Страница 108 из 131
До сих пор пищу и воду принесли только один раз, тогда они предназначались Джаку. Обслуживание было мрачноватым - кто-то наклонился над мальчишкой в темноте и запихал ему хлеб в рот.
Релкин не ел уже несколько дней, и, хотя голод был нестерпимым, сильнее мучила жажда. Горло так пересохло, что парню стало трудно говорить. Он дремал, просыпался и снова впадал в дрему. Жажда становилась непереносимой.
И тут дверь неожиданно распахнулась, впустив злой красный свет. В нем была видна группа приземистых чернокожих людей в кожаных фартуках и головных уборах из перьев. На шеях висели тяжелые золотые цепи, на каждом пальце красовались огромные кольца.
Сердце Релкина упало. Джентльмены эти каждым дюймом своим походили на жрецов. Кажется, Джак оказался все-таки прав.
Жрецы подняли пленников на ноги и вытолкали в дверь, которая вела в каменный коридор. Кожаные ремни, стягивающие лодыжки мальчишек, очень мешали идти, и крэхинцы подталкивали спотыкающихся Релкина и Джака резкими ударами в спину, шипя от нетерпения.
Они прошли мимо нескольких караулов и вошли в , огромный зал. Огонь, мерцавший в дальнем конце зала, освещал царство фантастического вандализма.
На помосте стоял особняком человек, облаченный в золотые одежды, словно мерцающая колонна. Перед ним лежали ниц люди, множество людей в кожаных фартуках и головных уборах из перьев. В клетке, стоящей рядом с помостом, жалось с дюжину скверно одетых людей, втиснутых в пространство, достаточное разве что для шестерых.
Пять здоровенных бесов, вооруженных дубинками, плетями и мечами, караулили эту клетку.
За одинокой фигурой на помосте находился каменный алтарь. На алтаре лежала мертвая женщина, грудь ее была разверста, а сердце вырвано. Человек в золотом держал в руке человеческое сердце и сжимал его, так что кровь по каплям стекала в черногубый рот.
Релкин и Джак обменялись мрачными взглядами.
- Древние боги предали тебя, Релкин, - сказал Джак.
Релкина и Джака проталкивали через тысячную толпу жрецов, в то время как человек на помосте разразился пламенной речью. Редкий не понимал слов, но чувствовал возбуждение толпы вокруг него. На людей словно действовали чары.
Затем пленников втащили по нескольким ступеням на помост и швырнули под ноги фигуре в золотом.
Мальчики смотрели в лицо дьявола. Дьявола, от носа до груди забрызганного кровавыми каплями. Черты были жесткими, глубоко посаженные глаза горели сумасшедшим огнем. Дьявол злобно улыбнулся. Руки его зашевелились, словно готовясь схватить мальчишек, затем он что-то резко приказал своим слугам.
Загремели барабаны, затрубили горны, восторженно завопили жрецы. В дальнем углу зала открылась дверь, и Релкина с Джаком вытолкали через нее на огромный балкон, с которого открывался вид на широкий амфитеатр. Внизу в свете факелов застыла в ожидании зрелища бессчетная толпа крэхинцев.
При виде фигуры в золотых одеждах снизу поднялся рев. Когда же вытолкали пленников, толпа затянула какую-то варварскую песню, несколько слов повторялись в ней снова и снова, и каждый раз при этих словах крэхинцы одновременно вздымали руки.
Бесы вытащили из клетки пару талионских пехотинцев, которых захватили накануне. Оба были избиты, спины покрылись рубцами от плетей, но талионцы не утратили своей природной самоуверенности. Когда бес ударил одного из них, тот дал сдачи, саданув локтем по лицу, а потом очень удачно пихнул беса коленом в грудную клетку. За это солдата еще раз перетянули плетью, но высокий человек в золоте зло закричал и потянулся рукой к горлу беса-зачинщика.
Крэхинцы взревели; они ненавидели бесов. И не отказались бы посмотреть, как Пророк убьет одного из них. Они стали страстно призывать к этому. Но не беса, а талионских пехотинцев вытолкали вперед и привязали к толстым столбам на краю балкона. Толпа стихла в ожидании.
Релкин не хотел смотреть на происходящее, но обнаружил, что не может отвернуться. Пророк начал читать заклинание, снова и снова с мольбой поднимая руки к небесам. Голос его становился все более резким и наконец перерос в демонический вопль, который вонзился в сознание слушателей, словно горячий нож в снег.
В воздухе сгустилась энергия, чувствовалось, как пульсирует, обретая плоть, сама смерть Пехотинцы издали страшный крик, который быстро перерос в пронзительный визг.
Толпа выжидательно забормотала, когда Пророк приблизился к обреченным пехотинцам, протянув к ним руки и оскалив зубы в отвратительной улыбке.
Пехотинцы бешено забились в своих путах под действием силы, многократно превосходящей человеческую. Жутко было смотреть, как рослый мужчина отрывается от земли, тело его корчится, а беззащитная грудь выгибается навстречу жадным коричневым рукам.
Сила росла, воздух потрескивал, как будто свет вот-вот померкнет, невыносимое напряжение охватило всех, и затем с таким звуком, с каким ломаются под топором молодые деревца, грудные клетки обреченных людей разорвались, кровь хлынула фонтаном.
Мгновение спустя кровожадный Пророк, промокший в чужой крови, поднял высоко над головой сердца погибших.
Толпа взревела в экстазе - то был крик чудовищного вожделения, утолить которое можно только кошмарным злом.
Целую минуту ревели крэхинцы, пока высокий человек в окровавленных золотых одеждах скакал перед ними вперед-назад, выдавливая кровь из еще теплых сердец и размахивая руками так, что капли долетали до счастливчиков из его свиты, стоящей позади.
Неожиданно убийца приостановился и позволил рукам опуститься вдоль тела. Сердца были выжаты. Вожделение насытилось. Возбуждение толпы постепенно улеглось, затихли вопли. Пророк повернулся и дал знак бесам, стоящим позади Релкина и Джака.
В одно мгновение мальчиков приподняли, поднесли к столбам и привязали. Релкин почувствовал, как его захлестывает чувство безнадежности. Такая смерть казалась грязной, отвратительной. Но ничего нельзя было сделать, он был уже привязан к столбу и обездвижен. В десяти футах перед ним в точно таком же положении находился Джак, оцепеневший от ужаса.
- Доверь свою душу Матери, Джак! - крикнул Релкин. - Она защитит тебя.