Страница 2 из 49
– Твою мать! Дэн, ты совсем спятил?
Голос Алекса ворвался сквозь вакуумный шум в шокированный рассудок охлаждающей анестезией, окончательно разрывая последнюю нить-связь с последними пережитыми видениями. Я продолжаю сжимать скрюченными пальцами больной правой руки чью-то ладонь над своим левым плечом, практически не чувствуя ни боли, ни того, что делаю. Я всё ещё не верю, что нахожусь здесь, в этой отрезвляющей реальности, и что мне не позволили остаться по другую сторону, вернув обратно самым беспощадным и бесчеловечным способом! И её тлеющие отпечатки продолжали растекаться под моей кожей и по венам, разгорающейся лихорадкой, заставляя дрожать и задыхаться от новых приступов панического удушья. Она возвращалась, быстро, молниеносно, вытесняя тебя за считанные мгновения…
Бл**ь, нет! Я не хочу… Не снова!..
– Дэн! Разожми пальцы, ты же ей сейчас запястье вывихнешь… – вижу лицо Алекса, склоненное надо мной совершенной маской бесчувственного языческого бога, с трудом соображая, что это он, а не тот незнакомый мне монстр, который ещё совсем недавно полосовал мое тело (или душу) на рубленные куски. Его рука "ласковым" захватом оплела мою поверх чьей-то третьей, но пока ещё ничего не предпринимая для того, чтобы остановить меня. Всего полсекунды шоковым разрядом в почти разбуженное сознание – что ему стоит сломать МНЕ запястье? Он может. Запросто. В любой момент!
– Дэн, пожалуйста, успокойся и отпусти руку Лилиан… – бл**ь, какая нах Лилиан?
Наверное, я так еще окончательно и не проснулся, или быть может действие таблеток не до конца вышло из расширенных сосудов в голове? Часто моргаю, будто пытаюсь сбить веками с сетчатки глаз вместе с пленкой набежавшей влаги пугающий образ лучшего друга. Как будто он и вправду мог исчезнуть, прихватив с собой целый вагон пережитых воспоминаний, ощущений и боли… боли, которая в этот самый момент продолжала заползать в мои легкие, оплетая трахею и сердце обмораживающим инеем стынущего страха.
Боже… это было невозможно и нереально… Как две спирали красной и кровавой нити, осязаемыми захватами тугих колец-петель одного целого, неразрывного, затягивая все поры и клетки сетью микро игл. На коже, под кожей, в коже… самой кожей… Я сопротивляюсь? Словно у меня еще есть на это силы! А главное, кому? Она уже давно во мне прописана, она была частью меня, была мной! Только сегодня она разгоралась внутри меня живой физической болью, как насмешкой-вызовом всем моим последним нелепым потугам ее одолеть. И достаточно лишь включить последний сектор памяти и эмоций, и ты захлебнешься в ней раньше, чем успеешь сделать последний глоток воздуха перед погружением.
– Будь умницей… Ты же помнишь, кто я? Ну, давай, расслабь пальцы. Смотри на меня и просто разжимай пальцы, это не сложно… Вот так! Молодец! Хороший мальчик… – кажется меня слегка коробит. Или это сопротивляется сознание? Мне сложно совместить двух Алексов в один образ? А нужно ли? Разве меня это сейчас должно волновать, или это одна из частей общей мозаики, которая атаковала мой рассудок и тело последними событиями пережитого кошмара?
Мне не сложно вспомнить, где я, трудней определить время или дату, понять, что это не сон, а одно из моих первых воскрешений в моем новом персональном аду. И я прекрасно осознаю, что сам хотел через него пройти, пройти очищение его реальным огнем и не одним лишь телом, но и всей своей гребаной сущностью, будто он был способен сжечь всю бездну ледяного мрака застывшей мертвой вселенной вместе с моей собственной тенью – с Дэниэлом, мать его, Мэндэллом-младшим…
– Тебе надо обработать спину и руку, Дэн! Придется немного потерпеть. Увы, это часть моих условий и требований, с которыми ты не можешь спорить или не соглашаться. И, боюсь, какое-то время тебе теперь придется спать на животе.
…Существует несколько видов тюремных камер, ограничивающих свободу человека: окружающая физическая, твое собственное сознание и… твое тело. В моем случае прилагался еще один самый жестокий и абсолютно не уничтожаемый элемент – ТЫ!
