Страница 17 из 20
Я коротко кивнул, уткнувшись носом ему в грудь. Пора.
- Делай.
Тихие слова, врезавшиеся мне в память.
Подготовка заняла немного времени. Пока я снимал печати с ритуального зала, Хас прощался с детьми, а они, словно чуя неладное, скулили и пищали, лезли на руки и на плечи. Как им объяснить? Как им объяснить то, что они почуют? Разум у них проснулся достаточно для понимания, но недостаточно для осознания!
Он как-то смог.
Объяснить. Что он им показал по менталке - я не знаю, но дети затихли, отказавшись уходить далеко. Залегли плотным испуганным клубком на границе ритуальной зоны, забились к стене рукотворной пещеры. А мы вошли в зал, окунаясь в его густую ауру.
Обратно выйду только я.
Ритуальный зал изменился. Алтарь почернел, налился масляно блестящим мраком, стекающим тонкими плетьми на пол. Руны пылали по краю разреза, сочились тем же жирным мраком, жадно потянувшимся к нам, стоило нам ступить босыми ногами на ставший гладким камень.
Здесь и сейчас на нас не было ничего лишнего. Ни одежд, ни украшений, ни снаряжения. Хас"Саакху шел нагим, а у меня - плетеное ожерелье из наших волос и атам в руке. Ничего боле. Никакого иного инвентаря.
В голове воцарилась звонкая легкость. Ни единой лишней мысли. Вся моя сущность зациклена на НЕМ. На единственном в своем роде, дорогом, близком и бесконечно обожаемом существе. Это обожание разгоралось в душе, напитывая глифы, резонируя от чувств Хаса, усиливалось как каскад в болезненное желание... обладать. Чувства выходили на свой пик, задавая первый всплеск.
Хас"Саакху осторожно сел на алтарь, послушно отклонившись назад, давая мне доступ к себе, а я... начал ритуал. Багряный кончик клинка невесомо коснулся кожи и двинулся вниз, чертя первый символ. Пока - единственный необходимый, задавая роль каждому из нас. Символ на груди у жертвы и два - на ладонях ритуалиста. Крови не было. Лишь пекущий болью надрез-ожог. Моя боль терялась в горящих огнем глифах, покрывающих мне руки до плеч, а боль Хаса смылась моими касаниями. Сейчас ему будет хорошо. Очень хорошо. Настолько долго, насколько возможно.
Я склонился и поцеловал его, отдавая ему всего себя. Плата за боль - я сам. Плата за верность и любовь - моя любовь и моя готовность идти до конца, переступая через себя и свои чувства. Полная самоотдача на малейшее касание, без сомнений и колебаний. Соразмерность нашего состояния и отданного друг другу. До, во время и после. Дети - часть платы. Его дети от меня - его дар мне, мои... которые появятся после близости на алтаре - моя Вира ему. Соразмерная...
Наверное, это можно назвать помрачнением, помешательством, захлестывающим разум и чувства. За всё время нашей совместной жизни я не отдавался ему настолько полно, не закрывая разум и чувства. Полностью, без остатка, растягивая удовольствие максимально возможно, позволяя всё, что ему хотелось. Мне даже показалось, что вечно голодные глифы на моих руках сыто перестали болеть, насытились нашими чувствами и дали нам еще немного времени, но... мне показалось, и на пике наслаждения, когда разум терялся в накатывающей эйфории, руки вновь ревниво резануло жаждущей болью.
Накал эмоций не должен угаснуть.
Хас вздрогнул, заметив в моей руке атам, поднял на меня взгляд, а я смотрел ему в глаза и боялся увидеть...
Не увидел. Страх был. Обожание и адамантовая решимость, но ни грана тех чувств, которых я боялся больше всего.
- Прости...
Беззвучно прошептал я, опуская атам к коже.
Он лишь улыбнулся, поцеловал меня. Жадно, голодно, в последний раз, а после - послушно лег на алтарь, опустив руки на рваные круги якорей. Глифы засияли, я сморгнул предательские слезы и начал работу, чертя первый глиф на его груди.
На раздроченную ауру боль близкого накладывалась как своя, словно это я лежу на прохладном камне алтаря, и это на моей груди кровавый клинок выписывает глифы. Пылали огнем символы на руках, в голову орали испуганные дети, не понимающие, что происходит, боль Хас"Саакху мутила сознания, а я работал. Рука не дрожала. Атам чертил глифы без помарок, ошибок и дефектов линий, выводя совершенные символы. Я добивался идеала.
Первая инициация и сопряжение прошли, как и полагались. Здесь и сейчас есть только МЫ. Он - Хас - отдающий, и я - проводящий. Мы - одно. Единая жертва. Единая просьба. Единое действие. Боль на двоих, мысли и чувства на двоих, но разум и знания - мои, его - неугасающее обожание, осознанная любовь и непоколебимая вера в меня. До конца первого круга. Как испытание нам обоим.
* * *
Чувства словно заморозило. Где-то там, под толстым стеклом, бушевали эмоции, но разум они не затрагивали, не мешали работать. Девять суток. Круг за кругом. По телу, практически не трогая лицо. Мелкие глубокие символы, линии и дуги. Лишь тонкая цепочка глифов расчертила лоб и щеки. Лишь раз я едва не ошибся, вновь встретив его взгляд и перехватив эмоции. Сильные, яркие, чистые и незамутненные. Всё то же обожание, пропитанное болью и... страхом за меня. Я едва не напортачил, едва не позволил слову слететь с моих губ, но... я смолчал, замерев лишь на мгновение, недостаточное, чтобы создать фатальную паузу. Атам в моей руке лишь замедлился, но не остановился, рисуя глубокие символы, текучие словно вязь, неразрывные, переходящие друг в друга единым выжженным узором. Последний круг, сходящийся на силовом узле.
Я позволил себе лишь поднять взгляд на его лицо. Последние мгновения. Финал моей работы. Я смотрел ему в глаза, а рука заканчивала начатое движение. Последний символ. Последний росчерк и... последний удар. Без паузы или возможности сказать хоть слово. Я не мог отвести взгляд от его еще видящих синих глаз, запоминая лицо, касания ауры и последние всплески его эмоций. Краткая пауза взводящегося и выходящего на свой пик ритуала.
Кровавый клинок вошел в тело по рукоять, пробивая силовое ядро и скрытую в его недрах душу, и распался в руках кровью, орошая мне пальцы.