Искренне

Это, конечно, довольно деликатный вопрос, но в такие моменты мне приходится напоминать лучшей подруге, что свое мнение можно оставить при себе. Не то чтобы у меня были с этим проблемы – я люблю свое тело. Но, к сожалению Джун, я также люблю красивые свободные толстовки и уютные клетчатые рубашки. В любом случае на мои слова все равно не обратят никакого внимания. Джун просто мастер не замечать подобные реплики, по крайней мере, не обращать на них внимания. Если бы то же самое было и в остальном…

Я должна приложить немало усилий, но мне все же удается немного приоткрыть один глаз, чтобы укоризненно посмотреть на подругу.

– Речь идет совсем не об этом, ты же знаешь! И вообще-то, мне нравится хорошо выглядеть.

– Джун… – прерываю ее я, потому что она опять начинает обманывать саму себя и смешивать разные темы.

– Энди, – теперь уже обрывает меня она, и я умолкаю. Ее решительный взгляд сменяет выражение мольбы на лице, она надувает губы – о, это Джун умеет хорошо. Тем не менее она продолжает идти к своей цели: – Если ты сделаешь то, что я говорю, и сходишь туда, то сможешь спросить насчет работы. Пару дней назад им требовались работники в гардероб, они искали студентов.

Вот это уже на самом деле звучит как правдоподобная причина, чтобы пойти в клуб. Мне нужна работа, даже очень и как можно скорее. Проклятье!

– Я ненавижу тебя.

Мои глаза снова закрываются, и я начинаю погружаться в сон.

– Это неправда, и мы обе знаем это!

С этими словами она достает откуда-то одеяло и набрасывает его на меня.

Несколько часов спустя я стою перед клубом с крупными неоновыми буквами MASON’s над входом. Огромная вывеска завораживающе сверкает и переливается яркими цветами, отбрасывая причудливые тени на темно-красный кирпич здания. Кажется, будто это вход в другой мир, где все красочнее и живее. Мощные электрические басы долетают до нас даже на улице и заставляют меня чувствовать какое-то возбуждение. Я даже не знаю, когда в последний раз танцевала и было ли это хоть раз не в пабе «У Гленна» со всеми теми людьми, которые знают, как плохо я пою в караоке, и которые видели меня еще в пеленках или по уши в грязи после работы на ранчо.

Потихоньку я начинаю переминаться с одной ноги на другую. Не только потому, что мне непривычна одежда, в которую засунула меня Джун, но в основном потому, что, несмотря на довольно сытный азиатский суп быстрого приготовления, горячий душ и немного сна, я все еще не пришла в себя и по-прежнему хочу спать. Джун показала мне часть общежития и кампуса до того, как мы стали собираться в клуб, и надо сказать, что я очень рада, что она может жить там. И я счастлива, что мы обе успешно поступили в Харбор-Хилл, чтобы наконец начать вместе двигаться в наше будущее и хоть немного приблизиться к мечте – создать что-то свое, не работать по найму и стать начальницами самим себе. Да, я рада… и благодарна, что Джун разрешила мне пожить сейчас в ее студенческой квартире. Тем не менее во всей этой радости была своя ложка дегтя: зависть, потому что у Джун теперь было все то, чего не было у меня, но чего я всегда хотела: стипендия, общежитие, никаких забот. Ладно, по крайней мере, никаких забот о крыше над головой или об отсутствии денег на банковском счете.

Так, прекрати это! – одергиваю я саму себя и мысленно вспоминаю, что то, что я смогла позже приступить к учебе и мне придется самостоятельно платить за нее (как и большинству других студентов), – это ни в коем случае не выбор и не желание моей лучшей подруги. Наоборот, Джун сделала бы все для меня. У нее тоже было достаточно плохих периодов в жизни, и она заслуживает удачи, которая ей наконец улыбнулась.

Все будет хорошо, – говорю я себе, – не знаю как, но в конце все сложится хорошо. Вот только как… Я нервно сглатываю и поеживаюсь, ругая себя, что не взяла с собой какую-нибудь тонкую куртку или жилетку. Осень уже не за горами, и, несмотря на довольно комфортную температуру, я все равно мерзну. Думаю, виной тому короткий сон и отсутствие хоть пары минуток отдыха.

Одного взгляда, брошенного вниз на мои голые ноги, достаточно, чтобы почувствовать, как же мне не хватает моих привычных, удобных штанов.

