Страница 4 из 15
- Что же вы предлагаете мне сэкономить? - спросил управляющий, маясь от бесконечных забот.
- Миллион, - тихо ответил Вовушка.
- Молодой человек, - управляющий с трудом сосредоточился на посетителе, отметив его студенческие портки, тощую, загорелую на строительных площадках шею, скользнул взглядом по клеенчатой папке, из которой торчали нитки полотняной основы, и безутешно вздохнул. - Молодой человек, разрешаете дать вам по шее, если все окажется липой?
- Конечно! - радостно согласился Вовушка. - Все очень просто. Нам незачем рыть трехкилометровую траншею глубиной пять метров, да ещё по жилому району. Мы на одних выселениях разоримся. Давайте сместим трассу на полкилометра в сторону и пустим трубу по естественному оврагу.
Управляющий посмотрел на схему, закрыл на некоторое время глаза, а когда открыл, они уже не были такими безутешными.
- Хотите дать мне по шее? - спросил он у Вовушки.
- Я бы с удовольствием дал под зад начальнику Управления.
- А это уже сделаю я, - ответил управляющий. - И тоже с удовольствием.
Через три года, всего через три года президент республики подписал указ о присвоении Вовушке звания заслуженного рационализатора - не только за этот проект, но и за десятки других. Вот так. Ему дали большую квартиру вне очереди, он женился, родил сына потом дочь, в промежутке придумал какой-то нехитрый геодезический прибор на основе лазера, защитил кандидатскую диссертацию, бросил производство перешел в институт, стал доцентом и уехал в Пакистан строить завод.
Анфертьев полагал, что Вовушка до сих пор поднимает металлургию этого мусульманского государства, а тут вдруг оказывается, что он час назад прилетел из Испании.
- Дела, - протянул Вадим Кузьмич озадаченно. - Это не Вовушка, а конь мадьярский.
- Конь? - удивилась Танька. - А мне он сказал, что Волк. Серый Волк.
- Приедет - разберемся! - И Вадим Кузьмич направился на кухню. Наталья! Хошь смейся, хошь плачь - едет гость.
- Что ещё за гость? - без всякого душевного подъема спросила Наталья Михайловна. И Вадим Кузьмич понял, что совершил ошибку. Давно замечено, что женщины на кухне меняется характер, события мирового значения; общегосударственного, личного н кухне воспринимаются ею не так, как, например, комнате или на лестничной площадке. Если откровенно, то на кухне она попросту разочарована в муже, в своей работе, соседях и даже сама себе кажется недостаточно красивой. Возможно, есть женщины, которые на кухне счастливы, но Наталья Михайловна к ним не относилась. На кухне она страдала и не скрывала этого.
- Вовушка! - воскликнул Вадим Кузьмич, пытаясь исправить промах. Помнишь, он был у нас лет пять назад? Загорелый, лысый, тощий и ходит боком, помнишь?
Сподгорятинский!
- А, - протянула Наталья Михайловна, отворачиваясь к сковородке. - Тот самый, который уговорил нас не разводиться? Притом, что мы и не собирались, как мне помнится.
- Но он уже едет! - вскричал Вадим Кузьмич.
- А я что? - Наталья Михайловна с недоумением посмотрела на мужа. Разве я возражаю? Пусть едет. Накормим, уложим, переспит. Картошка есть.
- Он ненадолго, - заверил Вадим Кузьмич. - Даже если мы оба станем перед ним на колени и будем умолять задержаться.
- Надеюсь, до этого не дойдет, - Наталья Михайловна горько усмехнулась, хотя в общем-то у неё не было основания для подобной горечи. Но разговор происходил на кухне, и этим все объяснялось. Движением головы она откинула назад обильные крашеные волосы и вздохнула. С такими волосами и где? У плиты.
- Вовушка едет из Испании, - маялся за её спиной Вадим Кузьмич. - Ему нужно завтра зайти в управление, там, оказывается...
- Откуда он едет? - звонко спросила Наталья Михайловна.
- Из этой... Как ее... Из Италии. Хотя нет, из Испании.
- А что он там делал? - с легкой скорбью спросила Наталья Михайловна, присаживаясь на расшатанную табуретку. Она вдруг остро ощутила неуютность своей маленькой, скромненькой, бедненькой кухоньки, увидела себя в замусоленном переднике и с рукавами, перемазанными землей, увидела картошку, салат из свеклы и лука - ужин, которому она отдала целый час своей единственной жизни. Все это вступило в унизительное противоречие с одним только словом "Испания". Перед её мысленным взором промелькнуло побережье синего моря, беззаботные люди в ярких купальниках, старинные замки, к которым мчались на перламутровых машинах веселые женщины в вечерних нарядах и обходительные мужчины, промелькнула залитая разноцветными лучами сцена, красавица в платье с длинным подолом, красавец в распахнутой сорочке и с обнаженной саблей в руке, брызжущий кровью бык, счастливое лицо тореадора ликующие толпы, долговязый всадник в латах и с копьем наперевес... И все это на фоне простоватой Вовушкиной физиономии.
- Он звонил из автомата, там народ собрался, очередь... Уточнил наш адрес и повесил трубку, - виновато проговорил Вадим Кузьмич. - Не мог же я сказать, что...
- А где, говоришь, он был до этого? - спросила Наталья Михайловна, не отрывая глаз от картофельных очисток.
- В Пакистане.
- Да-да... Я вспомнила.
О, сколько чувств увидел Вадим Кузьмич на лице жены! Но больше всего его поразила уязвленность, явственно проступившая на знакомых чертах. Наталья Михайловна тяжело переносила долетавшие до неё вести о том, кто из знакомых каких побед добился. А к победам она относила ту же поездку в Испанию, новую должность, хрустальную вазу, отдых у моря, билет на выступление замечательного фокусника Акопяна, приложение к журналу "Огонек"...
Уронив белое лицо с гордым профилем в перемазанные землей ладони, Наталья Михайловна некоторое время сидела без движения. Вадим Кузьмич поймал себя на том, что не испытывает к жене ни малейшей жалости. Удовлетворение - вот чего больше всего было сейчас в нем. Он не стал напоминать Наталье Михайловне о том, как стремилась она уехать из шахтерского поселка, - до сих пор перед его глазами стояло её молодое, залитое слезами лицо, и поныне слышал он горячий шепот:
"Вадик, уедем, уедем, уедем! Не могу! И ты здесь пропадешь! Уедем, Вадик, и будем жить среди нормальных людей! Я права, Вадик, ты увидишь, я права!"