Страница 46 из 51
Ограничивая права царей в Церкви, св. Феодор не предполагал за этот счет возвысить права Римского епископа или коголибо из восточных патриархов, не говоря уже о том, чтобы наделить их политическими полномочиями и признать источником политической власти Империи. Более того, в его письмах присутствуют пассажи, способные расстроить понтификов. Например, в одном из них св. Феодор подчеркивает апостольство престола Иерусалима и называет его патриарха первым среди прочих (!). В другом письме он хотя и наделяет папу титулом апостолик, но при этом добавляет, что тот является только apostolicus Запада, из чего следует, что есть еще и apostolicus Востока.
В любом случае, Студит полагал, что политические, земные дела находятся в компетенции императоров, которые, кстати сказать, по его мнению, вправе созывать Вселенские Соборы. Другое дело, что они не могут, как полагал св. Феодор, судить патриархов и обсуждать божественные вопросы419.
Вообще, трудно признать св. Феодора последовательным сторонником какойто одной конкретной политической теории. Так, например, не добившись своей цели посредством обращения к папе, св. Феодор вскоре доказывал уже, что первенство в Церкви принадлежит не священству, а монашеству420. Как представляется, ради победы иконопочитания Студит нередко переходил границы, переводя доводы, способные принести практическую пользу, в разряд пусть временных, но доктринальных обобщений.
Обстоятельства времени и последовательная деятельность императоров по укреплению статуса Константинопольского архиерея постепенно меняли иерархию восточных патриархатов. Отдаляющийся Рим, с которым систематически прерывалось церковное общение, ослабевшие восточные патриархии, захваченные арабами – все это с неизбежностью выделяло на Востоке «город царей» и его архипастырей. Епископ «нового Рима» с 558 г. уже начинает именоваться «вселенским патриархом» (более того, так его величает сам император св. Юстиниан Великий) и становится единственной законной судебной инстанцией для восточных патриархий.
На Константинопольском соборе 587 г. патриарх св. Иоанн Постник (582—595) подтвердил этот титул и придал ему официальный характер. Это вызвало шок в Риме, и папа св. Григорий I Великий (590—604) обратился с воззванием к Постнику, в котором буквально умолял его оставить излишние амбиции в части вселенского первенства. Отступая от позиции папы св. Льва Великого, св. Григорий доказывал равенство всех патриархов, хотя и не вполне понятно, какой мотив здесь доминировал – искренняя скромность или ревность по Константинопольскому собрату, дерзнувшему покуситься на римские преимущества421.
Но, собственно говоря, ничего сверхъестественного здесь и не произошло. Поскольку, с точки зрения византийцев, соборными канонами «новый Рим» приобрел все права «древнего Рима», то и Константинопольский патриарх должен обладать теми же титулами, что и Римский папа. Называет понтифик свой престол апостольским – такого же титула заслуживает по праву и архиерей царствующего града422.
В Кафолической Церкви все рельефнее выделяются два административноцерковных центра – Рим и Константинополь. После Халкидона это стало уже почти свершившимся фактом. Но если в Риме почти единолично правил папа, то Константинополь, как церковный центр Востока, мыслился только в качестве «симфонического» союза патриарха и императора. Без царя Константинополь никак не мог иметь второго места по чести после Рима (сам текст 28го канона Халкидона органически связывает честь патриарха с царем), да и василевсы не были расположены отказываться от своих традиционных полномочий по участию в делах Церкви.
Если отдельные лица, открыто противостоящие официальной позиции по тому или иному догматическому вопросу, и выступали против царя, то последний всегда находил поддержку со стороны клира и архипастырей Поместных церквей, в первую очередь верной ему Константинопольской церкви. И по мере того, как конфликтные ситуации в части формирования догматов разрешались, императорская власть, как единая и в государстве и в Церкви, встречала себе все меньшую и меньшую оппозицию со стороны церковной иерархии.
