Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 31



Глава 2: Долгожданное письмо

Когда мне, наконец, разрешили выходить из чулана, уже начались летние каникулы, а Дадли успел сломать новую видеокамеру, разбил самолет с дистанционным управлением и, в первый раз сев на велосипед, умудрился врезаться в миссис Фигг, переходившую Тисовую улицу на костылях, и сбить ее с ног так, что она потеряла сознание. Последнее меня несказанно порадовало, поскольку любви к надзирающему за мной сквибу я не испытывал. И понимания тоже. Занятия в школе закончились, что не могло не радовать, поскольку младшую школу я терпел с трудом, практически постоянно пребывая на грани боевой трансформации. Зато теперь негде было скрыться от Дадли и его приятелей, которые каждый день приходили к нам домой. И вся эта гоп-компания соглашалась, что следует заняться любимым спортом Дадли – охотой на меня, родимого. Безуспешной, конечно, но энтузиазм у пацанов не иссякал. Повезло идиотам, что у меня в этом мире вполне конкретные цели. А ведь меня так и подмывало устроить им настоящую ОХОТУ. Довести до логического завершения прятки в тенях. Почувствовать это сладостное чувство страха разумной дичи, ее беспомощности, животный ужас загнанного в ловушку существа. Завершить долгие часы неспешной травли стремительным рывком, ощутить теплую кровь на губах, прочувствовать утекающую с теплой влагой чужую жизнь... Они и не догадывались, какие именно мысли и видения будили во мне бегущие существа! Благо, еженочные охоты в близких слоях Нереальности позволяли спустить пар и не давали сорваться. В общем, время я проводил забавно. Как-то в июле тетя Петунья повезла Дадли в Лондон, чтобы купить ему фирменную форму школы “Вонингс”, а меня отвела к миссис Фигг. После того как та сломала ногу, наступив на одну из своих кошек, сквиб уже не пылала к ним такой страстной любовью, как прежде. Так что она не показывала мне фотографии этих без сомнения прекрасных животных, зато угостила шоколадным кексом, который, судя по вкусу и твердости, пролежал у нее в шкафу по крайней мере с моего рождения. Впрочем, кошек я и в самом деле очень любил, так что время я провел хорошо с пушистыми мурлыками в обнимку. И что с того, что эти самые мурлыки – книззлы и за мной следят по приказу сквиба? В тот вечер Дадли гордо маршировал по гостиной в новой школьной форме. Ученики “Вонингса” носили темно-бордовые фраки, оранжевые бриджи и плоские соломенные шляпы-канотье. И узловатые палки, которыми колотили друг друга за спинами учителей. Считалось, что это хорошая подготовка к той взрослой жизни, которая начнется после школы. А еще Детей Хаоса считают мерзкими тварями. Глядя на Дадли, гордо вышагивающего в своей новой форме, дядя растрогался. Что же касается тети Петуньи, то она не стала скрывать своих чувств и разрыдалась, а потом воскликнула, что никак не может поверить в то, что этот взрослый красавец – ее крошка сыночек, ее миленькая лапочка. А я боялся рот открыть. Чтобы не заржать, как это делал Раш. Если жизнь с родней у меня развила самоконтроль, то у папеньки явно развилось чувство юмора, ибо ржал он за эти года больше, чем за все время в Домене. Однако, радовался я зря. Как показало ближайшее будущее, испытания для моей и так не слишком стабильной психики еще только начинались... Началось все на следующее утро: я проснулся от ужасающего смрада. Когда выполз на кухню, понял, что вонь исходила из огромного металлического бака, стоявшего в мойке. Приглушил обоняние, подошел поближе, с интересом разглядывая то, что же там так воняет. В наполненном серой мутной водой баке плавало нечто, похожее на грязные половые тряпки. – Что это? – пересилив себя, спросил я. Тетя поджала губы и недовольно ответила: – Твоя новая школьная форма. Я снова заглянул в бак, поворошил тряпье