Страница 2 из 19
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Утром вставать не хотелось, но в дверь стучали настойчиво и громко. Я выбрался из-под пласта одеял, проворчал: "Сейчас!" - и стал одеваться. За ночь комната остыла окончательно, так что делал я это максимально быстро, в результате чего только запутался в штанинах и чуть было не надел рубашку навыворот. Проклиная собственную невнимательность, я наконец справился с одеждой и открыл дверь. Молодой слуга - тот самый, что водил меня вчера по башне, с легким поклоном сообщил, что до повествования осталось чуть больше часа и все давным-давно завтракают в Большом зале. И правда, когда я пришел туда, гости уже расправлялись со сладким. Я рухнул на свободный стул и принялся наверстывать упущенное. Одновременно искал взглядом свою вчерашнюю собеседницу. Она сидела на другом конце стола, рядом с журналистом, и о чем-то говорила с ним. Потом Карна перехватила мой взгляд и приветливо кивнула, но все равно продолжала слушать этого писаку. Мугид, как и в прошлый раз, сидел во главе стола. Старик подождал, пока все позавтракают, а потом попросил нас следовать за ним. Разбившись на группки и негромко переговариваясь, мы вышли из Большого зала и спустились на первый этаж. Здесь старик отпер одну из дверей и знаком пригласил входить. Там была небольшая комнатка, с мягкими удобными креслами, неярким светом и стенами, обитыми темным деревом. Кресла стояли полукругом, в центре же возвышалось еще одно, разительно отличавшееся от остальных. Это был скорее трон, с необычайно высокой спинкой и жестким сиденuем. Его вырезали из цельного куска какого-то незнакомого мне камня; без обязательных вычурностей, трон имел тем не менее особую притягательность и красоту, красоту мертвого камня. Старик велел нам рассаживаться по креслам, а сам устроился на троне, расслабленно возложив обе руки на широкие ровные подлокотники. Мое место оказалось между Карной и молодым журналистом. Тот посмотрел на меня и подмигнул, словно намекая на что-то, ведомое только нам двоим. Я презрительно посмотрел на него и отвернулся, сосредоточив все внимание на повествователе. - Господа, - проговорил старик ровным негромким голосом, обводя нас спокойным взором. - Настала пора заняться тем, ради чего мы здесь собрались. Вынужден предупредить вас о том, что история ущелья изобилует довольно мрачными сценами. Именно поэтому мы установили для туристов возрастной ценз, и поэтому же я настоятельно прошу вас: если кто-то почувствует, что ему становится все тяжелее внимать мне, не стесняться и сказать об этом. Я надеюсь на ваше благоразумие, господа. Итак, если нет возражений, начнем. Интересно, на что это похоже...
ПОВЕСТВОВАНИЕ ПЕРВОЕ
Похоже, мне суждено умереть не от вражеской стрелы и даже не от яда завистника-отравителя. Меня убьет скука. Талигхилл, наследный принц Ашэдгуна, недоверчиво покачал головой. Эта проклятая жара вкупе с ничегонеделанием довели его до немыслимого: сегодня Талигхилл сорвал свое раздражение на Домабе. Управитель загородного имения молча выслушал резкие слова и, поклонившись, ушел, - но на душе у принца остался едкий осадок. Он никогда не говорил такого Домабу, и прежде всего потому, что управитель менее других заслуживал подобные слова. Это все жара. Принц потер виски и дернул себя за длинный тонкий ус - не полегчало. Талигхилл вышел из беседки, которая ничуть не спасала от тошнотворной жары, и направился к центру парка. Ярко-голубые и черные камешки, выстилавшие дорожку, тихо похрустывали под его остроконечными туфлями. Принц мельком отметил то, что листья на многих кустах и деревьях пожелтели, а розы уже роняют высохшие лепестки, хотя зацвели совсем недавно. Садовники не успевали выметать эти ломкие пластинки, и они шуршали в раскаленном воздухе, поднимаясь, когда их задевал легкий ветерок, и оседая в листве. Считалось, пруд в парке был всегда. Он неизменно оставался сердцем усадьбы, тем центром, от которого все исходит. Более постоянную вещь Талигхиллу трудно было представить. Теперь пруд высох почти наполовину, и флегматичные карпы, обитавшие в нем, все чаще разрезали блестящую поверхность спинными плавниками. Ивы тянулись к воде каждым листочком, но не дотягивались и только роняли их; листва скапливалась у берегов, сбиваясь в бесформенные комки. От пруда поднимался тяжелый запах застоявшейся воды и гнили. Принц спустился к самому берегу, оставляя за собой неглубокие вмятины в пока еще влажной почве. Он присел на корточки у воды и посмотрел на свое отражение, едва подрагивающее на слабой ряби. Рослый тридцатилетний мужчина с широко расставленными голубыми глазами, в которых застыла