Страница 16 из 49
Он не обходит двуспальную кровать только благодаря ближайшей прикроватной тумбочке. На ней тоже как раз возвышалось пара стопок из книг по большей части художественной прозы. Подхватывает самую верхнюю, разворачивая титульной обложкой к лицу и с трудом сдерживает рвущийся наружу ироничный смешок. "Пятьдесят оттенков серого"? И как раз в момент появления Эллис в проеме спальни. Может вспомнила, что оставила здесь некоторые особо личные вещи без бдительного присмотра, и поэтому так поспешила? Побоялась, что он не побрезгует просмотреть их вместе с названиями книг, увлекших твое внимание за эти дни своей определенной тематикой – проверить звонки на смартфоне, прочесть сделанные от руки записи в толстой тетрадке еженедельника?
По ровному счету ему ничего из этого и не нужно было делать, чтобы составить полную картину всего, чем ты занималась последние дни в этом номере. Достаточно пройтись взглядом по всем этим вещам и сопоставить с отчетом от Эвелин Гувер, которая в свою очередь держала постоянную связь с Робин Поланик. Ну, разве что пыталась ещё связаться с Самантой Грин и успокоить по видеосвязи ничего не понимающего Брайана Степлтона. Возможно даже успела восстановиться после воскресного срыва где-то процентов на семьдесят-восемьдесят. Вот только… на долго ли? Ты же сама уже не уверена, да, моя напуганная малышка Эллис? Интересно, чтобы ты сделала, если бы он и вправду перешел самую последнюю черту, протянув руку к твоему смартфону или еженедельнику? Сорвалась с места и стала бы вырывать из его рук свои драгоценные игрушки с личными записями и контактами? Так да или нет?..
Он отбросил брезгливым жестом книгу в мягком и уже потертом переплете (я тебя умоляю, скажи, что это не ты зачитала её до подобного состояния и не за эти последние недели!), разворачиваясь к тебе лицом и перехватывая твой взгляд до того, как ты успеешь ускользнуть в параллельное измерение или зацепиться за ближайший предмет безучастной мебели. Нет, Эллис, даже не надейся! Когда я рядом, Я ставлю условия, ЧТО тебе делать, куда смотреть и чего хотеть!
– Где ожерелье, которое принесли вместе с костюмом? – нет, он предельно спокоен, и едва ли устроит сцену, даже если тебе вдруг вздумалось спустить новое украшение в мусоропровод. Может он всё ещё ждал от тебя подвохов с возможными вспышками неадекватного поведения? Или скорее даже подсознательно их выжидал?
Он продолжает ощущать твое напряжение сверхсенсорными "датчиками" собственной кожи и оголенных нервов, считывая, копируя и дублируя в памяти любое самое незначительное изменение на твоём личике. Тебе даже не надо что-то говорить, твое воспаленное тело реагирует быстрее скорости твоих мыслей и даже чувств. Испуг, беспокойство и недопонимание в потемневших глазах перебивается почти резким движением головы, рефлекторным порывом в сторону. Оборачиваешься через плечо в другой угол комнаты, к стоящему между стеной и стеклянной панелью панорамного окна компактному туалетному столику с триптихом зеркального трельяжа.
– На столе… с феном и… – остальными атрибутами женских косметичек, маникюрниц и прочих вещей "первой необходимости".
Чёрный бархатный футляр с логотипом двух латинских золотых литер НW лежал практически на самом видном месте с левого края контрастной белой столешницы. Все что теперь оставалось – снова сойти с места и сократить последние секунды ожидания. Приподнять руку и перехватить скользящим движением ладони твое плечико, напряженный подъем трапеции, обхватить пальцами застывшую горячим камнем шейку под спутанными прядями мокрых волос… Удержаться от неуемного соблазна нагнуться к твоему затылку и вдохнуть их запах до того, как ты дернешься и испуганно обернешься к нему лицом.
– Садись!.. – короткий приказ, как и каждое последующее действие с манипуляцией рук, голоса, ментального подавления любой вероятной вспышки твоего внутреннего противостояния.
