Страница 36 из 43
– Я почему-то считал, Азон, что вы предпочитаете службу чем жизнь в гражданском.
– Нет, я равнодушен к ней. Это необходимость заставляет меня служить телохранителем.
– А я предпочитаю форму гражданскому костюму.
– Вы, Эфес! – Азон чуть было не сказал "чабан", но вовремя вставил имя Эфес, что очень понравилось сержанту, ведь они теперь друзья, если разговор вертится без официального обращения, "сержант", "лейтенант". – "Видно я прирожденный военный", – не без лести себе, подумалось вчерашнему чабану. А в слух уже не Омар, а Эфес, сказал, – Да! – с гордостью, – Ведь мой отец служил в дворцовой охране, это нужда заставила его стать чабаном, увечье, полученное на службе. За разговором они проследовали по Пятой улице, сплошь застроенной высотными домами. Светло-коричневое покрытие проезжей
части, поглощавшее солнечные лучи, делало пространство вокруг приятным для глаз, а молодые деревья на тротуарах гармонично сочетались с ансамблем архитектурного решения города. Пятая прямая улица заканчивалась широкой площадью, в центре которой высилось готическое здание Собора Северной звезды. Слева от
Пятой улицы располагался отель "Луч". Старинная архитектура отеля сочеталась с ультрасовременным высотным зданием и поражала воображение простотой форм.
В обширном и просторном фойе метрдотель в форменном кителе черного цвета, фуражке с бутафорской кокардой и брюках с двумя широченными желтыми лампасами приветливо улыбался. Он вручил охранникам ключи.
– Ваши номера на тридцатом этаже. Лифт вот, к вашим услугам.
– Простите! – обратился к нему Эфес! – а комната капитана Думара где?
– У нас не числится такой.
– Звание капитан относится к высшему офицерскому сословию,
которым предоставляется личный особняк. – Поспешил объяснить Азон
– Так где же его искать?
– Мы переоденемся, а затем пустимся на розыски, хорошо, Эфес? – сказал ему снисходительно Азон.
– Согласен.
Оба скрылись з лифте…
Вскоре они появились. Азон был одет в легкий летний костюм и белоснежную рубашку. Сквозь расстёгнутый ворот рубашки был виден на голой волосатой груди массивный золотой медальон на цепочке. Украшение гармонично сочеталось с загаром лица, голубыми глазами, одеждой. На ноги без носков надеты сандалии из толстой коричневой кожи на подошвах и с мягкими застежками, что приято охватывали подъемы ступней и щиколотки в столь жаркий летний день. Эфес же вышел в черных Форменных брюках, заправленных в наглухо зашнурованные форменные полуботинки и куртку цвета "хаки"
с поднятым воротником. Но зато на нем были узкие темные очки "щелка".
Азон смерил товарища с ног до головы взглядом сострадания, вздохнул и отвернулся со скучающим видом. Эфес, заметив это, выпалил:
– Вы что, недовольны?!
– Честно говоря, мне не нравится эта духота. – И надел солнцезащитные очки. В окне вечернее солнце уже окрашивало стены собора в оранжевые тона. Уклончивый ответ насторожил Эфеса. Он почувствовал, что в его одежде что-то не так.
– Ночью будет холодно. – Поспешил пространно оправдаться Эфес. Они вышли на улицу. Несмотря на вечер жара не уменьшалась. Полицейский на перекрестке вращал указательной палочкой, регулируя движение. Сквозь его ослепительно блестевший полупрозрачный легкий скафандр (защита от жары) видна форменная летняя одежда. Мимо прошла поливальная машина. От нее мощными "веером" била во все стороны вода по раскаленному асфальту. Отражение регулировщика повторяло жесты за ним. Эфес с детским любопытством провинциала наблюдал картины городских улиц.
– Как красиво вымахивает!
Азон иронически улыбаясь, поспешил отвернуться, щадя самолюбие сержанта.