деревянной палкой, лежащей тут же у раковины. – Ну да, конечно. Я просто не догадался, что ее обязательно нужно в отходах проварить. – Не строй из себя дурака, – отрезала тетя Петунья. – Я специально крашу старую форму Дадли в серый цвет. Когда я закончу, она будет выглядеть как новенькая. Я не мог в это поверить, но решил, что лучше не спорить. До такого маразма ситуация раньше не доходила! Обалдеть. Красит. Форму. Странно, вроде как влияние зелий и ментальных коррекций уже ослабло. Или это просто непредсказуемый выверт какой-то давшей сбой закладки? Я сел за стол, удержавшись от дальнейших комментариев. Впрочем, внешний вид моей гипотетической формы меня волновал мало. Я был уверен, что в обычную школу не попаду. На кухню вошли Дадли и дядя Вернон, и оба сразу наморщили носы – запах моей новой школьной формы им тоже не понравился. Но пришлось терпеть. И молча, что меня несказанно веселило. Особенно – страдальческая физиономия дяди, который, как обычно, погрузился в чтение газеты, делая вид, что его эта вонища не задевает. Только нос подергивался, отчего роскошные усы недовольно топорщились и дергались. Презабавное зрелище! Дадли долго спокойно усидеть не смог и принялся стучать по столу форменной узловатой палкой, которую он теперь повсюду таскал с собой. Чует сердце, первый день кузена в школе ознаменуется знатными драками. Ну да и хрен с ним. Может, получит по голове и в ней мозги на место от сотрясения встанут. Или не встанут... Из коридора донеслись знакомые звуки – почтальон просунул почту в специально сделанную в двери щель, и она упала на лежавший в коридоре коврик. – Принеси почту, Дадли, – буркнул дядя Вернон из-за газеты. – Пошли за ней Гарри. – тут же отбрил малой. – Гарри, принеси почту. – автоматически повторил дядя, не отрывая взгляд от статьи. – Пошлите за ней Дадли, – ответил я. – Ткни его своей палкой, Дадли. Я поднял глаза на кузена. Ткнуть меня палкой засранец не решился, и это хорошо, а то я б его точно прибил. – “Не кипятись.” – донесся голос наставника. – “Письмо пришло.” – “То самое?” – “То самое.” – подтвердил демон. – “От него магией фонит так, что я могу его прочитать даже не распечатывая.” Прислушался и вправду различил четкий магический фон у одного из конвертов. Ладно, не будем гнать низших по Ободу. Всему свое время. Я подошел к двери. На коврике лежали открытка от сестры дяди Вернона, коричневый конверт, судя по всему со счетами, и то самое письмо для меня. Подняв корреспонденцию, с интересом повертел магическое письмо в руках. Мне ни разу никто не писал, хотя порой маги подходили на улице и здоровались. Я четко видел их плотную, яркую ауру, куда более насыщенную, чем у обычных людей или у той же старухи Фигг. Однако сейчас я держал в руках письмо, и на нем стояло не только мое имя, но и адрес. “Мистеру Г. Поттеру, графство Сюррей, город Литтл Уингинг, улица Тисовая, дом четыре, чулан под лестницей” Конверт, тяжелый и толстый, сделанный из желтоватого пергамента, адрес написан изумрудно-зелеными чернилами. Марка на конверте отсутствовала. Перевернув, увидел пурпурную восковую печать, с оттиснутым на ней гербом. – Давай поживее, мальчишка! – крикнул из кухни дядя Вернон. – Что ты там копаешься? Проверяешь, нет ли в письмах взрывчатки? Я вернулся в кухню, все еще разглядывая письмо. Протянул дяде счет и открытку, сел на свое место и начал нарочито медленно вскрывать конверт. Интуиция говорила, что лучше не спешить и дать родне его увидеть. Уверен, их заинтересует мое первое в жизни письмо. А я узнаю, известно моим драгоценным родственникам о магическом мире или нет. Дядя Вернон одним движением разорвал свой конверт, вытащил из него счет, недовольно засопел и начал изучать открытку. – Мардж заболела, – проинформировал он тетю Петунью. – Съела какое-то экзотическое