Нет, моя девочка, уже поздно сдавать назад, поздно сжиматься и устраивать внутренние блокировки. Это сильней тебя, это выше и глубже всех твоих страхов и высокоморальных принципов! И он ничуть не удивится узнав, что тебя убивает не сколько его присутствие и сила его подавления, а твое собственное тело, реагирующее на него мгновенно, при любом его движении, каждом произнесенном слове и… очередном шокирующем прикосновении. Ты впускаешь и впитываешь его быстрее, чем успеешь осознать, что он уже это сделал, что он уже в тебе, возле тебя, вокруг… везде!
Это не так уж и сложно, да, моя милая? Совершить то, что может стать ещё одним шажком к заветной цели. Многие страхи зачастую просто беспочвенны и не обоснованы. И это всего лишь мягкий пуфик перед столиком, а не холодный бетон выщербленного пола на заброшенном заводе. Да, ты права, отражение в зеркале слегка искажено, и тебе снова придется смотреть, а не только чувствовать его движения и касания. Осязать на всех уровнях обострившихся чувств, принимать с волнительной дрожью и ответной реакцией неконтролируемого тела. И он прекрасно это чувствует сам. Каждый раз, когда ты вздрагиваешь или пытаешься ускользнуть взглядом из глубокого портала зеркального отражения, из его глаз, из оплетающих жгутов ментального кокона, когда из последних сил стараешься удержаться, чтобы не сжать плотно сомкнутых под полами халата горячих бедер, скрыть от него новую вспышку неподвластного тебе возбуждения.
Да, Эллис, он все это видит и чувствует, и может в любую секунду протянуть руку, скользнуть пальцами в стык твоих дрожащих ножек и без особого давления добраться до самой горячей зоны твоего тела. Но ему сейчас этого и не надо, даже если ты продолжаешь ожидать от него именно этих действий. Он не просто это считывает по температуре твоей пылающей кожи, сбившемуся дыханию, зашкаливающей аритмии и неподавляемой дрожи, он затягивает все это в себя со всеми твоими мыслями, чувствами, запахами и… откровенными желаниями. Каждый беззвучный всхлип, отрывистый выдох, пульсацию расширившегося зрачка… горячую густую каплю греховного вожделения, стекающую по нежным лепесткам твоей воспаленной вульвы.
– Ты слишком напряжена, Эллис… – обе ладони захватывают поверхность твоей головы шокирующим и… давно забытым движением, погружая длинные пальцы в мокрые пряди и без рывков, мягким массирующим скольжением зачесывают почти все волосы за шею, подхватывая большую их часть с плеч и трапеции. Не успеваешь опомниться и сообразить, что же произошло и что он сказал. Глаза раскрываются вместе с округлившимся ротиком в несдержанном порыве выбивающего изумления. С сетчатки едва успевает сойти обжигающая пелена подскочившего давления, когда сознание принимает его новое движение с ещё более невероятной манипуляцией правой руки. Он берёт со столика твою расческу.
– Поверь, это не так страшно, как может показаться… И разве мы уже не проходили через это когда-то? – разве ты не сдерживала точно таких же импульсных порывов своего перевозбужденного состояния десять лет назад, стоя на кухне его квартиры в Эшвилле? Разве прикосновение его пальцев к твоим волосам и коже, к лицу и шее не выбивали ответную эротическую дрожь с желанием сжать со всей дури бедра, задавить между ними дикую пульсацию взбесившейся истомы твоей спускающей киски? А сейчас? Когда твоя расческа в его руке без особого труда разбивает мокрые узелки на спутанных прядях, пропуская через массажные зубья натянутые нити волос едва ощутимым скольжением и более осязаемым давлением кончиков пальцев его левой руки… Разве тебя не тянет закрыть глаза, пропустить этот сладкий ток распускающихся по коже и под кожей вибрирующих искр томного вожделения. Заставить себя впервые расслабиться или вспомнить более шокирующие факты…
Скажи, Эллис, кто ещё из твоих бывших и когда-либо делал с тобой такое? И каково думать об этом сейчас, принимая, утопая, захлебываясь в этих совершенно новых, поглощающих приливах исключительных ощущений, что ничего подобного прежде ты не испытывала ни с кем другим и никогда-либо вообще? Спроси себя, моя девочка, и не раз… Как ты могла добровольно отказаться от всего этого? И, главное, ради чего или кого?