Страница 3 из 8
Однако очередь судов на вход в Балаклаву была очень велика, а стоять у борта «Язона» «Принц» мог только при спокойной погоде. Волнение моря меж тем постепенно усиливалось. Учитывая это обстоятельство, капитан Гудель в сопровождении лейтенанта Хитченсона отправился шлюпкой к начальнику порта капитану Декру. Сообщил, что «Принц» потерял свои становые якоря и попросил на этом основании войти в гавань вне очереди. Однако капитан порта ему отказал, сославшись на то, что гавань слишком забита судами и для стоянки «Принца» просто нет места.
Тогда (как сообщает британское издание «Последняя кампания») капитан Гудель, якобы, указал Декру на место, где он мог бы поставить свой пароход. Но капитан порта вновь категорически отказался от этого. Он заявил настырному Гуделю, что свыше тридцати судов дожидаются своей очереди на вход в бухту, но при этом пообещал, что непременно даст «Принцу» новый якорь, а пока пароход должен оставался в море.
10 ноября к начальнику порта прибыл генерал-квартирмейстер армии и приказал срочно начать разгрузку «Принца», так как прибывший груз был сейчас крайне необходим.
На это капитан Декр ответил, что разгрузка «Принца сейчас невозможна ввиду сильного волнения, но в ближайшие дни он пустит «Принц» в бухту.
11 ноября капитан «Принца» Гудель снова явился к начальнику порта и снова настойчиво просился войти в гавань, так как, по его мнению, было очень рискованно оставаться в море, имея лишь вспомогательные якоря. Вышедший из себя настырностью капитана «Принца», Декр отреагировал на это весьма резко, сказав, что Гуделя ожидает судьба капитана «Резолют» Левиса, который только вчера был арестован, за слишком настойчивое требование войти, вне очереди, в бухту. Кроме этого Гуделю было объявлено, что «Принц» останется в море до тех пор, пока не выйдет из бухты пароход «Виктория», на место которого, к причальной стенке «Принц» затем и станет.
Эти слова капитана Декра оказались поистине пророческими и в скором времени полностью подтвердились самым неожиданным образом. Дело в том, что пароход «Виктория» из Балаклавской бухты так никогда и не вышел. Во время последовавшего вскоре шторма, он затонул прямо в бухте, столкнувшись с «Эвоном». Что касается «Принца», то он также остался в море навсегда… Однако не будем забегать вперед.
В полдень 11 ноября погода резко изменилась. Задул свежий зюйд-вест, небо покрылось низкими тучами, и на море поднялось сильное волнение.
К утру 12 ноября ветер, и волнение еще более усилились. Все стоявшие на внешнем рейде суда вынуждены были отдать по два становых якоря и вытравить свыше ста саженей каната. Так как «Принц» имел лишь ненадежные вспомогательные якоря, то капитан Гудель поднял пары, вполне разумно решив удерживать свое место машиной.
Из официальной хроники: «В ночь на 12 ноября ветер достиг силы бури. Команды стоявших на внешнем рейде судов пережили тревожное время и говорили, что им не придется уже плыть домой, 12 ноября утром многие из капитанов приехали к начальнику порта, требуя разрешения войти в бухту и снимая с себя ответственность за последствия дальнейшего пребывания на внешнем рейде. Начальник порта не дал согласия, заявляя, что не имеет права впустить их в гавань.
12 ноября в море у Балаклавы стояли четыре военных корабля и значительное количество транспортов. Они вынуждены были бросить вторые якоря, так как весь день дул южный ветер значительной силы и развел крупную волну. Лучший и наиболее ценный среди них – «Принц» – стоял на единственном сохранившемся якоре, но поднял пары, и машина его была готова к работе.
В этот день адмирал Лайонс, стоявший вне бухты на корабле «Агамемнон», снялся с якоря и ушел на соединение с флотом у Качи, причем рекомендовал и остальным судам уходить. Но парусники уже не могли двигаться в море против ветра и громадных волн, а пароходы не обладали достаточно сильными машинами, чтобы отбуксировать их».
