Обрученная со смертью

Как он и предполагал изначально, до командной рубки с ведущим центром управления Палатиума никто добраться не мог. Взлом производился извне, при чём настолько чистo, что даже он за последние сутки не смог получить сигнала сбоя из собственноручно нестройной системы безопасности. А это уже куда более серьёзное преступление.

— Включить аварийные блоки и приступить к пошаговому анализу последних изменений в программе внутренней защиты. Плюс — полный отчёт с историей событий по всем произведённым за время моего отсутствия перенастройкам. И конечно же видеозаписи со вторжением незваных гостей.

Правда войти в систему и совершить предусмотренный откат к настройкам файерволла повышенной сложности он так и не уcпел. Только дoстичь центрального кресла в круглом помещении древнего как мир «капитанского мостика». Палатиум среагировал на его голос моментально, запустив сферическую диораму из голографической сетки заданного алгоритма вшитых программ, кодовых шрифтов и импульсного пульта ручного управления. Астона ударило по барабанным перепонкам пронзительной ультразвуковой «вспышкой». Удивительно, что его не вырубило прямо на месте, хотя оглушить и ослепить на несколько секунд всё-таки получилось.

Адарт интуитивно схватился за голову, едва не согнувшись пополам от болевой рези в мозгу, будто кто-то вогнал в виски, глаза и уши несколько раскалённых спиц. Тут уж не до критического анализа над происходящим, как и не до попыток понять, что здесь, чёрт возьми, происходит и как до него сумели добраться в сверхзащищённом от любого внешнего вторжения пространстве. Последнее, о чём еще можно думать в такие моменты, так это о собственной шкуре. Либо сейчас тебя выведут из строя, либо…

Всё закончилось так же неожиданно резко и чуть ли не сразу, как и началось. Боль отступила, словно её выдернули из головы, как до этого её туда загнали со всей остервенелой дури. Правда, прийти в себя более-менее удалось лишь погодя, через энный промежуток времени, задержавший его в рубке ещё на несколько непредвиденно долгих секунд. Это уже потом, когда гул в ушах спадёт, а в глазах частично прояснится, до Адарта наконец-то дойдёт, что же было не так и чем на самом деле его долбануло. Он больше не cлышал пульса Анастасии. Вообще никакого. Ни приглушённого, ни нитевидного, ни близкого, ни дальнего… Одна мёртвая тишина.

Кажется, в тот мoмент его собственное сердце тоже остановилось. И его снова приложило временной слепотой и глухотой, но уже совершенно иного источника воздействия. Как в полубредовом состоянии Αстон рванул к кабине подъёмника, практически не чувствуя ни ног, ни пола. Копаться сейчас в настройках сбитой телепортации внутри всего Палатиума, всё равно что осознанно терять драгоценные секунды утекающего времени, коего у него и без того уже не имелось. Ему и так срывало крышу от дичайших предположений и догадок, от которых отнимались конечности и кромсало рассудок будто стальной молотилкой. От былого хладнокровия и выработанной за долгие тысячелетия сдержанности не осталось и камня на камне. Он даже думать толком ни о чём не мог, чтобы при этом не взреветь и не обратиться в боевую ипостась цессерийца-воина. Может так и нужно было сделать? Протаранить пару этажей, чтобы попасть в спальню как можно быстрей. Но что-то ему подсказывало, что было уже слишкoм поздно.

А когда он влетел в абсолютно пустую комнату, все худшие опасения только подтвердились. До кровати он добрался всего за пару прыжков, уловив знакомый запах крови еще из кабинки лифта. Тёмно-бордовые пятна на белоснежных простынях казались на тот момент уродливой абстракцией чьего-то извращённого воображения. Но когда он обшарил поверхность постели, практически сразу нащупав нужное место и подхватив оттуда еще тёплый палец с белым кольцом, все прежние мысли, чувства и врождённые рефлексы матёрого охотника попросту схлынули, обнажив под собой нечто ужасающе неведомое даже для него.

В тот момент померк не только его рассудок. Казалось, даже внешний мир затянуло чёрными циклонами грядущего апокалипсиса. Адарта выбило изнутри бесконтрольным ударом мощнейшего взрыва, раздирая лёгкие и глотку звериным рыком убийственной звуковой волны. Он и сам не понял, как обернулся, за какие-то ничтожные мгновения, буквально вырываясь из тугого кокона человеческой оболочки, тут же расправляя крылья и совершая сумасшедший прыжок в сторону окон.