Рим болезненно реагировал на растущее могущество Константинопольского архиерея, находящегося под покровительством императоров, периодически интригуя против него и пытаясь подключить к интригам Антиохийского и Александрийского патриархов. В отличие от царей папа не обязан был задумываться об общественных нестроениях, возникающих вследствие догматических споров. Итальянским территориям могли угрожать внешние враги, но духовный авторитет папской власти здесь уже давно был невероятно силен: Запад верил так, как верил понтифик. А неспокойный, вечно мятущийся и полный разномыслий Восток его мало интересовал.
Уверовав в собственную непогрешимость, ослепленные папы искренне полагали, будто любое церковное нестроение, любая ересь будут побеждены не иначе как путем передачи дела на суд папе и полного подчинения его власти. Любое отступление от этого «правила» они воспринимали или в качестве заблуждения, на которое можно было указать и какое требовало исправления, или как устойчивую и сознательную ересь, упорно поддерживаемую нечестивыми восточными епископами и своевольными, честолюбивыми и непослушными императорами. С этой точки зрения действительно не имело смысла подстраиваться под конкретные ситуации, пытаясь найти удобный компромисс между политической и духовной сферами бытия, поскольку папский принцип требовал признания и строгого следования примату священства над царством и подчинения единственному главе Церкви и всего мира, т.е. понтифику.
Поэтому Римский епископ едва ли был расположен в пользу икономии, особенно если в конкретных ситуациях она противоречила его интересам. Тем более что в практических ситуациях на Востоке папа мог позволить себе оставаться на непримиримых позициях борца за чистоту Православия, нередко извлекая для себя пользу из создающихся нестроений.
Когда вспыхнула «столетняя война» между халкидонитами и монофизитами, а затем, как ее естественное следствие, возникло жесточайшее противостояние православной партии с монофелитами, императоры совместно с Константинопольскими патриархами предприняли ряд попыток в духе икономии найти примиряющие формулы. Совсем иной была позиция Римского папы. Он не принял Энотикон (т.е. «Акт примирения») императора Зенона (474—491), Эктесис («Изложение») Ираклия I Великого (610—641) и Типос («Образец») Константа II (641—668). Попутно апостолик взвалил всю ответственность за еретическое, по его мнению, содержание этих актов на Константинопольских патриархов Акакия (472—489) и Сергия I (610—638) и других (хотя среди них многие были лично безупречно православные), имевших прямое отношение к авторству данных документов. Правда, папа не решился коснуться личностей императоров: понтифики не были еще настолько сильны, а цари настолько слабы, чтобы вслед за анафематствованием Энотикона, Эктесиса и Типоса Рим посмел предать анафеме самих самодержцев.
Другое дело – архиереи конкурирующей кафедры, вынужденные сполна испить чашу позора. Конечно, в глазах православного мира папа выглядел очень выгодно. Но проблема заключалась в том, что, вопервых, никто в то время толком не знал, где истина, а где ложь – для этого пришлось созывать Пятый и Шестой Вселенские Соборы, положившие конец монофизитству и монофелитству; а, вовторых, такая нарочитая принципиальность не умиротворяла противоборствующие стороны, а зачастую лишь распаляла их. Как можно было согласиться с императором и Константинопольским патриархом не спорить о двух волях в Спасителе, если на другом конце Империи папа – известный защитник Православия твердо призывал не признавать императорских актов?
В результате почти весь Египет ушел в монофизитство, не подчиняясь ни царю, ни своему же архиерею«ересиарху». По данным историков, к 640 г. у православных в самой Александрии оставался всего лишь один храм – св. Саввы, а практически все епископские кафедры, которых ранее насчитывалось свыше 100, были заняты монофизитами423.
419
Дворник Ф. Идея апостольства в Византии и легенда об апостоле Андрее. С. 191, 192.
420
Успенский Ф.И. История Византийской империи. Т. 2. С. 482, 488, 489, 514, 518, 519.
421
Шафф Ф. История христианской Церкви. В 3 т. Т. 3. Никейское и посленикейское христианство (311—590 гг. по Р.Х.). С. 222—223.
422
Дворник Ф. Идея апостольства в Византии и легенда об апостоле Андрее. С. 189.
423
Терновский С. Очерки из церковноисторической географии. С. 120, 121.