Они прошли тротуаром, минуя площадь и "нырнули" на центральную улочку, ведущую в аристократический район Миража. Движение машин здесь было реже. Тишина особенно приятно ласкала слух. Пешеходы почти не попадались. Лишь изредка они встречали прислугу в лице садовника или служанки. Этих людей можно сразу отличить от аристократии, как правило дешевизной и безвкусием в одеждах. Напротив, богачи одевались с изысканной простотой, с элементами экзотики, вводимой в ансамбль и предпочитали ездить, а не ходить пешком. Эфес во все глаза рассматривал красивых женщин мелькавших в окнах роскошных лимузинов.
– Вон та, – он кивал в сторону удалявшемуся авто, – со сверкающей брошью в волосах, очень мила! – восторженно говорил он. Ведь теперь для Эфеса не существовало преград в общественном сословии классов. Став приближенным Президента, Эфес наивно считал себя аристократом.
– Знакомство на улице не принято в высших кругах.
Холодно заметил Азон. Эфес насупил брови. Хорошенькая горничная, цокая каблучками, с пустой корзиной на руке грациозно приближалась к ним. Ее полупрозрачный безукоризненно облегающий тело белый комбинезон с огромным вырезом на груди подчеркивал все достоинства манящего тайнами тела. А глаза, умело спрятанные под зеркалом темных очков, разжигали любопытство. Азон первым заговорил, поравнявшись с девушкой: – Скажите, пожалуйста, мы правильно идем или нет?..
– Да, вроде вертикально и не шатаетесь. – Перебила девушка чуть грудным бархатным голосом, повергая Азона в трепетное состояние души. Эфес, следовавший дальше, остановился, скучая от нетерпения.
– Простите, но я не договорил! – продолжал Азон, – нам необходимо найти придворные особняки из жилого фонда Президента.
– Правильно идете. Я горничная майора Жевиля.
– Это то, что нам нужно, особняк капитана Думара где?
– Я такого не знаю. – Гордо ответила девушка. В ее тоне звучала та наигранная гордость, которая свойственна особам ее молодого возраста и положения горничной при высоком чине.
– Это капитан личной охраны Тира.
– Его же Ортом зовут.
– Нет, у него имя Думар.
Девушка недоуменно пожала плечами, в ее очках отразилось солнце.
– Там их особняки.
– Спасибо! – поблагодарил Азон. – А как ваше имя?
– Это не обязательно! – виляя изящными линиями со спины, она уже ушла дальше.
Эфес удивился. Азон, глубоко вздохнув, догнал сержанта.
– Какая женщина! – восхищенно заметил он.
– Ничего особенного не нахожу, служанка. – Снисходительно ответил Эфес.
– "Странное влечение к прислуге, когда вокруг ходят такие женщины! На каждой из них украшений стоимостью на миллион, – удивлению сержанта не было предела, – мне бы его звания и манеры…" – мечтательно подумал Эфес о богатой и красивой невесте. О преданной любви и сердечной теплоте жены. О многочисленных его детях. О том, как они гурьбой навестят беднягу Дена и о многом другом, что может дать богатство в дополнение к семейному очагу. Тем временем показалась площадь Лакия. В центре площади стоял памятник царской особе. Фигура человеке в парадном мундире, отлитая из бронзы, запечатлена в скорбной позе со склоненной непокрытой головой. В суровом облике благородных черт угадывалось величественное молчание в минуту траура по сыну. Кисть правой руки пряталась за лацканом мундира, а взор устремлен вниз на лежащее в траурном одеянии женское тело матери Тира, несчастной изгнанницы.
Тир распорядился установить скульптуру именно в этом месте, где некогда впервые столкнулся лицом к лицу с пустыней, а рядом воздвиг аристократические кварталы знати. Площадь обсажена со всех сторон молодыми деревцами и пальмами. Обильно поливаемые, они плохо приживались, но все же бедная зелень на ветвях шелестела в порывах еще вольного ветра пустынника. За памятником Лакию в заходящих лучах солнца сверкало высотное здание комбината по обслуживанию района. За ним располагались двухэтажные особняки, разбросанные среди щетинившейся, поросли из молодых насаждений. Собор Северной звезды был в центре города, и с площади Лакия месторасположение его угадывалось по готическому шпилю, лишь чуть виднеющемуся отсюда из-за крыш высотных зданий из стекла и бетона.
– Нам, кажется, туда.