местное блюдо и... – Пап! – внезапно крикнул Дадли. – Пап, Гарри тоже что-то получил! Как я и думал, Дадли увидел письмо и тут же меня сдал, говнюк мелкий. Я медленно вскрыл конверт и вытащил пару сложенных пополам пергаментов. Таких же, как и сам конверт. Плотных, прекрасно выделанных и очень дорогих. Медленно раскрыл один из листов, когда дядя Вернон, наконец, очухался и вырвал конверт и пергаменты из моих рук. – И кто, интересно, будет тебе писать? – презрительно фыркнул он, разворачивая письмо и бросая на него взгляд. Прочитал. И стремительно побледнел. Что и следовало доказать. Вернон понял, что значит письмо из магической школы. Значит... ох, как много это значит! – П-П-Петунья! – заикаясь, выдохнул он. Дадли попытался вырвать у него письмо, но дядя поднял пергаменты над собой, чтобы сын не смог дотянуться. Подошедшая Петунья взяла у мужа письмо и прочла первую строчку. На мгновение мне показалось, что ее инфаркт хватит. – Вернон! О боже, Вернон! Тетя и дядя смотрели друг на друга, кажется, позабыв о том, что на кухне сижу я и Дадли. Правда, абстрагироваться надолго им не удалось, потому что Дадли такое невнимание глубоко оскорбило, и этот поросенок сильно стукнул отца по голове узловатой палкой. – Я хочу прочитать письмо! – громко заявил мелкий. Ноль внимания, старшие Дурсли все еще в астрале. – Дайте мне его посмотреть! – заорал Дадли. Я аж умилился. Нет, ну правда, Дадли иногда такая прелессссть... – ВОН! – взревел очнувшийся дядя и, схватив за шиворот сначала Дадли, а потом меня, выволок в коридор и захлопнул за нами дверь кухни. Мы тут же устроили яростную, но молчаливую драку за место у замочной скважины. Я милостиво уступил победу Дадли, а сам улегся на пол, прильнув к узенькой полоске свободного пространства между полом и дверью, прекрасно слыша все, что творится на кухне. А разговор меж тем происходил крайне занимательный и породил очень много вопросов. – Вернон, – произнесла тетя Петунья дрожащим голосом. – Вернон, посмотри на адрес, как они могли узнать, где он спит? Ты не думаешь, что они следят за домом? – Следят... даже шпионят... а может быть, даже ходят за нами по пятам, – пробормотал дядя. – Что нам делать, Вернон? Может быть, следует им ответить? Написать, что мы не хотим... Я видел, как блестящие туфли дяди Вернона ходят по кухне взад и вперед. – Нет, – наконец ответил дядя Вернон. – Нет, мы просто проигнорируем это письмо. Если они не получат ответ... Да, это лучший выход из положения... Мы просто ничего не будем предпринимать... Ну-ну. Попробуйте. Я отчего-то и не сомневался, что толку от этого не будет. Слишком уж неоднозначная складывается ситуация, учитывая многолетнюю слежку. Я на все триста процентов уверен, что письмо получу. Так или иначе. И затягивание этого процесса только ухудшит ситуацию. – Но... – Мне не нужны в доме такие типы, как они, ты поняла, Петунья?! Когда мы взяли его, разве мы не поклялись, что искореним всю эту опасную чепуху?! Как любопытно! Значит, меня решили сделать “нормальным”. Ну-ну. Это типа ради моего блага, да? А дальше начался тихий ужас, смешанный с громким цирком. Сперва семейство, впечатлившись адресом на конверте, решило подлизаться, и меня переселили во вторую спальню. Вообще в доме было четыре спальни – одна для дяди Вернона и тети Петуньи, одна для гостей (обычно в роли гостьи выступала сестра дяди Вернона Мардж), одна, где спал Дадли, и еще одна, в которой кузен складировал сломанные или уже не интересные ему игрушки. Ее мне и отдали на откуп. И первое, что я сделал – собрал весь этот многолетний хлам и вынес на ближайшую помойку. Дурсли от моей наглости настолько обалдели, что не успели остановить. А Дадлик, видя это дело, еще долго истерил, вопя на весь дом: – Я не хочу, чтобы он там спал!.. Мне нужна эта комната!.. Пусть он