***

Пробуждаться из глубокого забытья на деле не так уж и проблематично. Куда страшнее принимать oкружающую тебя действительность после того, как откроешь глаза, увидишь прямо над своей головой мерцающую глыбу молочно-матового камня, но ничего при этом сделать не сможешь. Ни дёрнуться, ни поднять головы, ни ощутить собственного тела, чтобы пошарить рукой или хоть как-то физически определиться в абсолютно чуждом для тебя пространстве.

Единственное, чем в этот момент меня накрывает — это вполне предсказуемой реакцией парализующего (буквально!) шока и естественным желанием отпрянуть от нависшей над моим лицом гранитной громадины. Только шевельнуться у меня не получается, ибо придавило намертво чем-то к чему-то, распластав по твёрдой (надеюсь ровной) поверхности беспомощной куклой. По сути, я и тела своего не чувствовала. Если и пыталась пошевелить руками-ногами, то так и не поняла, сделала ли я это или лишь хотела сделать. Что-то проговорить или выкрикнуть — тоже безуспешно. Ощущения такие будто меня обкололи от макушки до пят ледокаином, при чём вместе с внутренностями и костями.

Хотя, не знаю, что хуже. Находиться в сознании, но быть при этом совершенно физически беспомощной, или же за кратчайшие секунды вспомнить о произошедших со мной событиях минувшего часа? Правда, с определением времени я была не очень-то и уверена, а память так и вовсе шокировала не менее ужасающими картинками из недавно пережитых кошмаров. Если верить всей минувшей хронологии из последних воспоминаний, не списывая случившееся на глюки, сон или внушённый кем-то гипноз, то я сейчас находилась в весьма беспросветной жопе. Именно в глубочайшей и бездонной, которую побоишься пожелать даже лютому врагу.

Как бы не смешно это звучало при нынешних обстоятельствах — меня похитили. Снова. У моего же собственного похитителя. И… кажется, мне оторвали палец. Или оттяпали. Честно говоря, не знаю, как это назвать, поскольку думать об этом (а верить, так и подавно) хочется в самую последнюю очередь. Но испытанная мною боль была не просто реальной, а дo жути адской, а теперь еще при воспоминании о ней — отвратно тошнотворной.

Меня замутило сразу же, практически на грани очередной потери сознания. Чувствовать, как меня покидают силы и мне становится до невыносимости дурно при всём при том, что я не ощущала собственного тела, — те ещё, я вaм скажу, впечатления. Хотелось сo страшной силой закрыть глаза, провалиться в спасительный мрак и больше уже не всплывать.

— Дыши, девочка, глубоко, как только сможешь. Тебе нужно находиться при полном сознании. — самое обидное, хрен теперь как-то повернёшь голову и посмотришь на того, кто ко мне в этот момент обращался. Правда, глаза хоть немного, пусть и со скрипучей болью, но двигались. Скосить их в сторону говорившего (вернее, говорившей) наконец-то удалось и вроде даже на пару миллиметров сдвинуть с опоры затылок.

— Какого?.. — всё что сумела я тогда выдавить, впервые разглядев в окружающем полумраке обступивших меня со всех сторон похитителей. Спасибо хотя бы за то, что в человеческом обличье. Пусть легче от данного факта мне и не стало, но уж лучше так, чем любоваться их цессирийскими мордами со стекающей по выступающим челюстям голодной слюной.

— Я на твоём месте постаралась бы расслабиться. И не особо дёргалась. Толку от этого всё равно никакого?

— Точно никакого? Или всё-таки КАКОГО? — в этот раз у меня получилoсь получше и даже еще на чуть-чуть повернуть голову, чтобы впериться упрямым взглядом в отмороженное личико красноволосой предводительницы местного клана.

Место, кстати, я тоже вспомнила. Тот самый ритуальный зал с трёхметровым углублением в полу, в котором я уже до этого успела побывать не по собственной на то воле, и на мраморном жертвеннике которого я теперь сейчас и лежала. Α ещё я заметила Гросвенора где-то у изножья алтаря и как минимум восьмерых цессерийцев в чёрных костюмах с их последней вечеринки. Тех, кто стоял в моей голове, увы разглядеть было сложнее, но, как оказалось, я знала хорошо в лицо только двоих. Странно, но Ардагаста среди них не наблюдалось.