Страница 14 из 20
Алекс уже успел немного освоиться с постоянной русской насмешливостью над всем и над всеми, поэтому счел нужным поинтересоваться:
– Ты серьезно спрашиваешь?
– Да уж куда серьезней. Признавайся давай. – Для убедительности она даже толкнула его кулачком в плечо.
– Боюсь, что нет, – ответ Алекса сразил ее своей безжалостностью.
Даниловна приостановилась и гневно воззрилась на него.
– Ты что сказал?!
– Ну сказал. Ты спросила. – Он и не собирался извиняться.
– Да как ты смел такое сказать! – ее возмущению не было предела.
– А в чем дело? – Копылов все еще не понимал, или притворялся, что не понимает.
– Вот так взял и в грязь меня фейсом.
Они уже не шли, а стояли на месте как два поединщика. И Алекса по-прежнему мало волновали ее взорвавшиеся эмоции.
– Меня куратор ждет.
– Подождет твой куратор. Отвечай давай! Что тебя во мне не устраивает? – Ей захотелось разобраться с ним раз и навсегда.
– Прямо тут отвечать?
– А где? Прямо тут! – плевать ей было на глазевших на их ссору прохожих.
Для Алекса же такое постороннее внимание всегда было крайне неприятно.
– Ты злишься – я ничего не буду говорить.
– Да говори уж. Царапаться не буду, точно. Ну говори, что тебя во мне не устраивает? – не отставала задетая за живое староста.
– Ты слишком… активная.
– Это все?!
– Ты любишь резко выражаться, – чуть подумав, дополнил он.
– По-моему, при тебе я матом не ругаюсь.
– Не в этом дело. Ты все время хочешь быть самой крутой, а это не всем может нравиться.
Она утвердительно кивнула.
– Я поняла, тебе это точно не нравится. Дальше!
– Я не курю, а ты куришь. Это как?
– Ты ни разу не говорил, что тебе это неприятно.
– А ты понимаешь только то, что тебе говорят? Сама догадаться не можешь?
Навстречу им двигалась толстая тетка-челнок с огромными сумками. Они, увлеченные разговором, стояли прямо на ее пути.
– Вот же малахольные прут, никого не замечая. Прочь с дороги, сказала! – тетка угрожающе повела сумками.
– Кто это прет?! – Даниловна готова была тут же завестись, но успела перехватить укоризненный взгляд Алекса. – Ну, конечно, тётечка, мы не правы. Спасибо вам за верное замечание. Мы исправимся. Мамой клянусь. – И схватив Алекса за рукав, она потащила его прочь.
Тетка, опустив сумки на землю, обалдело смотрела им вслед.
Так и не договорив до конца, они нашли в железных воротах открытую калитку и вошли в небольшой замкнутый двор с могучими старыми деревьями и полудюжиной машин.
– Сюда, – указала староста на нужный подъезд. – Четырнадцатая квартира.
Сразу забыв об их стычке, Алекс торопливо нырнул в указанную дверь, не охваченную еще домофонными преградами.
Ждать его пришлось минут сорок. Впрочем, Даниловна особо не скучала, ходила по двору, качалась на детских качелях, снова прохаживалась. И пришла к важному решению, ведь, в конце концов, не только парни, но и девчонки должны чем-то поражать воображения представителей противоположного пола.
Наконец проскрипела дверь подъезда. Потрясенный и не совсем вменяемый вид Алекса изумил старосту. Она бросилась к нему.
– Ну как?! Рассказывай.
Он с недоумением посмотрел на нее, словно только сейчас вспомнив, что приехал сюда не один. Даниловна сообразила, что сейчас ей будет резкий ответ за назойливое любопытство и перевела стрелки на другое:
– А я решила бросить курить. Прямо с этой минуты. Смотри. – Она скомкала и выбросила полупустую пачку сигарет. С его стороны на это был ноль эмоций. – Тебя там что, наркотиками накачали? Э, очнись! – Она потрясла Алекса за плечо.
Он хмуро посмотрел на нее:
– Мне надо побыть одному. Хорошо?
– Одному? А ты точно в норме?
– Уйди. Ну, пожалуйста, уйди!
– Нас машина ждет, – напомнила она.
– Хорошо, – сердито бросил Копылов и быстро зашагал в сторону оставленной машины. Даниловна еле поспевала за ним.
18
Зацепин встретил его в прихожей. Вид у него был совсем не такой вальяжный как обычно. Все плохо, мгновенно понял Алекс.