убирается оттуда!.. Слушая эти крики души, я улыбнулся, накинул на дверь следящие чары и смотался в Домен. Вчера ночью мы отлично поохотились, и теперь пришло время обработать добычу и превратить ее в тот самый подарок. Хорошо еще, что наставник знаком с культурой и бытом этой расы фейри, и с нашими возможностями подобрать достойный дар было не так сложно. Особенно, если учесть ситуацию, сложившуюся в этом мире. На следующее утро пришло еще одно письмо. Когда за дверью послышались шаги почтальона, дядя, все утро пытавшийся быть очень внимательным и вежливым по отношению ко мне, потребовал, чтобы за почтой сходил Дадли. Из кухни было слышно, как тот идет к двери, стуча своей палкой по стенам и вообще по всему, что попадалось ему на пути. А затем донесся его крик. – Тут еще одно! “Мистеру Г. Поттеру дом четыре по улице Тисовая, самая маленькая спальня”. Дядя Вернон со сдавленным криком вскочил и метнулся в коридор. Я рванул за ним, не желая пропускать представление. Дяде пришлось повалить Дадли на землю, чтобы вырвать у него из рук письмо. После непродолжительной, но жаркой схватки, в которой дядька получил несколько ударов узловатой палкой, он распрямился, тяжело дыша, зато сжимая в руке злополучное письмо. – Иди в свой чулан... я хотел сказать, в свою спальню, – прохрипел он. – И ты, Дадли... уйди отсюда, просто уйди. Утром меня скинул с кровати рев дяди. Скатившись с лестницы, я увидел поразительную картину: дядя лежал у входной двери в спальном мешке с четким отпечатком подошвы на физиономии, а рядом мялся перепуганный Дадли. Видать, Вернон решил не дать мне забрать письмо из утренней почты, но я благополучно спал, а вот кузен не смог сдержать любопытство и решил прокрасться за письмом. Дядя, похоже, не рассчитывал, что на него наступят. Особенно, любимый сынуля. Я вернулся в комнату, завалился на кровать и заржал в подушку, накинув на комнату заглушающие чары. В сознании эхом раздавался заливистый хохот наставника. После получасовых воплей дядя велел мне сделать ему чашку чая. Я поплелся на кухню, с трудом давя смешки, чему совсем не способствовало хихиканье Раша и красный отпечаток на роже родственника, а когда вернулся с чаем, почту уже принесли, и теперь она лежала за пазухой у дяди Вернона. Я отчетливо видел три конверта с надписями, сделанными изумрудно-зелеными чернилами. – Я хочу... – начал было я, но дядя Вернон достал письма и с трудом разорвал их на мелкие кусочки прямо у меня на глазах. Прелесть, а не человек! Если мне кто-то попытается доказать, что Вернон не имеет латентного магического дара, я плюну ему в лицо. Кислотой. Потому что обычный человек конверт из натурального пергамента не порвет. На работу дядя не пошел. Он остался дома и намертво заколотил щель для писем. – Видишь ли, – объяснял он тете Петунье сквозь зажатые в зубах гвозди, – если они не смогут доставлять свои письма, они просто сдадутся. – Я не уверена, что это поможет, Вернон. – О, у этих людей странная логика, Петунья. Они не такие, как мы с тобой, – ответил дядя Вернон, пытаясь забить гвоздь куском фруктового кекса, только что принесенного ему тетей Петуньей. Маразм крепчал, печати на разуме родни полностью активизировались, словно они были поставлены на срабатывание именно при такой ситуации. Раш искренне веселился, а я погрустнел, предполагая, что дальше ситуация будет только накаляться. В пятницу принесли не меньше десятка писем: их просунули под входную дверь, а несколько штук протолкнули сквозь маленькое окошко в туалете на первом этаже. Дядя снова остался дома. Он сжег письма, а потом заколотил парадную и заднюю двери, чтобы никто не смог выйти из дома. Работая, он что-то напевал себе под нос и испуганно вздрагивал от любых посторонних звуков. Из камина воняло паленой кожей и каким-то странноватым травяным