Страница 113 из 123
- Я пойду, помогу ему, если тебе, конечно, правда не нужна помощь в чем-то? - фраза звучала не как вопрос, но именно им она являлась. Таким образом, соседка спрашивала разрешения оставить меня одну в столь тяжелый день. Что на самом деле и было нужно. Улыбнувшись, положительно киваю и отпускаю ее вслед за возлюбленным. Сама же спокойно добираюсь до спальни, прижимаюсь спиной к двери и облегченно расстегиваю пуговицы. Горячая ванна была бы очень кстати, но для этого нужно позвать Женю, горячая вода сама в трубах не появляется. Не знаю, что девушка делает ради нее.
Вытащив единственные штаны из шкафа, бросаю взгляд на окно и вспоминаю погоду. Лучше их не портить, ведь собака от радости начнёт на меня прыгать грязными лапами и прощай любимая одежда до следующей стирки. Надев самую ужасную юбку, простую рубашку и кожаную куртку, укутываю волосы в шарф так, как делала дома с платком, чтобы ни единого волоска видно не оказалось. Приготовившись идти на улицу, замираю, взявшись за ручку двери. Рука трясется, а перед глазами встает картина, как я нажимаю на курок, а тело Джефферсона падает на сцену. “Я убила человека” - осознание этого проносится только сейчас, но почему я тогда ничего не чувствую? Что я вообще должна чувствовать после такого? Может во всем виноват шок, или полное безразличие, но мне на самом деле все равно.
Заметив краем глаза то, как ветер треплет занавеску, то скрывая, то снова возвращая вид на балкон напротив, отхожу от двери и приближаюсь к окну. Его высочество принц Рейнхард стоит там и наблюдает за чем-то во внутреннем дворе. Он словно ждёт, может, даже моего появления. Что я собственно знаю об этом человеке? Его либо боятся, либо уважают, третьего не дано. Учитывая, что Император разрешил ему оставить собаку, хотя это запрещено, то подобные эмоции сам испытывает в отношении среднего сына. Со слов Катрины, он один был в состоянии свергнуть всю семью и занять место отца, а раз Рейнхарду удалось одолеть старшего брата в поединке несмотря на больную ногу, то в это можно поверить. Что же с ним случилось? Эта тайна оставалась закрыта, но он, определенно, не хотел моей смерти.
Прикусив губу от досады, что нет возможности нормально поговорить, случайно бросаю взгляд на стопку чистых тетрадей и карандаши на столе. Мы закупили их для Катрины и ее инструкций, но девушке больше нечего писать и она принесла все мне. Подойдя к столу, открываю одну на первой странице и беру карандаш. Сейчас моя жизнь зависела от слишком многого, а что если как-то можно повлиять на это? Если найти подход к самому уважаемому и пугающему человеку во дворце, мне больше некого будет бояться.
Я до ужаса хотела с ним поговорить, и не видела другой возможности сделать это. Каждый диалог с принцем Рейнхардом оказывался отдельным видом искусства и заставлял все внутри трепетать и напрягаться. Эти ощущения невозможно передать, они затягивали, как наркотик или алкоголь и толкали на безумные действия, как это. Я готова придумать или найти любой предлог для диалога, даже самый банальный и глупый. Возможно, именно такие же чувства заставили Джеффа пойти на самоубийственную миссию по моему спасению.
«Я все еще должна Вам один ответ и три одолжения. Не люблю быть в должниках, что я могу для Вас сделать?» - прочитав фразу третий раз, убедилась в ее глупости, но пересилить себя не смогла, а здравый смысл переставал работать, когда речь шла об этом человеке. Взяв тетрадь и карандаш, направляюсь во внутренний двор и размещаю их на скамейке, на видном месте. Тут кроме нас почти никого не бывает. Я могу постоянно наблюдать за лавочкой с балкона и оберегать тетрадь. Главное, чтобы принц поддержал идею. Мне оставалось теперь ждать и защищать письменные принадлежности от посторонних лиц, которых не было рядом и в помине. Благодаря навесу, дождь не смог бы повредить тетради, за это не стоило переживать.
Рейнхард взял тетрадь и карандаш в руки только на третий день ответных наблюдений. Появляясь время от времени на балконе, парень следил конкретно за скамейкой, а когда выходил играть и кормить собаку, демонстративно не приближался. Прекрасно понимая причины, каждый раз от досады хотелось ударить кулаком по стеклу. И вот, наконец, на первой странице появилась столь долгожданная ответная фраза: «Мы, определенно, пожалеем об этом, но собственно, что нам терять, кроме нескольких десятков лет жизни. Мне пока ничего от тебя не нужно, а тратить столь драгоценные ресурсы на ерунду - глупо.»
Переписка продолжалась пару месяцев, на протяжении которых не случалось ничего из ряда вон выходящего. Каждый день напоминал предыдущий, и единственное, что могло их разнообразить – это новая книга и долгожданное сообщение в тетради от принца. За это время я изрисовала несколько листов, изобразив там Волчицу. Ответы появлялись не сразу, и их ожидание изматывало до ужаса. Зато, когда с балкона комнаты доводилось видеть Рейнхарда с карандашом в руке, сердце начинало биться сильнее и хотелось сорваться с места в ту же минуту, но так нельзя. Мы письменно договорились выжидать какое-то время и никогда не пересекаться во дворе. Это вызовет меньше подозрений со стороны солдат у дверей, и единственной опасностью будут лишь глаза, которые смогут наблюдать за нами внутри. Переписку об этом мы предусмотрительно вырвали и уничтожили. Его высочество оказался ужасным перестраховщиком, он даже писал таким же почерком, что и я, не знаю, как ему это удавалось. С первого взгляда весь текст в тетради выглядел совершенно одинаково и только мы могли разобрать, где чьи слова.
Катрина не подавала виду, но, определенно, следила за всем происходящим. Время от времени я замечала силуэт девушки в окне, наблюдавший из-за шторки за тем, что делаю в тетради. Потому пришлось начать рисовать, пытаясь отвести ее подозрения. Можно, конечно, придумать что-то другое, иначе обмениваться сообщениями, но я не хотела. Принц каждый раз напоминал о том, как сильно рискуем, нарушая закон, и призывал остановиться, но почему-то не делал этого сам. Я же и помыслить теперь не могла, как буду обходиться здесь без записок в тетради, а о том, чтобы прекратить их, не смела и думать. Лишиться общения с ним стало самым большим страхом, даже больше смерти.