скука. Черные волнистые волосы коротко острижены впереди, а сзади собраны в пышный длинный хвост, перевязанный узкой полоской золотистой ткани. Ястребиный нос над тонкими губами, под ними - острый подбородок, к которому тянутся обвисшие - жара! - усы. На груди распахнут вышитый халат, перехваченный поясом с бахромчатыми концами; натянулись на коленях белые шелковые штаны, на правой штанине уже откуда-то взялось черное пятнышко. Вот такие мы, наследные принцы. Приглядишься - и ничего особенного. Талигхилл зевнул и в сотый раз за сегодня подумал о том, что было бы неплохо чем-нибудь заняться. Но чем?! Читать древние свитки? Наслаждаться очередной резиново-послушной наложницей? Ублажать чрево? Или - отправиться по такой жаре на прогулку? Скажем, в горный охотничий домик? Последняя идея показалась ему не такой уж неудачной. Вот только на сей раз он не поедет в горы, нет. Сегодня есть дело поважнее. Нужно же извиниться перед Домабом? Нужно. Но принцу казалось, что извинений будет недостаточно и к ним было бы неплохо присовокупить какой-нибудь подарок. Он не представлял себе, что подарить, но для того и существует рынок в столице (куда, кстати, от усадьбы не так уж долго добираться). Значит, решено. Вот только на коне ехать неохота. Лучше уж в паланкине, все равно ведь от телохранителей никуда не деться. Если из дворца Талигхиллу иногда удавалось выбираться незамеченным своими охранниками (или он думал, что выбрался незамеченным, чего, в принципе, было вполне достаточно), то с усадьбой этот фокус не пройдет. Он поднялся, бросил последний взгляд на мелеющий пруд и направился к дому, попутно размышляя о том, не переодеться ли. Да ну, наверное, не стоит, пятнышко не настолько заметно. И так уже почти полдень, успеть бы вернуться до вечера. Можно, конечно, остаться на ночь в столице, но как-то не хочется. Отец собирается с дипломатической миссией в Хуминдар - там недавно поменялась власть, - и дворец на несколько ближайших дней превратился во взбесившийся котелок с супом. Да и парит там больше, чем здесь; вообще не дворец - а плотно заселенная пустыня. Принц энергичной походкой пересек парк и вошел в дом. Заметив его ищущий взгляд, откуда-то явился слуга и с поклоном замер перед Талигхиллом, терпеливо дожидаясь приказаний. - Скажи, чтобы готовили паланкин. Я отправляюсь в город. Слуга смиренно кивнул и скрылся. Талигхилл вышел на просторную веранду, опустился в кресло из туньского бамбука и расслабленно вытянул перед собой ноги. Здесь было чуть прохладнее, чем в парке, - наверное, за счет козырька крыши, далеко выдающегося вперед. Тени от фигур львов и птиц, пришпиленных на самом краю козырька, лежали в полузасохшем цветнике, вытянутые и помертвевшие. Принц наклонился, взял со столика бокал с соком, отхлебнул. Теплая и невыносимо сладкая жидкость проскользнула в горло, ничуть не утоляя жажды. Когда же это закончится? Эта проклятая жара. Если бы отец не уезжал в Хуминдар, я бы мог сам отправиться куда-нибудь на север, а так вынужден сиднем сидеть в Гардгэне - только потому, что здесь необходимо присутствие кого-нибудь из Пресветлых. На веранду неслышно вошел Джергил, один из личных телохранителей принца. - Паланкин готов, Пресветлый, - сообщил он, бесстрастно глядя перед собой. По широкому лицу телохранителя струйками стекал пот - видимо, Джергил тоже страдал от жары. Наверное, даже сильнее, чем принц, ведь телохранитель был значительно крупнее и массивнее Талигхилла. - Отлично, - сказал Пресветлый, вставая с кресла. Он подошел к цветнику и вылил в него остатки сока, отстраненно наблюдая за тем, как густые желтые струйки впитываются в потрескавшуюся землю. Позади еле слышно сглотнул Джергил. - Пойдем, нам предстоит долгий путь. Талигхилл направился к застывшим у веранды носильщикам. Те безмолвно встали на одно колено, опуская паланкин так, чтобы Пресветлый мог в него забраться. Принц разместил свое вялое тело на подушках, опустил занавеску и скомандовал: - В Гардгэн. Да поскорее. Паланкин мягко закачался, когда носильщики развернулись и легким пружинистым шагом направились к выходу из усадьбы. Некоторое время принц думал о том, что же подарить Домабу, но так ничего конкретного и не выбрал. Плавные покачивания убаюкали Талигхилла, и он уснул... - Вставайте, Пресветлый. Гардгэн.- Тихий, но настойчивый голос Джергила вырвал его из пучин сна. Телохранитель приподнял занавеску и легонько тряс Талигхилла за плечо, чтобы тот проснулся. Сквозь отверстие в паланкин проникли яркий свет и далекий ровный гул, свойственный городским улицам. - Вставайте, Пресветлый, - повторил Джергил. - Мы уже под стенами столицы. Куда прикажете дальше? - На рынок, - сонно пробормотал Талигхилл. - И опусти наконец эту проклятую занавеску, иначе я совсем ослепну! - Слушаюсь.