ароматом. От чернил. В субботу ситуация начала еще больше напоминать какую-то дешевую комедию. Несмотря на усилия дяди, в дом попали двадцать четыре письма – кто-то свернул их и засунул в две дюжины ЦЕЛЫХ яиц, которые молочник передал тете Петунье через окно гостиной. Пока дядя Вернон судорожно звонил на почту и в молочный магазин и искал того, кому можно пожаловаться на случившееся, тетя засунула письма в кухонный комбайн и перемолола на мелкие кусочки. Пергамент оказался достаточно крепким, и комбайн сломался. – Интересно, кому это так сильно понадобилось пообщаться с тобой? – изумленно спросил Дадли, обращаясь ко мне. Я задумчиво глянул на растерянного кузена, но ничего не сказал. Вернувшись в комнату, развалился на кровати, обдумывая ситуацию. На счет писем я оказался прав. Они пришли снова, и, скорее всего, будут приходить и дальше. Вопрос вот в чем. Зачем устраивать эту тягомотину? Меня, что ли, развлечь? Или дядю с тетей до инфаркта довести? Или показать, что магический мир по-любому своего добьется и получит то, что ему принадлежит? Насколько нам с Рашем удалось узнать, во всех случаях, когда в школу приглашались маглорожденные, к ним сразу приходил представитель школы и письмо приносил с собой. Никогда приглашение не отправлялось почтой. И я сомневаюсь, что этот порядок был нарушен просто так. Что ж, посмотрим, когда по мою душу придет этот самый посланник, и как долго продлится эта эпопея с письмами. Похоже, мое вхождение в мир магии кто-то шибко умный пытается сделать... запоминающимся. По крайней мере, я точно не смогу забыть, как эти проклятые закладки корежат личность МОИХ родственников! На моих глазах. А к семье у таких как я отношение очень... трепетное. В воскресенье утром дядя выглядел утомленным и немного больным, но зато счастливым. – По воскресеньям – никакой почты, – громко заявил он с довольной улыбкой, намазывая джемом свою газету. – Сегодня – никаких чертовых писем... И стоило ему это сказать, как это самое письмо, словно издеваясь, вылетело из камина и долбануло его по лбу. Дядя оцепенел. А из камина со скоростью пули вылетали и вылетали письма. – Вон! ВОН! – дядя поймал меня, потащил к двери и вышвырнул в коридор. И правильно сделал. Мой самоконтроль вновь треснул. Из комнаты выбежали тетя Петунья и Дадли, закрывая руками лица. За ними выскочил дядя, захлопнув за собой дверь. Слышно было, как на пол продолжают падать письма. – Ну все! Через пять минут я жду вас здесь – готовыми к отъезду. Мы уезжаем, так что быстро соберите необходимые вещи – и никаких возражений! Он был настолько разъярен, особенно после того, как выдрал себе пол уса, что даже Дадли возражать не осмелился, а я молчал, опасаясь, что если открою свою клыкастую пасть, то не смогу сдержать хохот. Клыки убрать так и не вышло, потому я даже не улыбался. Самоконтроль трещал по швам. Мне было жаль дядю, меня бесил сам факт измывательства неизвестными рукодельниками над МОЕЙ родней, но это все равно не мешало мне получать извращенное удовольствие от происходящего. И веселиться тоже. Потом я тоже повеселюсь, когда за все начну рассчитываться. Но это будет потом, а мелкое изуверское удовольствие я получал прямо сейчас. Десять минут спустя дядя, взломав забитую досками дверь, вывел семейство к машине, и автомобиль рванул в сторону скоростного шоссе. На заднем сиденье обиженно сопел Дадли – отец отвесил ему затрещину за то, что он слишком долго возился. Мы ехали. Ехали все дальше и дальше. Даже тетя не решалась спросить, куда мы направляемся. Несколько раз Вернон делал крутой вираж, и какое-то время машина двигалась в обратном направлении. А потом снова следовал резкий разворот. – Сбить их со следа... сбить их со следа, – всякий раз бормотал дядя Вернон. Наконец дядя притормозил у гостиницы на окраине города. Мне и