– Не могу поверить, что это действительно происходит, – бормочу я скорее себе, чем подруге, в очередной раз поправляя юбку. Точнее, пытаясь ее поправить. Джун нарядила меня в обтягивающую черную кожаную юбку, которая едва доходила до колен, в высокие туфли на убийственных каблуках – в которых можно сделать только две вещи: споткнуться и убить кого-нибудь, а края легкой блузки она небрежно завязала у меня на уровне бедер, оставив незастегнутыми верхние кнопки, так, чтобы, по мнению Джун, «показывать достаточно, чтобы вызвать интерес, но не более того» – что бы это ни значило. Да, мои бедра определенно немного шире ее, а туловище несколько короче, но это меня никогда не спасало. Шкаф Джун для меня загадка, он как сумка Гермионы, в которой каждый может найти для себя все что угодно. И бог одежды, если такой существует, никогда не щадил меня, вместо этого он выдает подруге нужные вещи каждый раз, когда у нее появляется возможность одеть меня во что-то.

– Хватит ныть и хмуриться, иначе у тебя будет куча морщин! Ты молода, прекрасна, и благодаря мне мир наконец-то может взглянуть на твои стройные ноги! – отвечает она, указывая на упомянутую часть тела. Можно подумать, что обычно я провожу свою жизнь в мешке из-под картофеля.

Сама того не замечая, я снова сморщила нос и вдобавок высунула язык, просто потому что мне так захотелось и потому что у меня нет другого ответа наготове.

Джун тем временем все пытается взглянуть поверх голов людей. Я же, наоборот, давно забросила это занятие, поскольку в отличие от подруги, несмотря на эту адскую обувь, во мне все равно меньше ста семидесяти сантиметров. Кроме того, мои каблуки кажутся просто смешными по сравнению с ее.

– Тебе здесь понравится, – говорит Джун в сотый раз, и каждый раз ее голос звучит все убедительнее.

Она сжимает сумочку, которая хранит в себе больше, чем можно подумать. Я не помню, чтобы Джун когда-либо выходила из дома без своего походного набора косметики и какой-нибудь шоколадки. На моих губах появляется улыбка, когда я смотрю на нее, пока она чуть ли не подпрыгивает в ожидании нашей очереди и продолжает вытягивать шею, чтобы понять, из-за чего мы продвигаемся так медленно.

– Когда же мы наконец сможем войти, – бормочет она, слегка выпячивая нижнюю губу.

– Приятно видеть, что время без меня не изменило тебя и не сделало более терпеливым человеком, – ехидно произношу я, едва сдерживая смех, особенно когда она бросает на меня взгляд, полный притворного возмущения, и скрещивает руки на груди.

– Я могу быть терпеливой. Когда это по-настоящему важно и когда я знаю, что в этом есть смысл. И так случается довольно часто. Ну, иногда…

Когда она поднимает брови, размышляя об этом, я прекращаю бороться со смехом и начинаю хохотать в голос. Невероятно, что человек, который заставлял меня «делать по одному шагу за раз» на протяжении всей моей жизни, в то же время был самым нетерпеливым человеком в мире! Причем вряд ли сейчас была причина для такого волнения, потому что очередь впереди нас была уже не такой длинной. Я давно уже могла разглядеть секьюрити и зону досмотра у входа, через которую они с определенным интервалом пропускали людей.

– Ты уже говорила с Марой и Дейвом? – Вопрос внезапно вырывается у меня, и как только слова покидают мой рот, я немедленно сожалею о них. Мы с Джун знакомы столько, сколько я себя помню, и со мной и моей семьей она провела больше дней, чем у себя дома. Я понимаю, что ей не нравится говорить об этом, потому что эта тема причиняет боль, но я не теряю надежды, что они с родителями смогут в конечном итоге воссоединиться и стать настоящей семьей.

Ее глубокий вздох, быстрый взгляд, и я уже убеждена, что она не ответит, но тут я слышу ее мягкое: «нет». Почти механически она теребит прядь своих волос, но кажется, сама еще не привыкла к тому, что ее волосы стали короче. Видимо, она была в парикмахерской всего несколько дней назад. Наверное, поэтому она еще не сказала мне о новой прическе. Она предпринимает вторую попытку, на этот раз подняв руку повыше, и наконец цепляется за кончики своих некрашеных белокурых волос и начинает крутить прядь между пальцами.