и свободой на расстоянии вытянутых пальцев, я был вынужден признать, что тоже нуждался в Таге.
Из нас вышла странная парочка. Правонарушитель смешанной расы, который не мог перестать рисовать, и крупный техасец с огромным самомнением и лохматой прической. Но Таг говорил правду. Мы оба застряли. Потерялись. Нас ничто не держало, но мы не знали, куда двигаться дальше. Я просто хотел свободы, а Таг не хотел быть один. Мне нужны были его деньги, а ему – моя компания, как бы печально это ни звучало. Поэтому мы уехали. Сбежали. И никогда не оглядывались.
– Мы просто кинемся в бега, Моисей. Как ты там говорил? Тут, там, на другом конце света? От себя не сбежишь. Поэтому я предлагаю держаться вместе, пока мы не найдем себя, лады? Пока мы не разберемся, как жить с самими собой.
Так он сказал, и так мы и поступили. Давид Таггерт стал моим лучшим другом. Когда я нуждался в нем больше всего, он подхватывал меня и ни в коем случае не отпускал.
Поэтому теперь я просто обязан его найти.
Больше всего меня пугает, что, возможно, он нашел свои ответы. Что он в точности понимает, что делает. Понимает, кто он такой. Быть может, он все же разобрался в этом мире. Но, когда нам было восемнадцать, мы заключили сделку. А в моем понимании – сделка есть сделка.
«Мне нужен кто-то, кто проследит, чтобы я не убил себя. Кто-то достаточно крупный, чтобы сдержать меня, если я решу нажраться. Бей меня по лицу, толкай на землю, выбивай из меня все дерьмо. Главное, проследи, чтобы я оставался трезвым и живым».