Дадли выделили одну комнату на двоих – в ней были две двуспальные кровати, застеленные влажными, пахнущими плесенью простынями. Дадли тут же захрапел, а я сидел на подоконнике, болтал с наставником и следил за подлетающими к гостинице совами. Когда мы завтракали, к столу подошла хозяйка гостиницы. – Я извиняюсь, но нет ли среди вас мистера Г. Поттера? Тут для него письма принесли, целую сотню. Они там у меня, у стойки портье. Она протянула знакомый конверт, на котором зелеными чернилами было написано: “Мистеру Г. Поттеру, город Коукворт, гостиница “У железной дороги”, комната 11”. Вот мне интересно, им не жалко вот так разбрасываться весьма дорогим пергаментом? Или, скорее, веленем, который намного дороже обычного пергамента? Это же не бумага, это – кожа! Каждый такой лист – это кропотливая и ручная работа, занимающая далеко не один день. Не понимаю я этих магов. Все равно ребенок, выросший в среде маглов не может оценить стоимость такого конверта. Так какой смысл в этих тратах? Кроме того, что эти конверты очень приметны. В общем, вид конверта подстегнул дядю, как вожжа строптивую лошадь. Засунув нас в машину, дядя погнал куда глядят глаза. – Дорогой, не лучше ли нам будет вернуться? – робко поинтересовалась тетя спустя несколько часов, но дядя, похоже, ее не слышал. Никто не знал, куда именно мы едем. Вернон завез в чащу леса, вылез из машины, огляделся, потряс головой, сел обратно, и мы снова двинулись в путь. То же самое случилось посреди распаханного поля, на подвесном мосту и на верхнем этаже многоярусной автомобильной парковки. – Папа сошел с ума, да, мам? – грустно спросил Дадли после того, как его отец оставил автомобиль на побережье, запер нас в машине, а сам куда-то исчез. Начался дождь. Огромные капли стучали по крыше машины. Дадли шмыгнул носом, поежился, пытаясь закутаться в тонкую куртку, в животе у него жалобно квакнуло и забурлило. Я вздохнул, достал из пространственного кармана бутерброд и молча протянул кузену. Дадли удивленно моргнул, но так же молча взял, а по чувствам ударила волна какой-то смущенной благодарности. Тетя ничего не заметила, пребывая в ступоре и слабо воспринимая реальность. Ее разум трещал и гнулся под влиянием закладок, аура корежилась еще сильнее, а меня начала захлестывать настоящая Ярость. – Сегодня понедельник, – тихо пожаловался пацан, проглотив последний кусочек бутерброда. – Сегодня вечером показывают шоу великого Умберто. Я хочу, чтобы мы остановились где-нибудь, где есть телевизор. Если сегодня понедельник, а в этом Дадли можно было доверять, значит, завтра, во вторник, мне исполнится одиннадцать лет. Вернее, исполнится ночью. Я встретил взгляд голубых глаз кузена. Испуганный, какой-то обреченный. Привычный и устоявшийся мир Дадли дал трещину и медленно осыпался колкими кусками, открывая нечто непонятное, а потому – пугающее. И в центре находился Я. Странный двоюродный брат со странными способностями. Непонятное поведение родителей лишь усугубляло ситуацию. Пацану некому задать вопросы, родители же ничего пояснять не хотели. Ментальные закладки давили на детский разум, усиливая страхи и искажая восприятие. Разрушая и корежа личность. Впервые за эти года у меня проснулась... что? Жалость? Нет, не жалость. Сочувствие? Нет. Нечто иное. Мне была неприятна паника брата. Его страх и обреченность давили на психику, усиливая и так ярко горящую ярость и злость. Шутка магов давно перешла границы шутки. Я только начал устранять последствия вмешательства в психику родичей, а они взяли и перечеркнули мой труд! Все, чего я добился, пошло прахом! Я прикрыл глаза, скрывая красные и золотые искры гнева. Дадли сидел бледный, фонтанируя уже откровенным ужасом. Я не удержал иллюзию, и мальчишка увидел отблески моей истинной сущности. И впервые по-настоящему меня