- Телохранитель исчез, а баюкающее покачивание возобновилось, но принц уже не хотел спать. Он потер глаза, сел поудобнее и попытался ухватить за краешек плаща тот сон, от которого его оторвал Джергил. Черные лепестки, прилипшие к туфлям. Черные лепестки - как пепел. Больше ничего вспомнить не удалось. Сходить, что ли, к толкователю снов? Впрочем, он, как всегда, начнет говорить о Богах и знамениях, а по существу так ничего и не скажет. Вот и назывался бы знаменателем снов, а не толкователем. И потом, довольно сложно человеку, который не верит в Богов, внимать подобным "провидцам". Даже если сам ты - Пресветлый и дар твой - пророческие сны. В конце концов, сбываются они не так уж часто! И в любом случае, этому можно найти разумное объяснение. А сегодня и вовсе смешно - только какие-то лепестки. И это - пророческий сон?! Пока Талигхилл пытался убедить самого себя, а заодно - окончательно проснуться, носильщики с паланкином уже оказались в городе. Джергил и его коллега Храррип шли впереди и зычными голосами время от времени требовали: "Дорогу! Дорогу!" Впрочем, это была излишняя мера предосторожности любому достаточно взглянуть на широкие плечи и мрачные лица телохранителей, чтобы самому догадаться уступить им путь. И все равно, продвижение паланкина значительно замедлилось. Принц приподнял занавеску, чтобы можно было смотреть наружу, не становясь при этом доступным для посторонних глаз. Широкие улицы Гардгэна кипели людьми: торговцами, громкими голосами мастерски зазывавшими к лоткам и расхваливавшими свой товар; слугами, спешившими куда-то по приказаниям господ; молодыми повесами, которые шагали к ближайшему трактирчику, задиристо поглядывая по сторонам и держась за рукоять клинка; изредка появлялись носильщики с паланкинами - как у Талигхилла, только украшенными победнее; почти на каждом перекрестке встречались стражники в тусклых шлемах, с пиками и круглыми щитами на спине. Все это принц видел вблизи не раз и не два - когда тайком от телохранителей уходил из дворца и окунался в эту жизнь, совсем не похожую на жизнь Пресветлых. В особенности же Талигхилл любил бывать на рынке Гардгэна - именно там, куда он направлялся и сегодня. Рынок занимал огромный район столицы: несколько десятков кварталов самых шумных и опасных кварталов города. Или, если угодно, самых привлекательных и таинственных. Но уж непременно - самых неожиданных. Там можно было купить все, о чем только может помыслить человек: от перламутровой пуговицы до каравана верблюдов, от щепотки порошка из желтых лепестков ша-тсу до пучка моркови, от... Короче говоря, там можно было купить все. Рынок посещали как беднейшие обитатели столицы, так и сами Пресветлые; туда съезжались торговцы из окраинных областей страны, до сих пор представляющих для придворных географов вполне определенный интерес; там заключались сделки на один грош и на целое состояние. Практически это был город в городе, со своими негласными законами, своей тайной властью и ее охранителями. Здесь даже имелись свои проводники. С их помощью покупатель мог найти нужную ему вещицу всего за полдня вместо того, чтобы тратить на ее поиски пару суток. Разумеется, работали проводники не бесплатно, но обе заинтересованные стороны (вернее, три, если помнить о торговцах) оставались довольны таким сотрудничеством. Сейчас к паланкину принца подбежал один из проводников - маленький вертлявый человечек неопределенного возраста с живыми глазками-бусинами и длиннющим носом. - Что угодно господам? - поинтересовался он предупредительным тоном, выработанным за долгие годы практики. - Коктар знает рынок лучше, чем кто-либо другой, и готов оказать вам помощь в поиске нужных товаров - за символическую плату. Джергил обернулся к принцу, ожидая указаний. - Пускай отведет нас к статуэткам, - велел Талигхилл. Он еще не был уверен в том, что именно собирается подарить Домабу, дабы загладить свою вину перед ним, но для начала статуэтки казались не хуже чего-либо другого. Коктар поклонился так, что его длинные волосы едва не коснулись булыжников мостовой: - Какие именно статуэтки желает осмотреть господин? Из слоновьей кости или же из дерева? Со скрытыми сюрпризами или без? Строгие, или забавные, или, может быть, срамные? Каких размеров? Или... - Все равно, - оборвал его Талигхилл. - На твое усмотрение. - Слушаюсь, - молвил проводник. - Следуйте за мной, господа. Он мгновенно ввинтился в толпу, пронзительно выкрикивая: "Дорогу! Посторонись! Дорогу!" Телохранители вторили ему, хотя несколько ленивее. Толпе было