Страница 1 из 16
Альманах
У Никитских ворот
Литературно-художественный альманах № 1(7) 2020 г
Публицистика
Пётр Ткаченко
Ткаченко Пётр Иванович – литературный критик, публицист, прозаик. Родился в 1950 году на Кубани, в станице Старонижестеблиевской. Окончил Владикавказское высшее общевойсковое командное училище и Литературный институт по семинару критики. Служил в войсках. Работал в журнале «Пограничник», газете «Красная звезда», в Военно-художественной студии писателей, главным редактором редакции художественной литературы издательства «Граница». Полковник в отставке. Член Союза писателей России.
Автор многих книг, в том числе «Где спит казацкая слава», «В поисках града Тмутаракани. Невостребованные размышления о русской литературе и жизни», «Не для меня придёт весна», «Возвращение Екатерины», «Слово о Мараварской роте», «Кубанские зори», «Драма грозного царя», «Когда же произойдёт смена вех? (Новая смена вех)», «Кубанский лад. Традиционная народная культура: вчера, сегодня, завтра», «Кубанские байки. Та брехня, что лучше правды», «До разгрома и после него» и других.
Пётр Ткаченко – составитель первого словаря кубанского диалекта «Кубанский говор. Балакачка» за всю его историю. Издатель авторского литературнопублицистического альманаха «Солёная Подкова».
За пушкинской строкой
«Жизни мышья беготня…
Что тревожишь ты меня?»
В словах гениального человека, в стихах большого поэта, как правило, ничего не бывает случайного. Даже отдельная строка, вроде бы вскользь брошенная фраза, содержит в себе некую глубину о человеческой жизни, о её сущности и устройстве, о путях её познания, о духовной природе человека. Скажем, в строчке А. Блока из «Пролога» поэмы «Возмездие»: «Познай, где свет, поймёшь, где тьма». Почему именно так, в такой последовательности: свет, а потом уже тьма? Вроде бы, могло быть и наоборот. Нет, не могло, не может. Ведь в этом стихе воплощена закономерность познания мира. Познавший свет поймёт и тьму. Но начавший познание этого мира с тьмы, даже в форме осуждения и отрицания её, никогда не пробьётся к свету, к духовному смыслу человеческого бытия. Муза «отрицанья» имеет свои зримые земные пределы.
А потому за точное понимание классики всегда шла и идёт внешне неприметная, но жёсткая борьба. Что делать, коль люди зачастую склонны не подниматься на духовную высоту поэта, а его низвергать с высоты к себе, из бытия – в быт. А в периоды мировоззренческого анархизма и надорванности душ и вовсе сбрасывать его с «корабля современности», как «мешающего» им в их земных делах. Мотивируя это варварство «современностью», как несомненной драгоценностью. Хотя для постижения современности есть другие, более надёжные, чем литература, средства и формы сознания. И это несмотря на то, что «несовременного искусства не бывает» (А. Блок). Если, конечно, это искусство. Ведь «сущность поэзии, как всякого искусства, неизменна» (А. Блок). Или – в оправдание духовной немощи выдвигается «новое» искусство, то есть заменитель, имитатор искусства. «Но никакого нового искусства не будет. Оно – вечное, как душа человека. Мечты о новом искусстве – судороги истощённого германо-романского мира в его добросовестнейших представителях» (Ап. Григорьев в письме к А. Н. Майкову 21 января 1858 г.). Если, конечно, исключить душу человеческую из этого мира, тогда можно говорить о «новом» искусстве. Но зачем нам такое «искусство»? С ним скучно на белом свете, господа!
О том, как такая подмена происходит, проследим на примере толкования одного стихотворения А. С. Пушкина. Это – «Стихи, написанные ночью во время бессонницы», созданные в Болдино в 1830 году:
В таком виде это стихотворение публикуется, в том числе и в академических изданиях (том третий, М., Л., 1950). В то время как в подлиннике поэта оно выглядело иначе. Вместо последнего стиха «Смысла я в тебе ищу…» у А. С. Пушкина: «Тёмный твой язык учу…». И поскольку это различие далеко не формально, а очень значимо и существенно для понимания мира поэта, остановимся на нём и попытаемся объяснить, почему утвердилась такая неточность, а по сути, подмена.