испугался. – Дадли. Братец вздрогнул. Мой голос отдавал рокотом и рычанием. – Га... Гарри? – Не надо меня бояться, брат. – гипнотические свойства моего голоса сработали безотказно, приглушая панику и вызывая инстинктивное доверие. – Я не причиню вреда свой семье. Не только вампиры обладают очарованием голоса. Демоны обладают тем же. Но в куда более широком диапазоне. – Что с тобой? – прошептал, почти пропищал он. – А что со мной? – вкрадчиво спросил я. – Со мной все хорошо. Все... нормально. Модуляции голоса подействовали так, как и предполагалось: глаза брата чуть остекленели, когда он поддался легкому наведенному гипнозу, а потом вновь прояснились, но уже лишенные паники. Умница, братишка. Успокаивайся. Верь мне. Я не обижу. А если и обижу, то не со зла. Ты – мой родственник. Единственный по-настоящему близкий единокровный родственник. На тебя отзывается чутье. Так что, я тебя не обижу, Дадли. Другое дело, моя забота может быть... тяжелой и утомительной, ну так то последствия моей сути. – Что... что происходит? – тихо-тихо спросил он. – Кто-то очень хочет передать мне это письмо. – я полностью убрал мелкие трансформы. – Очень сильно хочет! – Кто? Я пожал плечами. Пацан задумался, хмуро глядя мне в глаза. Я поймал его взгляд, вновь вгоняя брата в транс. Пусть я не могу пользоваться ментальными способностями, но могу сделать практически то же самое с помощью Марок, воздействуя напрямую. Мощь Всетворящего мне доступна. В той же мере, в которой я ему принадлежу. Марки легли на ауру легко, практически мгновенно выходя на нужную мощность. Продержатся они ровно полгода, постепенно разрушая то, что не является частью личности и разума брата. Этого для начала хватит. А потом, когда я вернусь на каникулы, начнется настоящая работа с Дадли. С меня довольно! Брат немного старше меня, и к лету ему исполнится двенадцать. Как раз срок Первого Имени. Пора бы взяться за родича так, как положено! В конце концов, Дадли – брат Дитя Хаоса, нравится это ему или нет! И он должен соответствовать этому довольно высокому статусу. Хочет он этого или нет. – “Раш, я не смогу контролировать работу Марок на расстоянии.” – встряхнув Дадли, я вывел его из транса. – “Даже если я буду рядом, я не смогу вмешаться, если что-то пойдет не так. Ты знаешь.” Отец ответил практически сразу: – “Знаю. Я прослежу.” – Но этот “кто” мне уже не нравится! – закончил я недосказанную брату фразу, выводя его из ступора. Дадли удивленно заморгал, вопросительно глядя на меня. Даже странно, что мальчишка обратился ко мне за помощью. Ведь он меня не любил, закладки требовали воспринимать меня как нечто инородное, своеобразную живую игрушку. А теперь, после того, как брат увидел бледный отголосок моей сути, появилось непонимание, подозрение и страх. Пока еще поверхностный. Но этот страх начал перебивать воздействие закладок! Хлопнула дверца: дядя вернулся к машине. В руках он держал длинный сверток, в котором ясно чувствовалось оружие. – Я нашел превосходное место! – объявил дядя с непонятной улыбкой. – Пошли! Все вон из машины! На улице было холодно. Дядя указал пальцем на небольшую скалу со скошенной вершиной, возвышающуюся в водах неспокойного моря недалеко от побережья. На скале приютилась самая убогая халупа, какую только можно было найти во всей округе. – Сегодня вечером обещают шторм! – радостно сообщил дядя Вернон, хлопнув в ладоши. – А этот джентльмен любезно согласился одолжить нам свою лодку. Дядя кивнул на семенящего к ним беззубого старика, который злорадно ухмылялся, показывая на старую лодку, прыгающую на серых, отливающих сталью волнах. Я скептически посмотрел на это суденышко, на погоду. Плавсредство откровенно смущало даже меня. – Я уже запасся кое-какой провизией, – произнес дядя. – Так что теперь – все на борт! За происходящим я наблюдал