достаточно предупреждений Коктара - видимо, его здесь хорошо знали. Принц рассеянно смотрел на человеческое море, расступающееся перед его паланкином. Черные лепестки на туфлях. Что бы это значило? Полуденный сон не давал покоя. Если б можно было вспомнить поточнее! Талигхилл изо всех сил напрягал память, но, кроме отдельных непонятных фрагментов, ничего больше не вспоминалось. Но не верю же я во все это на самом деле?!.. Коктар уверенно двигался к одному ему известной цели. Прошло не так много времени, и он остановился у небольшого магазинчика, над дверью которого было написано "Статуэтки божественные, человеческие и звериные - из слоновьей кости". - Начнем, пожалуй, отсюда, - пробормотал себе под нос проводник, распахивая дверь и приглашая господ войти внутрь. Носильщики опустили паланкин, принц выбрался на мостовую, огляделся по сторонам и переступил порог магазинчика, сопровождаемый Джергилом и Храррипом. Внутри было светло, курились в специальных держателях ароматные палочки, на многочисленных полках стояли статуэтки. У входа, на небольших стульчиках, восседали двое громил. Их задачей, видимо, было уберегать неосторожных посетителей магазинчика от тяжкого греха - кражи. Внешне похожие на два изваяния - просто чуть крупнее, чем остальные, имеющиеся в ассортименте, - громилы внимательно следили за каждым движением любого, кто находился рядом с полками. А устроен магазинчик был так, что много людей в нем просто бы не поместилось. Из-за столика вскочил толстый бородатый торговец с лицом мелкого барышника и засеменил к вошедшим. - Чем могу служить, господа? - живо проговорил хозяин "Статуэток". Судя по всему, он даже не знает, как взяться за резец, и просто скупает у неизвестных мастеров их поделки за гроши. - Я хотел бы осмотреть твой товар, - произнес принц. - Как вам будет угодно, господин, - поклонился толстяк. - Как вам будет угодно. Он отошел в сторонку и стал о чем-то шептаться с Коктаром. Талигхилл же побрел вдоль полок с товаром, разглядывая то одну, то другую статуэтку. Пожалуй, вот эта: длиннобородый старец стоит, опираясь на посох, и, прищурившись, глядит вдаль. Интересно, что он видел за все то время, пока стоял здесь? Наше счастье, что некоторые из вещей не могут говорить, иначе они порассказали бы!.. Странно, почему фигурка кажется такой знакомой? - Сколько стоит вот эта? Толстяк вздрогнул, подскочил к полкам: - Которая, господин? Вот эта? Понимаете... Принц резким жестом остановил торговца: - Избавь меня от истории, которая поведает об уникальности этой статуэтки. Просто назови цену. Толстяк выпалил сумму и чуть ли не зажмурился в надежде: "А вдруг? Кто их знает, этих вельмож... В деньгах не разбираются, так что..." - Я просил назвать цену одной статуэтки, а не всего магазина, - покачал головой Талигхилл. - Мне он ни к чему. - Но, господин... Позади чуть пошевелился Джергил, демонстративно зевнул и хрустнул пальцами. Толстяк нервно зыркнул на громил, но те по-прежнему безмятежно восседали на стульях. Никто ведь ничего не украл. - Хорошо, господин, - обреченно сказал торговец. И ведь все равно назвал завышенную цену! - Заплатите ему, - велел Талигхилл. - И проследите, чтобы упаковал ее, как должно. Принц вышел из магазинчика и снова забрался на подушки. Следом за ним из "Статуэток" вышел Коктар и склонился перед паланкином: - Куда вы пожелаете отправиться теперь? - Пожалуй, к выходу. Проводник кашлянул: - Если мне будет позволено... Недавно на рынке появился товар, достойный господина. - Что за товар? - раздраженно спросил Талигхилл. Хотя, пожалуй, этот малый должен разбираться в таких вещах и вряд ли предложит мне купить несколько мешков черного перца. - О, господин, это очень необычный товар, - прицокнул языком Коктар. Это игра. - Игра? - Игра, господин. Прошу вас, взгляните на нее, и, если вы сочтете, что она не стоит вашего внимания, я откажусь от платы за свои услуги. - А если стоит, потребуешь в десять раз больше, - усмехнулся Талигхилл. Хорошо, договорились. Веди. Как раз в это время из магазинчика вышли Джергил с Храррипом. Они передали принцу небольшой сверток, который тот уложил в специальное отделение, устроенное в паланкине для подобных вещиц. Потом отправились вслед за Коктаром. Проводник не обманул. По крайней мере, других людей товар неизвестного купца привлекал очень сильно. Носильщикам было все сложнее протискиваться сквозь толпу; пару раз телохранителям даже пришлось поработать кулаками, подгоняя нерасторопных. - Махтас, великая игра, достойная Пресветлых, - вещал издалека чей-то зычный голос. - Махтас, великая... Паланкин опустили, принц вышел и, ведомый Коктаром, приблизился к