Литературовед А. В. Чичерин в своё время убедительно обосновал подлинность пушкинской строки «Тёмный твой язык учу…», объяснил причину её подмены: «Именно эта важнейшая строка изъята из лирики Пушкина. В десятитомном издании Академии наук эта строка не приводится даже и в комментариях, она совершенно скрыта от читателя. Замена этой логически необходимой строки вялой, газетной строкой “Смысла я в тебе ищу”, внесение дурной рифмы, невозможной в завершённом произведении Пушкина, столь же невозможное для Пушкина топтание на месте – тавтология самая пресная, всё это вызвало в своё время негодование многих пушкинистов, в том числе Н. К. Гудзия, С. Н. Дурылина, Г. И. Чулкова, но педанты настояли на своём, и читатель привыкает к происшедшей замене. Чем же объясняется эта замена?
Стихотворение это впервые появилось в первом посмертном Собрании сочинений Пушкина с изъятой в современных изданиях строкой. В таком виде оно и вошло в сознание читателей нескольких поколений.
Наборная рукопись обнаружена не была. А в черновиках поэта был найден текст с окончанием: “Смысла я в тебе ищу”. Кто внёс последующее исправление? Поэтическая логика этого стихотворения, как мы видели, настойчиво говорит о том, что Пушкин сам завершил это стихотворение, и именно в таком завершённом виде, с заключительным звеном: “Тёмный твой язык учу…”, оно попало в печать. Логика образа должна бы убеждать сама по себе. Но не всех она убеждает. Требуют фактов, документов, а их нет. Высказывают предположение, что стихи были опубликованы с поправкой Жуковского. Этого тоже ни доказать, ни опровергнуть нельзя. Ведь рукописи с поправкой Жуковского тоже нет. … Можно поэтому сомневаться в подлинности этой строки, но скрывать её от читателя нельзя… В этой концовке Пушкин остаётся самим собою: “Учусь удерживать вниманье долгих дум…”, “Учуся истине…”, “Тёмный твой язык учу”. Мне хочется повторять эту строку, чтобы читатель её запомнил и твёрдо знал, как на самом деле заканчиваются “Стихи, сочинённые ночью во время бессонницы”» (А. В. Чичерин. «Очерки по истории русского литературного стиля». М., «Художественная литература», 1977). Значит, после гибели А. С. Пушкина долгое время стихотворение это публиковалось со строчкой «Тёмный твой язык учу…». Несколько поколений читателей знали его именно таким. Что же произошло? Что стало причиной и поводом для внесения правки? Вослед за А. В. Чичериным мы задаёмся вопросом: «Чем объясняется эта замена?» И поскольку внятного и убедительного объяснения такой «правки» нет, остаётся считать «причиной» соображения не поэтические, не текстологические, не филологические, а то, что «педанты настояли». Причём, вопреки возражениям известных, серьёзных пушкинистов. То есть, надо полагать, преобладание в обществе получило мнение «педантов», позитивистов, для которых тайн человеческих не существует. На все случаи должен непременно быть «документ», справка, то есть гармония должна поверяться алгеброй, что исключает всякую необходимость гармонии, поэзии… Уже только эта беспричинность вмешательства в пушкинский текст, казалось, должна была побудить последующих филологов и издателей пересмотреть эту «правку» и вернуться к тексту А. С. Пушкина. Тем более, что в такой замене различается преднамеренность и умысел. Разве не внесение этой, долгое время публиковавшейся строчки, в комментарии академических изданий, где она должна быть обязательно, не говорит об этом? Но ничего подобного не произошло. Более того, необходимость возвращения к пушкинскому подлиннику оспаривается.