Страница 7 из 24
- А зачем нам сворачивать? - поинтересовался Эннеари, поравнявшись со своим добровольным сопровожатым. - Улица Восьми Королей идет прямо к дворцу - или я что-то путаю?
- Не путаешь, - с обычной своей спокойной обстоятельностью пустился в объяснения мельник. - А только на дворец вы еще наглядеться успеете. Дворец Найлисский, конечно, тоже чудо из чудес, никто не спорит, и не полюбоваться им вовсе даже негоже. Но сейчас мы не к дворцу направляемся...
... Ну, кто не ко дворцу, подумал Эннеари, а кому как раз именно туда и путь лежит...
- ... а едем мы к Рассветной Башне. Если к ней потом со стороны дворца выезжать, она тоже смотрится хоть куда - а все-таки не так. Лучше всего выехать на площадь здесь, по Малой Ратушной улице. Тут тебе и красота, если кто понимает. Ты меня слушай, лучник, я тебе плохо не посоветую.
- И то, - согласился Эннеари, невольно перенимая выговор собеседника, вплоть до придыхания перед гласными. - Если мой... э-ээ... приятель не прилгнул, на Рассветную Башню и впрямь стоит поглядеть.
- Еще как стоит! - убежденно заверил его папаша Госс. - Ты... ты такого никогда в жизни не видывал. Даже у вас такого нет. Вот погоди, сейчас поворот будет, а сразу за поворотом Башня и откроется.
Он еще и договорить не успел, когда улица резко повернула, и взорам потрясенных путников открылась Рассветная Башня. Из уст эльфов единодушно исторгся слитный стон восторга, искренний и мучительный, словно первая любовь - папаша Госс аж крякнул от удовольствия при виде их ошеломления.
- Тот, кто это сделал - сумасшедший, - благоговейно изрек хриплым от восхищения голосом Лоайре. - Честное слово.
Он прав, промелькнуло в голове у Эннеари. Это безумие - чистейшее, благороднейшее безумие в самом высоком смысле этого прекрасного слова. Мрамор и гранит, яркие, как цветы, изразцы и умелая роспись - этих изысков Арьен за минувший год навидался, поездив по людским городам. Но Малая Ратуша, но Рассветная Башня Найлисса... покойный отец Лерметта, король Риенн, догадался облицевать ее золотисто-рыжим авантюрином. Солнечные лучи высекали облака сверкающих искр, дробились и рассыпались невесомым золотом, полыхали и таяли на поверхности камня. Башня стройно высилась, окруженная золотым мерцающим ореолом. Понятно, почему ее назвали Рассветной. Какое, должно быть, наслаждение - ждать рассвета, не сводя глаз с рыжих стен, ждать, когда же, наконец, первые рассветные лучи изольются на Башню, и она мало-помалу замерцает, заискрится на солнце, сначала приглушенно, а потом в полную силу, пока не вспыхнет ежедневным волшебством! И ничего лишнего, никаких украшательств и завитушек - сама стройность, отпечатленная на клубящемся золоте, четкий силуэт посреди парящего облака.
- Свет и Тьма... - прошептал непослушными губами Эннеари.
Я никогда этого не забуду, подумал он - не словами, а чем-то другим, чему не мог бы подобрать названия. Никогда. Этого нельзя, невозможно забыть. Я буду видеть это во сне - золотое облако, несущее искристый камень.
Неизвестно, сколько времени эльфы простояли, словно завороженные, пока восторженную тишину площади, которую звук шагов нечастых в это время суток прохожих не нарушал, а только подчеркивал, не разорвал стук копыт - да и то Эннеари не враз удалось стряхнуть очарование и оторвать взгляд от Рассветной Башни. А когда удалось, он снова обомлел - до того подобало Малой Ратуше новое видение.
По прямой, как копье, улице, наискосок выходящей на площадь, летел всадник в золотистых одеждах - словно лепесток светлого пламени, оседлавший пламя рыжее. Эннеари затаил дыхание. Белогривый за минувший год нимало не растерял ни красоты, ни резвости. Он несся немыслимым для обычной лошади аллюром, вытянувшись в струну и едва касаясь копытами мостовой, словно спеша слиться с мерцающим ореолом Рассветной башни.
Лерметт осадил коня в самой гуще золотого облака. Все-таки для человека он был необыкновенно быстрым - Эннеари едва только успел соскочить наземь, а Лерметт уже шел ему навстречу своей обычной стремительной походкой.
- Арьен! - выдохнул Лерметт. Глаза его сияли радостью почти нестерпимой. Как же хорошо, что мы послушались мельника и свернули на Ратушную площадь, ошарашенно подумал Эннеари: где-нибудь во дворце такая радость вызвала бы смущение своей неуместно обнаженной откровенностью - но здесь, окутанная клубящимся сверканием, она могла быть только такой.
А больше ничего он подумать не успел, бросившись в крепкие объятия друга, с которым был разлучен целый год. Надо же, когда-то он, как и все эльфы, думал, что год - это очень короткий срок... враки, иной год подлиннее вечности будет!
- Арьен! - улыбаясь, повторил Лерметт. - Как же ты вовремя!
- Ты не меняешься, - со счастливой ухмылкой сообщил Эннеари - вроде бы и невпопад, а на самом деле так очень даже впопад. Как же ему была знакома эта манера! В этом весь Лерметт: глаза так и кричат, как он стосковался по друзьям за этот год - но вслух о своих чувствах ни полсловечка, сразу о деле. Он и в бытность свою принцем этой привычке не изменял, а уж заделавшись королем, и подавно. В свое время Арьен страшно обманулся, приняв его сдержанность за надменную холодность, но уж теперь-то он знает Лерметта, как облупленного... странно даже, что год разлуки ничего не отнял от его знания - скорей даже прибавил. Иные вещи доступны пониманию как раз издалека. И понимание это подсказывало Арьену, что Лерметт, несмотря на прежние ухватки, на самом-то деле изменился, и сильно - вот только Арьен, ошеломленный новой, неведомой ему прежде красотой Найлисса, оглушенный радостью встречи, был покуда не в силах ухватить суть этих изменений.
- Если бы ты ко мне не собрался, я бы сам к тебе поехал, - продолжал меж тем Лерметт. - Но как ты узнал?
- О чем? - мигом встрял неугомонный Лэккеан.
- О том, что я затеваю, - уклончиво ответил король.
- Да не знал я ничего, - признался Арьен.
Откуда мне было знать о твоей затее, когда я только о своей и думал! Хотелось бы еще выяснить, как твоя затея будет сочетаться с моей. Остается надеяться, что одно другому не помеха - потому что я от своего замысла не отступлюсь, учти. Да и ты от своего не отступишься. Легче голыми руками гору срыть, чем заставить тебя отступиться. Я таких упрямцев, как ты, отродясь не видывал... разве что в зеркале.