шатру, откуда и доносился завлекающий голос. Джергил шел чуть впереди и буквально расшвыривал липнувших ко входу людей. - Они что, играют в нее? - спросил у проводника Талигхилл. Тот удивленно обернулся, потом покачал головой: - Смотрят, господин. Просто смотрят? Наконец они протолкались к центру шатра и остановились недалеко от ограды, сооруженной из толстого каната, натянутого на металлические шесты. На канате через равные промежутки висели треугольные флажки, которые, впрочем, мало помогали сдерживать натиск любопытствующей толпы. Больше этому способствовало присутствие высоких мускулистых молодцов, застывших по периметру ограждения и сжимавших в руках короткие увесистые дубинки. За ограждением, на большом круглом столе была разложена огромная доска, расчерченная на правильные восьмиугольники, между которыми виднелись пометки, выполненные искусной рукой каллиграфа. На восьмиугольниках стояли какие-то фигурки, но до тех пор, пока Талигхилл не подошел ближе, он так и не смог понять, кого они изображали. У доски в мягком кресле сидел седовласый старик в дорогом халате и полуприщуренными глазами наблюдал за толпой. Видимо, подобное зрелище представало перед его взором столь часто, что ничего нового он не ждал. Как не ждал и потенциальных покупателей своего специфического товара. Но вот старик заметил Талигхилла, и лицо торговца на мгновение дрогнуло. Он перевел взгляд на зазывалу, потом - снова на Талигхилла и спутников принца. Коктар еле заметно кивнул старику. Пресветлый заметил, хотя и смолчал. Не стоит забывать, что проводник работает одновременно на себя, клиента и торговцев. - Ну и что же дальше? - спросил принц. - Мы так и будем стоять и пялиться на эти фигурки или же кто-то соблаговолит объяснить нам суть игры? - Разумеется, господин, - испуганно ответил Коктар. - Сию минуту. Старик уже встал со своего кресла и приближался к ним. - Я вижу, господ заинтересовал махтас, - проговорил он резким скрипучим голосом, внимательно разглядывая Талигхилла. Похоже, торговец проверял на глаз, хватит ли незнакомцу денег, чтобы купить игру, стоит ли тратить время. Хотя Коктар редко ошибается. Принц кивнул старику, что да, мол, заинтересовал, но не слишком. Он был знаком с обычаями рынка: стоит хоть на мгновение показать, что хочешь чего-то, как это "что-то" поднимется в цене просто неимоверно. И скорее из принципа, чем от жадности Талигхилл не собирался переплачивать. - Пойдемте, пойдемте, - проскрипел старик. - Я все расскажу и покажу. Он приподнял канат так, чтобы можно было пройти через ограждение, и выжидающе посмотрел на Пресветлого. Принц склонил голову и перешел на ту сторону, за ним последовали телохранители с Коктаром. Толпа недовольно зашумела, когда охранники по приказу старика стали выпроваживать всех из шатра, помогая самым нерасторопным толчками в спину. Старик снова уселся в свое кресло и предложил принцу немного подождать: сейчас "парни" закончат и принесут точно такое же кресло ему. Талигхилл опешил от такой неучтивости, хотел было послать все к демонам и отправиться обратно в усадьбу, но передумал. Потому что присмотрелся наконец к фигуркам, что стояли на доске, и понял: перед ним миниатюрные изображения крепостей. А еще - воинов и боевых зверей, колесниц и деревьев. Он не знал, чему удивляться больше: тому ли, что все это столь правдоподобно, или тому, что каждая фигурка размером с сустав его пальца. О том, чтобы рассердиться и уйти, он уже и не думал. Стражники тем временем выгнали зрителей, опустили полог шатра и принесли Талигхиллу кресло. Тот рассеянно рухнул в него, не отрывая взора от доски и всматриваясь в детали: каждая фигурка отличалась от прочих. Я знаю, что так пялиться на товар нельзя, но... А вон тот, вон тот, с надменным лицом и плюмажем из пышных перьев - хорош, до чего же хорош! Вот только... как в это играть? Старик с довольным видом сидел напротив, медленно потирая руки, словно у него внезапно заломило кости. Он дал покупателю (кажется, уже не потенциальному, а самому что ни на есть настоящему) как следует рассмотреть фигурки, а потом чуть слышно кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание. - Если позволите, я расскажу вам о правилах игры в махтас.- Он пытливо посмотрел на принца, словно подсчитывал, сколько с того запросить. - Расскажи, - позволил Пресветлый. - Вот это - игральное поле.