Я мог создавать вокруг и особенно внутри себя сотню других тюремных клеток, наслаивать их одну на одну реальными или ментальными сетями, но ни одна не могла сравниться с твоею, с тобой – растекающейся в моей коже, в венах, в дыхании неугасаемой живой пульсацией. Настолько сильной и осязаемой, что порой, казалось, ее мог почувствовать любой посторонний человек, кто сознательно или неосознанно прикасался ко мне. Может последнее меня больше всего как раз и напрягало? Я брезговал не тем, что чьи-то руки (особенно пальцы) дотрагивались до моего тела и кожи, меня выкручивало от мысли, что они… дотрагивались до ТЕБЯ! Терпеть невыносимо долгие минуты чужого касания к себе (к ТЕБЕ!), словно они могли украсть или вобрать часть тебя в свои ладони… бл**ь, да просто, трогать тебя!
– НЕТ!.. Хватит! – это оказалось еще омерзительней, чем трахаться с клубными нижними и с самой Реджиной Спаркс!
Я не смог выдержать и минуты, хотя и казалось, что прошло не менее десяти. Не скажу, что та самая Лилиан (то ли дипломированная сиделка, то ли личный мануальный терапевт Александра Рейнольдза) была настолько неприятна внешне или вызывала мгновенную антипатию при первом же знакомстве. Скорей она относилась к классу людей так называемых "невидимок", которые появлялись и выступали из тени только в те моменты, когда кто-то нуждался в их помощи и личном присутствии. Ты не успеваешь запоминать их лица… зато прикосновение пухлых узловатых пальцев к собственной спине вызывают куда больше отвратных ощущений, оседающих в твоей памяти и в самом теле новым условным рефлексом-отторжением (или пси-блоком).
И мне было плевать насколько я тогда выглядел грубым или казался не в себе. Я хотел только одного, чтобы меня оставили в покое и больше не трогали, тем более руками. Не дотрагивались и не пытались вытянуть все мои ощущения, включая боль и особенно её – ТЕБЯ!
– Можете идти, Лилиан. – в этот раз не стал настаивать даже Алекс. Правда, я бы с большой радостью попросил уйти и его тоже. Не исключено, что он и сам об этом догадывался, поэтому никуда и не спешил.
Никак не могу определиться по времени, хотя и не испытываю в этом какой-то крайней необходимости. Какая разница сколько я провалялся в отключке на этом жестком топчане – день или два? Утро сейчас или вечер того же дня?.. моего первого дня откровенного безумства…
Мне хватало и моего внутреннего счетчика – гулкой аритмии, отмеряющей нестабильные секунды моего пребывания в этом чистилище!
– Хочешь, чтобы я сам это сделал? Дэн, я не оставлю тебя в таком состоянии. Если намереваешься и дальше продолжать наши сессии, ты обязан подчиняться и выполнять все мои условия! – он закрыл за очень молчаливой Лилиан дверь на замок изнутри личным ключом перед тем как вернуться к лежаку и проделать очередную попытку достучаться до моего заблокированного сознания. – Я не стану ничего делать, пока твоя спина не заживет. Желаешь вернуться к сеансам как можно скорее, тогда будь любезен, делай все, как я говорю, без переключения в режим капризного мальчика! Тебе не десять лет, да и до статуса лежачего больного еще слишком рано. Живо вставай и приведи себя в порядок. Переоденься в чистое и сухое. Через час принесут ужин. И не вздумай плакаться на счет отсутствия аппетита или сильной тошноты. Я тебя по голове не бил, так что сотрясения быть не может в принципе.
Как будто для рвотного рефлекса требуется именно сотрясение мозга, и не важно, что еще пару дней назад ты пил не просыхая или только что, вот-вот, всплыл из очередной эмоциональной клоаки.
– Ты мне не нравишься, Дэнни! Очень и очень не нравишься. Не сомневаюсь, что ты и сам от себя не в большем восторге. Я и не представлял, насколько все запущенно в твоем случае.
Слава богу, Алекс не намеревался меня жалеть и гладить по головке. Как раз поэтому я его и выбрал. Даже нянчась со мной, он не допустит ни одной поблажки, как и не позволит использовать себя для личной выгоды. Обмануть такого человека или попытаться провести вокруг пальца – равносильно подписать себе смертный приговор. Или я подсознательно рассчитывал на последний вариант?