Страница 49 из 131
Суд может вынести приговор и позднее, и может быть, уже после повешения.
Таким образом, она была настроена холодно, и ее визит ничего не изменил. Она задала лишь несколько вопросов и изо всех сил старалась не встречаться глазами с Релкином из Куоша. После, правда, ее стала беспокоить совесть, но ведьма вызвала в памяти бледное лицо несчастной Бирджит и уверилась в своей правоте. Сердце ее ожесточилось против мальчиков. Моряки - прежде всего. Эндисия вернулась в лазарет и села подле Бирджит, размышляя, что делать дальше. Последней надеждой оставалось, что Бирджит очнется и сумеет рассказать, как все было на самом деле. Как этого добиться - лежало целиком на ответственности ведьмы флота. Если бы здесь была Ирен из Алафа или же сама Лессис!
Эндисия беспокойно огляделась. Кое-что она могла попробовать и сама. Неясная мысль забрезжила в ее мозгу. Она подошла к своему книжному шкафу и достала перечень заклинаний Кунфшона.
Релкин, Свейн и Джак остались со своими горькими мыслями в темноте карцера на борту "Ячменя". Они были убиты известием о том, что суда даже и не будет.
Свейн горько усмехнулся:
- Значит, нас высекут за то, чего мы никогда не делали.
Ответом ему были мрачные ухмылки.
- Нет, правда, я знаю кучу вещей, за которые меня можно было бы высечь, да вы все знаете их, - идиотская улыбка Свейна сверкнула в темноте, - но меня не поймали - значит, я ничего не делал. Понимаешь, о чем я говорю, куошит?
Все это только больнее отзывалось в сердце.
- Могу предположить.
О да, мальчишка Свейн шакалил среди драконопасов, прибирая все, что плохо лежит, вне всякого сомнения. Но теперь ему предстояло расплачиваться за то, чего он не делал никогда, и расплачиваться жизнью.
- Это несправедливо. Это не правильно, - сказал Джак совершенно отчаянным голосом Джак боялся больше всех. Он однажды видел подобную экзекуцию и упал в обморок, глядя, как человеку, наказываемому за дезертирство, дали пятьдесят плетей. И мальчик не знал, сможет ли он вынести двадцать без крика, не опозорив себя навеки.
Негласный закон среди легионеров был строг. Предполагалось, что ты не должен проронить ни звука, особенно перед лицом целого флота. Честь легионера превыше всего. Но маленький Джак был уверен, что будет кричать и плакать.
- Ты же знаешь, Джак, - сказал Релкин успокаивающе, - что ты прав, но так уж случилось с нами, и ничего больше не остается. Разве что.., ну, разве Бирджит расскажет правду.
- Я слышал, она все еще без сознания, - уныло протянул Свейн, - хирург не думает, что она быстро придет в себя.
- А что, если она не скажет правды? - испугался Джак.
Релкин взглянул на Свейна:
- Может так быть, Свейн?
- Почем я знаю? Эта сумасшедшая женщина набросилась на меня почти сразу, как мы ступили на корабль. Это ей надо дать двадцать плетей, а не нам.
Релкин был почти готов согласиться со Свейном. Двадцать плетей! Этот день уж точно вспоминать не захочется.
- Как это будет? - спросил дрожащим голосом Джак.
- Сорвет мясо с твоих, Джак, костей, - последовал весьма не обнадеживающий ответ Свейна.
- Не так страшно, Свейн, - сердито поправил его Релкин, - кровь потечет, но раны излечимы; Джак еще совсем молод.
Свейн хмыкнул и откинул голову в темноту. Оба они знали, что это не так. Шрамы, оставленные девятихвостой плеткой - каждый из хвостов с тремя узлами на конце - останутся с ними до конца их дней.
Свейн все же почувствовал интонацию Релкина и замолчал, подумав, что лучше зря не волновать маленького Джака, который примет это слишком тяжело. У Свейна были свои проблемы, он слишком быстро переходил от возбуждения к отчаянию, и теперь вся его бравада слетела.
Тем временем мысли Релкина снова ушли в сторону. Он удивлялся, как мог позволить Уилиджер своей злобе так завладеть им. Будучи их командиром, он не должен был сразу выносить обвинение. Вулворд никогда бы не поступил так, не посоветовавшись с начальством, а генерал Стинхур, зная напряженные отношения с флотом, не дал бы разрешения на этот шаг. Только Уилиджер будет виноват в том, что в полдень мальчиков искалечат.
Релкину было важно понять, удовлетворится ли теперь Уилиджер или продолжит и дальше вымещать на них злобу. Релкин знал, что командир эскадрона чувствует себя униженным, потому что фактически не участвовал в битве с чародеем. Потерять сознание до начала настоящего сражения - значило оказаться последним дураком, что для Уилиджера было страшнее всего на свете.
Удовлетворится ли он их ободранными спинами? Или постарается уничтожить эскадрон до последнего человека?
Во всяком случае, их троих уничтожить очень даже просто, потому что эти шрамы останутся с ними на всю жизнь. Каждый раз, когда Релкин будет надевать куртку, каждый раз, когда руки Эйлсы будут обнимать его, шрамы напомнят о себе.
Как же он сможет объяснить это Эйлсе! Как сможет он рассказать своим детям о позоре отца? Мальчик представил себе плеть, сдирающую с него кожу в потоках крови.
Неужели действительно никак нельзя спастись? Что, если Бирджит пришла в себя? Скажет ли она правду? Драконир почувствовал, что снова готов схватиться за соломинку.
Единственное, что их могло спасти - это признание Бирджит в своих позорных приставаниях к Свейну. Но даже если сейчас они избегнут наказания, Уилиджер снова будет искать случая уничтожить их.
Релкин стал размышлять над тем, как бы им успокоить незадачливого командира эскадрона. Избавиться от него они, похоже, не могли. Даже командор Вулворд не может разжаловать офицера, пока тот не проявил трусости в бою. Кроме того, все знали, что Уилиджер имеет влияние в Марнери благодаря связям семьи. Этого было достаточно, чтобы командоры обходились с ним осторожно. Так что мальчики оказались накрепко связаны с Уилиджером и его непредсказуемостью.
Свейн предложил его прикончить - меч в спину в ближайшем бою. Релкин отверг эту идею, но она не сразу покинула его мысли.
Релкин содрогнулся. Ему приходилось совершать много проступков. Как и Свейна, за многое его можно было бы и наказать. Но убийств на его совести не было, даже если вспомнить торговца Дука. То есть, конечно, Дука он убил, ибо именно он швырнул нож, оборвавший жизнь торговца, но мальчик был вынужден это сделать, защищая маленького драконенка. И суд оправдал его. Совесть Релкина была чиста. Но если бы они зарезали Уилиджера, это было бы только убийством и ничем другим, а Релкин не знал, сможет ли он так просто кого-нибудь убить, даже такого бесполезного и опасного человека, как Уилиджер.