- Старик указал на расчерченную восьмиугольниками доску. - Как видите, оно поделено на секторы, а каждый сектор - на отдельные клеточки. На каждой такой клеточке может уместиться не больше одной боевой единицы. - Талигхилл вопросительно взглянул на торговца, и тот пояснил: - Боевыми единицами называются эти фигурки. Так вот, - продолжал он, - на каждой клеточке может стоять лишь одна фигурка. Разумеется, существуют исключения... - Старик встал с кресла и, извинившись, ушел куда-то, бормоча себе под нос. - Что с ним? - спросил принц у Коктара. Тот пожал плечами: - Не знаю, господин. Раф-аль-Мон всегда такой... Немножко странноват. Вернулся старик с толстенным свитком, который едва умещался в трубчатом футляре из мягкой кожи. Раф-аль-Мон вытряхнул оттуда свиток и развернул, нимало не смущаясь тем, что все присутствующие внимательно за ним наблюдают. - Вот! - заявил торговец, указывая пальцем на какую-то едва различимую строку.- "На одной клеточке может стоять более одной фигуры в случае: А если происходит сражение по правилу сто семнадцатому (см. выше), Б - если командиры обмениваются войсками или же..." - Минуточку, - прервал его Талигхилл. - Мне хотелось бы услышать более общие правила. Об исключениях мы поговорим потом - когда... если я пожелаю купить эту игру. - Разумеется, господин.- Раф-аль-Мон поднял кверху обе руки, из-за чего пергамент стал потихоньку сползать с его худощавых колен. - Разумеется, все как вы пожелаете. - Старик ловко подхватил пергамент и переложил его на игровое поле.- Итак, на чем же мы остановились? - Он погладил седую бороду и продолжал: - Да, на боевых единицах. Как видите, они разные. Как и в жизни, в махтасе имеются и простые солдаты, и военачальники, крепости, боевые звери и многое другое. Согласно правилам, боевые единицы взаимодействуют друг с другом, стремясь к одному: уничтожить противника и занять все крепости. В махтас можно играть как с одним или несколькими живыми людьми, так и самому с собой. Конечно же интереснее сражаться с кем-то, но иногда полезно оттачивать мастерство именно в поединках с самим собой. Если станете покупать, я обещаю сыграть с вами несколько раз, дабы вживую объяснить правила и помочь понять, что к чему. - И сколько же стоит эта игра? - бесстрастно произнес принц. Он догадывался, что сумма, которую назовет Раф-аль-Мон, ему не понравится, а еще меньше она понравится дворцовым казначеям; но также он догадывался о том, что купит махтас, сколько бы тот ни стоил. Кажется, Талигхилл отыскал то единственное лекарство, которое способно излечить его от невыносимой скуки. Раф-аль-Мон назвал цену. Принц сокрушенно покачал головой и начал торговаться. Впрочем, даже после долгих и упорных переговоров сумма все равно осталась немыслимой, лишь чуть-чуть приблизившись к приемлемой. Тем не менее Талигхилл сказал, что покупает махтас. Раф-аль-Мон наклонился, скрывая появившуюся на устах ухмылку, и спросил, когда игру доставить во дворец. Не во дворец, а в усадьбу, поправил Талигхилл, и чтоб доставил лично Раф-аль-Мон; заодно и играть поучит, и расписку на выплату денег получит. Торговец как-то незаметно проглотил ухмылку и спросил, когда же являться. - А зачем тянуть? - сказал Пресветлый. - Завтра утром и являйся. Торговец заверил, что да, непременно; принц принял заверения и встал с кресла - пора было возвращаться в усадьбу. Он с сожалением поглядел на доску с фигурками, кивнул телохранителям и пошел к выходу из шатра. "Парни" Раф-аль-Мона проводили покупателя почтительными взорами. Не глядя на них, принц покинул шатер и забрался в паланкин. Коктару он только молвил: "К выходу" - и весь оставшийся путь провел в молчании, опустив занавеску и невидящим взглядом скользя по подушкам в такт покачиваниям. У границы рынка с остальными районами города проводник остановился и выжидающе посмотрел на паланкин. Принц поначалу даже не понял, почему возникла задержка, выглянул из-за занавески, поморщился и велел Джергилу расплатиться. Коктар благодарно кивнул - совсем не так подобострастно, как раньше, - и исчез в людской толпе. - Куда теперь, господин? - поинтересовался телохранитель. - В усадьбу. Носильщики пустились в обратный путь, а он покачивался на подушках и думал об игре. Возможно, махтас поможет разогнать скуку, пока не вернется отец. А потом - на север, как можно дальше в горы, в какой-нибудь охотничий домик, просыпаться с рассветом, скакать по склонам и стрелять в горных козлов; выслеживать барсов, купаться в студеных ручьях - все, что угодно, только бы избавиться от этой сводящей с ума жары. /И снов/ Да, и снов. Хотя от них-то не скрыться даже в горах. Разумеется, покачивания привели к тому, что Талигхилл снова заснул. А иначе и быть не могло. Не ломать же себе голову над тем, что значили те черные лепестки на туфлях... Скорбь. Великая скорбь и великие заботы. Лепестки липнут к подошвам, и их не стряхнуть. Это же сон. Это же просто сон! Но скорбь здесь все равно чувствуется, как наяву. Она переполняет душу, и Талигхилла трясет от нахлынувших чувств. Трясет. Проклятые лепестки! - Вставайте, Пресветлый. Мы уже вернулись.