с отстраненным интересом, больше занятый тем, чтобы удержать в шторм на плаву хлипкую плоскодонку. Повлиять на родича без применения силы и шоковой терапии я не мог: дядя просто не станет меня слушать. Тетя пребывала в ступоре, растерянно глядя на любимого мужа, но не перечила ему, понимая, что Вернон ее тоже не послушает. Пронизывающий ледяной ветер быстро выдул из тела остатки тепла. Дадли мелко дрожал, схватившись в борта лодки до судорог и с ужасом глядя на ярящееся море, тетя куталась в пальто, безуспешно пытаясь запахнуть его посильнее и хоть как-то согреться. Ледяные брызги и хлещущие струи дождя теплоты не добавляли, а дядя улыбался слегка безумной улыбкой: закладки трещали и корежили его разум, вступив в конфликт с искренним желанием защитить свою семью. Включая МЕНЯ! Как бы Вернон ко мне не относился, но подсознательно он считал меня свой семьей. И в моем восприятии это полностью перекрывало все, что дядя сделал под влиянием внешнего воздействия. Он считает МЕНЯ частью семьи. Остальное... поправимо. Наконец мы добрались до покосившейся халупы. После ледяного ветра и дождя затхлая хижина показалась раем. Дадли прижался к маме, крепко сжав ее руку, а тетя потеряно смотрела на довольного мужа, порой бросая на меня странные взгляды. Я же холод хоть и чувствовал, но не страдал от него: слишком горяча моя кровь, слишком уж хорошо я контролирую метаболизм, чтобы столь мелкие неудобства могли доставить серьезные проблемы. Обустроившись в халупе, дядя облагодетельствовал нас припасенной едой, от чего мы впали в легкий ступор: “едой” оказались четыре пакетика чипсов и четыре банана. После еды – если это можно было назвать едой – дядя попытался разжечь огонь с помощью пакетиков, но те, естественно, не желали загораться и просто съежились, заполнив комнату едким дымом. Вернон пребывал в приподнятом настроении. Очевидно, он решил, что из-за шторма писем больше не будет. Я отчего-то не сомневался, что магические совы доберутся и сюда. Или кто-то еще. Ураган крепчал и становился все яростнее. Уставшие родичи легли спать. Дядя и тетя в комнатушке на втором этаже, а братец на проваленной софе. Мне же постелили тощий матрас на полу. Свое одеяло я отдал Дадли: мне все равно не холодно, а вот он сильно замерз. Брат пригрелся под двумя одеялами, уснул и захрапел, но его храп заглушали низкие раскаты грома: началась гроза. До начала следующего дня оставалось пять минут, как показывали часы на руке кузена, когда я отчетливо услышал посторонний звук: снаружи что-то заскрипело. Я подобрался, чутко вслушиваясь в окружающую среду. За пределами дома чувствовалась чья-то аура. Странная, нечеловеческая, какая-то немного ущербная, но с яркой канвой магического существа. Вернее, полукровки. Без трех двенадцать. Странное существо мялось у дома, раздражая все сильнее. Если он не свалит... – “Ассаи.” Неожиданный ментальный голос наставника заставил меня чуть заметно дрогнуть. – “Раш?” – “Не убей его.” – в голосе – ирония и открытое предупреждение: нам он нужен. – “Кого?” – злость на полукровку, раздражающего мои инстинкты, не пропала, а наоборот, приобрела завершенность холодной ярости. – “Увидишь.” – от демона пришло веселье. Я глянул на циферблат. Еще одна минута, и наступит день мой рождения. И тут меня осенило! Так это пришли за мной! Такой себе специфический подарок на день рождения. Тридцать секунд... двадцать... десять... девять... Может, имеет смысл разбудить Дадли? Три секунды... две... одна... БУМ! Хижина задрожала, я резко сел, глядя на закрытую дверь. За ней стоял пока еще незнакомый мне полукровка и громко стучал, требуя, чтобы его впустили. Глубоко вздохнув, я нацепил на физиономию испуганное выражение и приготовился к просмотру финальной части концерта “Гарри Поттер приглашается в школу магии”, как там ее.