– Проходи, – по-испански пригласил хозяин. От него исходил сильный запах алкоголя.
Они прошли вглубь квартиры. Любой россиянин обратил бы внимание на высокие потолки с лепниной, громоздкую старинную мебель, сверкающие повсюду хрустальные люстры и бра, для Алекса же все это выглядело весьма старомодно и заурядно.
В гостиной находился овальный обеденный стол, накрытый парадной скатертью. На нем была бутылка водки и нехитрая закуска из соленых огурцов, сыра и бутербродов с красной икрой. Еще на столе стоял портрет Исабель с черной лентой, прислоненный к вазе с четырьмя гвоздиками.
Алекс потерянно смотрел на портрет и все равно ждал объяснения.
– Сегодня сорок дней со смерти твоей мамы.
Петр сел за стол и налил две рюмки водки, третья рюмка с водкой стояла возле портрета.
Алекс сам удивился словам, которые вышли из него:
– Ее казнили?
Куратор отрицательно качнул головой.
– Она вскрыла себе в камере вены.
Зацепин жестом указал на второй стул. Алекс сел.
– Вы так мне и не привезли альбом с детскими фотографиями, – вспомнил вдруг Алекс.
– Ты особенно не настаивал, поэтому и не привозил. Ну что, помянем?
– Я пить не буду. Это вы во всем виноваты. Вы привезли им свою неудачу. – Алекс сказал это без всякого зла, просто как констатацию факта.
Петр на упрек не прореагировал. Медленно выпил рюмку, чтобы в полной мере почувствовать ее горечь и понюхал кусочек черного хлеба, лежащий перед ним на тарелке.
– А ведь я был влюблен в твою мать. Ладно, не хочешь пить, тогда смотри видео.
Куратор включил телевизор и видеоплейер. По экрану пошла рябь. Положив дистанционки на стол, Петр встал и вышел из гостиной.
На телеэкране появилось изображение Исабель на фоне какой-то неопределенной зеленой драпировки.
– «Если ты, Алекс, смотришь сейчас это видео, значит, со мной и папой случилось что-то очень плохое, – по-испански заговорила она. – Твое настоящее имя Александр Сергеевич Копылов. Ты русский и родился в России. Я понимаю, для тебя это открытие – большое потрясение. Но по-другому было никак нельзя. Мы с папой очень любили и любим тебя и не хотели с тобой разлучаться ни на один день. Я думаю, ты достойно выдержишь любые испытания. О нас с папой особенно не горюй, мы прожили самую яркую, самую интересную жизнь, какая была только возможна. И вообще не грусти о прошлом, а стремись в сверкающее будущее. Как только выучишь русский язык, шестая часть планеты будет у твоих ног. Мы с папой надеемся, что ты всегда будешь поступать по-гулливерски, а не по-лилипутски».
Исабель вдруг закрыла лицо ладонями.
– «Вот видишь, всегда умела держаться, а тут плачу. Люблю тебя, мой хороший. Мой самый лучший сын на свете. Сыночка моя», – последние слова она произнесла по-русски.
По экрану пошла рябь – запись закончилась.
В комнату заглянул Зацепин, подошел к окну и остановился там спиной к своему подопечному.
– Я могу взять эту кассету? – только и спросил Копылов.
– Нет. Но ты можешь взять ключ от этой квартиры и всегда сюда приезжать и смотреть ее здесь.
– Что было в том железном ящике?
– Откуда я знаю? Я отдал его еще там, в посольстве.
– Это было что-то важное?
– Кто же тебе это скажет? Наверное. Твоего отца, между прочим, наградили орденом Красной Звезды.
– А маму?
– Маму наградят чуть позже, – Петр сказал это почти машинально и тут же спохватился, как это двусмысленно прозвучало, мол, нужно еще узнать, как она вела себя на допросах.
– А почему она не смогла убежать? – Алекс спрашивал совершенно спокойно – слишком все уже успело в нем перегореть.
– Ее в лесу укусила змея, и она вынуждена была обратиться в больницу. Там ее и арестовали.
– А ее нельзя было как-то спасти или на кого-нибудь обменять?
– У нее был хороший адвокат и не было прямых улик, указывающих, что она стреляла, но присяжные все же признали ее виновной в неподчинении полиции. А потом уже видимо в тюрьме что-то случилось, что ей понадобилось вскрывать вены…