- Это, разумеется, Джергил. Странно все-таки, как может наш разум преобразовывать внешние раздражители в сновидческие образы. Талигхилл потер висок, удивляясь этой чужой мысли, потом посмотрел поверх плеча телохранителя и увидел сереющее небо. Приближался вечер. В саду уже раздавались одиночные трели цикад; очень скоро они сольются в общий стрекот, приветствуя бледный лик луны. Если ты не хочешь поднимать Домаба с постели, чтобы извиниться перед ним, - стоит поспешить. Вынув из специального отделения сверток, принц зашагал к дому. Позади слуги похрустывали разноцветными камешками на дорожке, унося паланкин. Храррип и Джергил, наверное, отправились на кухню промочить горло. Талигхилл понимал их и сам с удовольствием занялся бы тем же, но прежде всего следовало покончить с досадным недоразумением, случившимся сегодня утром. Он поднялся по низеньким широким ступенькам на крыльцо и потянул за металлическое кольцо, открывая массивную створку двери. Талигхилл вошел в зал с высоким потолком и многочисленными украшениями на стенах: шкурами и головами убитых на охоте диких зверей, оружием, гобеленами и многим другим. Здесь горели свечи, а в дальнем углу трещали в камине дрова - как будто и так вокруг не было невыносимо жарко! Широкая, покрытая богатым ковром лестница вела на второй этаж - в комнаты, которые занимал принц. Там же, наверху, иногда останавливался отец или подобные ему высокопоставленные особы, когда наведывались в усадьбу. Была там и комната покойной матери - в ней единственной всегда жила пустота и ничего не менялось с того трагичного дня, когда Пресветлая умерла; только слуги ежедневно чистили ковры и сметали пыль с мебели. А на первом этаже размещались кабинеты отца и самого Талигхилла, хозяйственные помещения, комнаты слуг и, разумеется, столовая, гостиная и музей. Сейчас Пресветлый стоял в гостиной и прикидывал, где следует искать Домаба. Статуэтка, завернутая в шершавую бумагу, оттягивала руку, и принц положил ее на ближайший столик. В это время дверь справа раскрылась и в комнату вошел низенький лысеющий мужчина преклонного возраста, в аккуратном, но небогатом халате с вышитыми по краям вепрями. Не замечая Талигхилла, он подошел к потрескивающему камину и устало опустился в кресло перед огнем, протянув к пламени ноги в мягких туфлях. Так он сидел некоторое время, изредка вздыхая и подбрасывая щипцами выпадающие угольки обратно в огонь. Талигхилл же стоял на прежнем месте и никак не решался заговорить. Наконец он все-таки поднял со столика сверток и направился к мужчине в кресле, нарочито шумно ступая по коврам. Ковры, разумеется, не обращали на это никакого внимания и делали то, что им и положено: смягчали шаги до полной беззвучности. - Домаб... - Талигхилл надеялся, что в его голосе не слышно той нерешительности, что была сейчас в сердце. Мужчина в халате с вепрями взглянул через плечо и тихо вздохнул, так как резкое движение причинило ему боль. - Это ты, Талигхилл? Храррип говорил мне, что вы ходили на рынок. Каково там, в столице? Так же прохладно, как здесь? Принц удивленно развел руками: - Домаб, там так же жарко, как здесь. - Разумеется, - кивнул управитель соглашаясь. - Разумеется, вам, молодым, жарко. А я вот, видишь, даже позволил себе маленькое самоволие и растопил камин - мерзну. - Домаб... - Талигхиллу очень захотелось дернуть себя за ус или потеребить бахромчатый конец пояса, но он сдержался. - Сегодня утром я был резок с тобой - и совершенно не имел на то оснований. Когда умерла мать, ты заменил мне и ее, и отца, воспитывая меня и помогая мне... Демон! Я не умею говорить красиво, я просто хочу сказать, что не должен был срываться сегодня утром! - Принц вздохнул: - Ну вот, я снова сорвался. Это все проклятая жара. Знаешь, ведь я даже не помню, по какому поводу, собственно, накричал на тебя. - Садись.- Домаб указал на кресло рядом с собой. - Я напомню тебе. - Я не думаю, что... - Мы говорили о снах, Талигхилл.- Управитель посмотрел прямо в лицо этому тридцатилетнему мужчине, которому рано или поздно предстояло стать правителем страны. Другие трепетали под взглядом Пресветлого, но Домаб уже привык к этим излишне бесстрастным, словно неживым глазам. И он привык говорить принцу ту правду, которой тот не хотел слышать. - Речь шла о снах. Твоих вещих снах. Я спросил, не приснилось ли тебе сегодня ночью что-нибудь подобное - слишком уж мрачным было твое лицо. А ты стал утверждать, что тебе никогда ничего подобного не снится. Ты взрослый мужчина, Талигхилл. Пора посмотреть правде в глаза: Пресветлые - не просто династия правителей. Каждый из... вас обладает теми или иными Божественными способностями, дарованными свыше. - Домаб, подожди.