Некромантка на практике

Але позволили сделать Василия отнюдь не по протекции или из-за ее таланта, а лишь тогда, когда девушка доказала умение не только рассчитывать, чертить, подготавливать исходный материал и прочее, прочее, прочее (все это проходили и при создании неразумных изделий), но и сознательную ответственность за своего первого химероида.

Базовые уровни они с Василием успели отработать еще до поездки в Приграничье (иначе бы Алю на практику не пустили, и первым выступил против ее суровый куратор и любимый жених в лице господина Берна), и начали совместными усилиями подбираться к следующей ступени. Все же Василий был у Али первым и пока единственным, так что приходилось не только механически проходить по методичке «Все, что вы хотели узнать о воспитании химер, но боялись спросить» (как ее в шутку называли студенты), но и вырабатывать свой личный, индивидуальный стиль работы с изделиями. И то, что сейчас блестяще демонстрировал прадедушка, у Али напоминало бы неуклюжую повозку, медленно катящуюся и подпрыгивающую на каждом камне с риском развалиться на части, по сравнению с мчащимся новомодным экипажем.

Но подобные сравнения лишь подогревали желание девушки учиться и достичь высот знаменитого предка. У которого также наверняка были провалы, наподобие неудачной вылазки подруг в Постграничье. Алю утешала и грела эта мысль, не позволяя падать духом в периоды мрачных раздумий о своей дурости. Хвала богам, девушка редко страдала не свойственной ей меланхолией, предпочитая тратить энергию на исправление своих ошибок. И совершение новых. То есть, на проведение очередных экспериментов, конечно же!

Зрители взорвались аплодисментами, и довольный господин Эдельвульф галантно раскланялся, Василий радостно поскакал к своей хозяйке, а хозяйка, то бишь Аля, по-быстрому зарисовала последние пассы управления и убрала тетрадь в сумку — от греха подальше. Были уже прецеденты распробования любопытным химероидом малосъедобных предметов на зуб, и очень не хотелось лишиться драгоценных записей — если вдруг кожаный переплет чем-то привлечет фамилиара. Как уже неоднократно убеждалась Аля, выдрать из острых зубов химероида заинтересовавшую его вещь почти невозможно. Да еще Василий потом будет обижаться и сумрачным бормотанием жаловаться на вселенскую несправедливость.

Почесывая чувствительное место «третьего» глаза ластящегося к ней химероида, Аля завистливо поглядывала на прадедушку, весело балагурящего со своими соратниками. Сильва нигде не мелькала, так что можно было попытаться поговорить-таки с предком о подруге. И вообще. Что включало в себя «вообще» Аля пока представляла смутно, но неизменным оставалось одно — желание очутиться в команде, идущей за огненным маком.

Пока Аля супилась и размышляла, а Василий счастливо вздыхал, ворочая башкой и подставляя под ласку разные части морды, рядом с ними возник господин Берн.

— Не стоит, — не опасаясь испачкать свой цивильный костюм, мужчина опустился на землю и приобнял Алю. Та привычно прильнула к любимому, потеревшись щекой о плечо, но не преминула поинтересоваться:

— Что «не стоит»?

— Не стоит с ним разговаривать о подобном сейчас, — ответил Райли со странной, еле чувствующейся печальной ноткой в голосе, и глянул на своего учителя. — Не стоит добавлять проблем. Ему и так сейчас приходится нелегко.

Аля невольно насупилась:

— А о Сильве он подумал?

— Именно о ней Вульф в первую очередь и думает, — уверил господин Берн. — Сама знаешь, как погибла его первая жена.

Аля притихла и посмотрела на прадедушку другими глазами. Даже Василий недоуменно гукнул и повернул голову в ту сторону, куда уставилась хозяйка.

Далекое прошлое

Закатное небо красилось огненными всполохами, достигающими первых звезд, что только начали робко появляться на темнеющем небе. Очень красиво, если не знать, что всполохи — лишь отблески далекой битвы.

Очередная зарница выхватила из темноты высокий холм, поросший жесткой травой и колючей камнеломкой с крохотными фиолетовыми цветочками. В свете огненного зарева они казались черными — как и кровь, пропитавшая платье женщины, обессиленно привалившейся к валуну у подножия холма.