13 ноября ветер не уменьшался. Барометр стремительно падал, а это значило, что следует ожидать серьезного шторма. На находившихся на внешнем рейде судах готовиться к неизбежному. Как писала британская "Таймс", над лагерем осаждавших "13 ноября разразилась буря. Она началась около семи часов утра. Ей предшествовал дождь и шквал. Около десяти часов положение было безнадежное".
Несколько капитанов, предвидя жестокий шторм, ушли в открытое море, чтобы не быть вблизи скал Балаклавской бухты.
Из официальной хроники: «13 ноября погода несколько успокоилась, но небо было покрыто густыми тучами, и шел непрерывный дождь. Хотя барометр и падал, но ничто не предвещало резкого ухудшения погоды по сравнению с предыдущими днями. Ночью ветер дул с юго-запада, был теплый для того времени года и постепенно слабел, но около рассвета 14 ноября задул опять с бешенством и усиливался, пока не обратился в ураган невидимой и неслыханной на Черном море силы. В лагерях, на высотах, его почувствовали часа на два раньше, чем в Балаклаве. Около шести часов спавшие люди были разбужены порывами ветра, который стал выворачивать из земли деревянные колья палаток, рвать полотнища, ломать шесты. Вскоре не осталось ни одной целой палатки.
Общий вид Балаклавской бухты
Лагерь покрылся полуодетыми людьми, которые под проливным дождем, в грязи, гонялись за летящей по ветру одеждой или пытались удержать опрокинутые палатки, наваливая на них камни. Лошади срывались с коновязей и скакали по разным направлениям, ища убежища. Ревущий ветер опрокидывал и ломал нагруженные повозки, сбивал с ног и калечил людей. Сложенные на складах бочки рома катились по лагерю, подпрыгивая на камнях. Пятипудовые кипы прессованного сена крутились по земле, катясь по ветру к Севастополю. Большое стадо баранов бросилось в ту же сторону и почти целиком погибло. Наконец, не выдержали госпитальные палатки, и несчастные больные и раненые, полуголые, оказались в грязи под проливным дождем и резким ветром. Во французском лагере большое деревянное госпитальное здание было разрушено, и доски летели по воздуху, как сухие листья. Еще тяжелее было положение тех, кто был в окопах, так как последние быстро наполнились водой.
Около 12 часов ветер уклонился к западу и стал холоднее. Дождь сменился изморозью, а потом снежной бурей, которая вскоре придала всему окружающему зимний вид. Полузамерзшие и голодные солдаты и офицеры не имели даже возможности развести огонь.
Приведенное описание взято из письма корреспондента лондонской газеты «Морнин Герельд», прибывшего в Крым через несколько часов после бури. День 14 ноября был как бы предсказанием надвигающейся жестокой зимы, которую предстояло вынести осаждающим. Но в самой Балаклаве дело обстояло во много раз хуже, чем в лагере. Утром 14 ноября здесь, на внешнем рейде, находились четыре военных парохода, четыре паровых транспорта, в том числе «Принц», десять парусных транспортов и четыре частных парусника, всего 22 судна. В гавани стояли около 30 разных кораблей».
Наконец, на рассвете 14 ноября барометр упал с такой невиданной быстротой, что это многих привело в замешательство.
В семь часов утра хлынул сильнейший дождь, ударила молния, и юговосточный ветер с неслыханной силой пронесся над Балаклавой.
Этот порыв ветра сорвал крыши с многих домов и опрокинул почти все лагерные палатки.
В английские, французские и турецкие боевые корабли под командованием адмирала Лайонса так же, как и транспорты, стояли на Севастопольском рейде. Когда задул ураганный ветер, командующий союзным флотом адмирал Лайонс приказал всем линейным кораблям выйти в открытое море. Яростный шквал начал захлестывать корабли. Ветер усиливался, пока, наконец, не превратился в ураган огромной силы. Пенящиеся валы вздымались до неба. Несколько небольших судов разбило о скалы. Многие имели повреждения, но пока держались.