- Принц поднял руку, словно желая оградиться от этих слов. - Я знаю про способности. Это что-то связанное с наследственностью, но - демон! - не нужно говорить о Богах. Управитель тяжело вздохнул и покачал головой: - Ты столь же упрям, как и раньше. Боюсь, даже мне тебя не переубедить. Жаль. Жаль, потому что лучше бы переубедил я, чем жизнь. А уж она-то рано или поздно примется за тебя. - С жизнью я как-нибудь разберусь, - натянуто улыбнулся Талигхилл. - Дай-то Боги, - снова покачал головой Домаб. - А что это у тебя в руке? - Это? - переспросил принц. - Подарок. Я решил, что одних извинений будет недостаточно, и выбрал вот это. Он стал разворачивать сверток. Домаб наблюдал, и по мере того, как статуэтка освобождалась от бумаги, на губах его все явственнее проступала легкая ироничная улыбка. - Как ты думаешь, кто это? - поинтересовался управитель. - Мудрец, наверное.- Талигхилл повертел в руках свой подарок. - А что? - Да нет, ничего особенного, - улыбнулся Домаб. - Просто это изваяние Бога Мудрости, Оаль-Зиира. Удивительное совпадение, не правда ли? Принц не нашел что ответить. Так вот почему она казалась знакомой! - Кстати, - заметил он, - чуть было не забыл. Сегодня на рынке мне удалось купить удивительную игру, которая называется махтас. Представь... - И он стал пересказывать все, что произошло с ним сегодня в городе. - Интересно будет взглянуть, - согласился Домаб.- Ну что же, - сказал он, поднимаясь, - большое спасибо за подарок; и за слова добрые - тоже спасибо. Пойду поставлю его куда-нибудь, где он будет чувствовать себя хорошо.- Управитель улыбнулся, но улыбка тотчас покинула его лицо. - Но мне все-таки кажется, что сегодня у тебя был вещий сон. Не знаю... - Он постоял, опустив взор книзу и рассеянно двигая губами. - Не знаю почему, но мне хочется предостеречь тебя от чего-то - одни Боги ведают от чего. Наверное, обитая бок о бок с вами, Пресветлыми, поневоле получаешь частицу вашего Божественного дара. И холод этот опять же... Пойду, - вымолвил он наконец. - Но если захочешь поговорить со мной - буди даже посреди ночи, буди, когда пожелаешь. - Хорошо, Домаб, - пообещал Талигхилл. - Обязательно. Управитель ушел, унося с собой фигурку Оаль-Зиира, а принц отодвинулся от огня и задумчиво посмотрел на листы оберточной бумаги, разбросанные по полу. Я уже взрослый человек, а этот мужчина заставляет меня почувствовать себя несмышленым мальчишкой. Пожалуй, стоит пересмотреть свое отношение к нему. Он думал так уже много раз, но все оставалось по-прежнему. И останется, наверное, еще на очень долгий срок. Принц поднялся с кресла - он только сейчас почувствовал, что очень голоден. Ведь он даже еще не обедал! Талигхилл вызвал слуг и велел накрывать на стол, а сам вышел на веранду и, облокотясь на ограждение, слушал нарастающий стрекот цикад. В парке похолодало, пускай и не сильно. Принц поплотнее запахнул халат и с досадой подумал, что все равно станет ворочаться ночью с боку на бок, изнывая от духоты. Вспомнил было наложнице, но тут же поморщился: слишком жарко, да и сонный он сегодня какой-то - не стоит. На самом-то деле ты боишься, что она услышит твое бормотание и перескажет Домабу. Что ты станешь шептать во сне на сей раз? Вероятно, что-нибудь о черных лепестках, прилипших к твоим туфлям. - Все готово, господин, - сообщили за его спиной. - Извольте ужинать. - Изволю. Уже иду. Принц с аппетитом принялся за еду и был искренне рад, что та хоть ненадолго отвлекла его от тягостных мыслей. Но рано или поздно все заканчивается, и Пресветлый направился в спальню, уже заранее предчувствуя то, что ожидало его в снах. Фигурка Оаль-Зиира стояла на небольшом мраморном постаменте перед той лестницей, что вела на второй этаж, в покои Талигхилла. Принц не сомневался, что местоположение для статуэтки выбрано Домабом намеренно. И ведь не потребуешь, чтобы переставил,- обидится. Принц миновал уже половину лестницы, когда что-то заставило его посмотреть вниз, на свои туфли - к правой прилип черный овальный листок. Наверное, прицепился, когда Талигхилл стоял на веранде. Принц вздрогнул и наклонился, чтобы содрать его и швырнуть подальше. Некоторое время Пресветлый наблюдал, как листок, медленно кружась, падал на ковер гостиной; потом продолжил свое восхождение. Он вошел в спальню и сел на кровать, уставясь прямо перед собой невидящим взором. Потом лег на покрывала и погасил светильники. И уснул. В снах его, разумеется, поджидали черные лепестки.