Она умирала, и знала это. Одна из лучших лекарей своего поколения, она не могла не слышать мягкую поступь приближающейся к ней Темной Девы. Шепот заклинаний, непрерывно выводящийся сухими потрескавшимися губами, давал лишь небольшую отсрочку от объятий Девы. Вслед за ними — лишь Чертог.

Но она не могла позволить себе умереть — пока огненное зарево освещает небо. Прежде чем уйти, ей нужно удостовериться, что он выжил. Вопреки всему. Вопреки тому, что один из тех, кто оказался в самом центре огненного котла. Даже не на переднем края фронта — в котле.

Яростный рев сотряс землю, сбивая с мерного речитатива, заставляя охнуть от накатившей волны боли и прижать руку к распоротому животу.

— Не сейчас, только не сейчас! — взмолилась она неизвестно кому. — Дайте немного времени! Я клянусь своей кровью и родом — заплачу.

Последняя клятва мага имеет силу всегда и ответ он несет даже за порогом — он или его потомки. Потому мало кто прибегал к ней, не зная, чем выльется подобное обращение к силе. Но затуманенный болью разум женщины не видел другого выхода.

Она должна дождаться. Должна…

Мягкое, почти незаметное касание к вискам убрало боль и наполнило леденящим холодом ноги. Дева пришла. Но пока она не коснется поцелуем лба, в человеке продолжит теплиться жизнь.

— Эдель! — кто-то рухнул рядом на колени, не смея прикоснуться к тому, что с трудом можно назвать телом. Смятая грудина, разорванная брюшина, переломанные руки и ноги и — как насмешка над всем — совершенно не тронутое лицо, не потерявшее своей красоты. Только полностью обескровленное. — Эдель…

Женщина с трудом перевела взгляд с зарева на появившееся перед ней размытое лицо. Она действительно была величайшим лекарем, иначе бы не продержалась столько.

— Вульф… — слабая улыбка тронула губы, по которым тут же зазмеились новые трещинки. — Ты жив.

— Жив, — он осторожно коснулся щеки жены. — Я…

— Тсс… — она прервала его, продолжая улыбаться и стремительно бледнеть, хотя казалось, что больше уже невозможно. — Не говори ничего. Ты жив. Это главное. Я люблю тебя.

— Эдель, ты…

Но обращаться было уже не к кому.

Битва заканчивалась, оставалось добить всего несколько тварей. Зарницы становились все более редкими, и под их заревом величайший некромант и таксидермист Эдельвульф Рут плакал, обнимая и прижимая к себе тело своей жены.

Они победили. Выиграли свое первое Противостояние. Но какой ценой!

Какой ценой…

— Итак, что у нас есть? — Аля задумчиво погрызла кончик карандаша. Отметки на красном дереве показывали, что этому занятию девушка предается давно и с упоением, словно в ней проснулись до сей поры спавшие сладким сном гены бобров.

— Нет у нас ничего, — печально выдохнула Сильва и подперла рукой подбородок.

Валяющиеся на животах девицы представляли собой милую, даже пасторальную картинку, особенно с учетом почти одинаковых белых платьиц (какими обычно щеголяют воспитанницы пансионов, а не боевики) и попыток соорудить аккуратные прически. Волосы упорно сопротивлялись вопиющему насилию, так что пришлось ограничиться двумя толстенькими косичками, радостно топырящимися над плечами.

Хорошо хоть Сильва отговорила плести их на макушке — получились бы аналоги рогов, а явление принарядившихся подруг народу и так вызвало фурор в виде ступора и упавших на землю челюстей. Фигурально выражаясь, конечно. С «рогами» вышло бы еще круче, но следовало соблюдать меру. Психологическая атака была направлена в основном на наставников, но и всем вокруг тоже изрядно досталось. Однако основной цели атаки (рассказа о походе за огненным маком) удалось достичь, и теперь девушки пытались обсуждать узнанное.

— Не скажи! — Аля строго погрозила карандашом подруге. — Смотри — в прошлый раз огненный цветок видел дедушка. Это раз. Теперь, несмотря на все усилия, огненный цветок не увидел никто. Это два. В самый первый раз огненный цветок увидел один из Стражей, как раз перед возвращением домой. Это три. Пусть тогда никто и не поверил, но сейчас-то понятно, что была не галлюцинация, а самый настоящий цветок. И — даже если вокруг есть еще кто-нибудь, все видят только обычный мак. Это четыре. Должно же быть хоть какое-то логическое объяснение.