Страница 1 из 4
Дождь, мелкий, слепой, пробарабанив до обеда по парящему духотой саду, ушёл за дальний лес. После обеда с холодным борщом со сметаной, окрошкой с редькой, расстегаями с лещом, уткой с гречневой кашей, холодцом с хреном, карпом в сметане, ватрушками с малиной, блинами с творогом и ещё кое-какой мелочью, Свету, откинувшуюся на высокую спинку стула, сладко разморило. Самую малость.
Её взгляд некоторое время блуждал по столу в поисках причины, по которой бы ей расхотелось спать. И упал на маман. Маман в своём кресле, во главе стола, клевала носом.
И Света самым решительным образом запретила себе сделать то же самое. Но солнце припекало. Даже под полотняным навесом в мелких васильках по жёлтому полю было душно. Гудели жирные августовские мухи. И Света воскликнула:
- Ах, какая жара!..
Детский заливистый смех прервал её. Это по дороге шли дачники Мямлины. Отец семейства Мямлин шествовал в широких светлых штанах, штиблетах на босу ногу, в расшитой крестиком по краю рубахе. Мокрое полотенце висело на шее. Рядом с ним мелко семенила госпожа Мямлина под зонтиком. Дети - мальчики семи и шести лет в панамах, с удочками и ведёрками.
"Как они шумны и восторженны", - подумала осуждающе Светлана, а вслух сказала:
- Мямлины с купальни идут.
Маман мирно спала, сложив руки на животе, издавая тоненький свистящий звук на выдохе. Голова её свесилась на грудь, чепец съехал на бок.
- Вы, как хотите, маман, - настырно отодвинула стул и встала Света, - а я пойду купаться.
Маман открыла глаза, пожевала губами и разморено ответила:
- Право, Света, душа моя, - она вздохнула, просыпаясь: - Ты не должна одна ходить в купальню. Там всегда полно охальников. Мало ли что им придёт в голову при виде молодой девушки, купающейся в одиночестве.
- Если дама прогуливается одна, это значит, всего лишь, маман, - Света возвысила многозначительно голос, - что эта дама вполне независима от глупых традиций и самостоятельна в суждениях!
- Ах! - скептически улыбнулась маман. - Да, я же забыла, именно это оно и означает. Глашка!
Глафира с багровым лицом от печного жара появилась из летней кухни.
- Собери нам всё в купальню, - приказала маман, - да! И сбитню налей.
- Дак, квас есть, - пожала плечами Глафира.
- Сбитню, говорю, - маман прищурилась на Глафиру,- слышишь, аль нет?
- Сбитню, так сбитню, - ответила равнодушно Глафира, и пошла в дом, ворча себе под нос, - что я, глухая, что ли? Кричат... Сами с утра приказали квасу в ледник поставить, я им и говорю, квасу, а оне мне - сбитню принеси, я же не глухая, а утром велели квасу...
- Глашшшка, розог прикажу всыпать! - рявкнула ей в спину маман. - Вот дура-то, прости хосподи, - маман проснулась уже окончательно.
Через самое большое полчаса Светлана пылила по улице в платье с декольте в рюшах и под розовым зонтом. За ней в шляпе с широкими полями плыла и отмахивалась от мух огромным шёлковым веером маман. Рядом с ней мела дорогу цветастой юбкой Глашка, тащившая корзину с полотенцами и сбитнем с ватрушками.
- Это так пошло, маман, - протянула Света, когда увидела любимый матушкин "бабушкин" веер, - сегодня таких не носят. В моде теперь костяные. У Нины Коровиной, к примеру, из слоновой кости, в резных завитушечках...
- Костяной, - хмыкнула маман, - вот и пусть Коровины костяным лицо корябают, а по мне, дак, лучше шёлкового и нет.
Спор их продолжался и теперь. Только Светлана удалилась на безопасное расстояние, шла степенно впереди и шипела на маман через губу за плечо:
- Вы, маман, совсем духу времени не чуете!
И тут же с улыбкой раскланялась с Лизаветой Петровной Незавитиной с дочерьми.
Незавитины, дачники из усадьбы через дорогу, тоже двигались в сторону пруда. Полковник Незавитин для жены, трёх дочерей и сына снимал усадьбу целиком. Сам наезжал в конце недели и потом монотонно раскачивался все выходные в кресле-качалке, на веранде с газетой. Там, за газетой, он иногда спал, иногда хохотал, тыча в страницу и крича: "Вот ведь сукины дети, что творят!" или кричал то же самое и вдруг в сердцах стукал свёрнутой в колбаску газетой по перилам веранды.
Сын их, Владимир, наезжал редко. Но сегодня Светлана видела младшего Незавитина в усадьбе, и сердце её сладко пропустило один удар. Кроме того, незатейливая интрига заплелась в её голове. Она вдруг решила отчего-то, что Владимир уже видел её непременно - ведь Света просила Степана для этого перевесить её гамак под груши, что у самого забора. И представляла, как её васильковое милое платье мелькает между его перекладинами. Незавитин младший, конечно же, видел её, видел... И придёт в купальни.
Она увлеклась своими мыслями и не расслышала, что ей сказала маман.
- Душа моя, тебе голову напекло, - громко протянула та, - а всё моды ваши. Глафира, подай Светланушке панаму!
В это самое время Незавитин младший поравнялся с маман. Его "здравствуйте" после маманового "подай Светланушке панаму" для Светланы было словно ушат холодной воды.
- Ах, маман, сами вы... - Она задохнулась от обиды и выпалила: - Носите свою панаму!
- Здрасьте, Светлана Андревна, - поравнялся с ней Незавитин младший и игриво хохотнул, обернувшись к маман: - Ну и жара сегодня, право, Христина Карловна. И вы тоже в купальни направляетесь?
Света растерянно поняла, что для её ответного здрасьте в его болтовне места не осталось. А маман рассыпалась горошком от удовольствия:
- И не говорите, господин Незавитин. Ха-ха-ха... Уж, и окрошки холодной едали, и свекольника с леднику, а всё равно зной такой, что нигде не укрыться. Вот я Светлане и говорю, как вы молодые можете - всё дома, да дома?! Ступай же, душа моя, на пруд, в купальни! А она мне - как же я, мама, одна пойду? Ах, Светланушка, солнце моё, чистое сердечко! Вот мне и пришлось по такому-то зною, в такую даль...