Желание босса

Я поблагодарила и вышла из машины. Голова шла кругом от необыкновенной красоты дома и сада, что окружали меня. И судя по всему мы с Родионом были здесь только вдвоем.

— Нравится? — спросил меня он, глядя на то, как я, запрокинув голову, рассматриваю великолепные пастельные стены, резные рамы и бликующие солнечным светом чистые стекла.

— Очень… — прошептала я.

— Я рад, — просто сказал Родион и добавил: — Ну, тогда пойдем пить чай. Или ты кофе хочешь?

— Если можно, кофе, — посмотрев на него, сказала я.

Он улыбался.

— Слушай, а может ты голодная? У меня тут повар живет в правом крыле. Он так готовит — пальчики оближешь. Хочешь, я его наберу, и мы вместе поужинаем?

— Если можно, — сказала я, — чуть позже.

На самом деле я очень стеснялась, хоть и старалась придать себе максимально непринужденный вид. Наверняка он хорошо это понимал.

— Без проблем, — ответил он. — Ну что, пойдем в дом? Ты, наверное, устала с дороги. Хочешь, я тебе своего хоря покажу? Он знаешь какой умный? Очень!

— Конечно хочу! — воскликнула я, удивившись, что Родион держал в доме животное.

У меня как-то не вязалось это с тем впечатлением, которое он на меня производил. Наверное, именно в этот момент я хорошо осознала, что слишком мало знаю об этом мужчине, с которым тем не менее нас связывала уже не только работа.

Дом поражал своими размерами. Огромные пространства, высокие окна и потолки, колонны, портреты предков на стенах в золоченых рамах, ковры на лестницах, прижатые металлическими, покрытыми позолотой прутьями, все вокруг производило впечатление монументальности и какой-то древней аристократичности. Если бы я сначала увидела дом изнутри, то подумала бы, что оказалась в средневеком замке. От понимания того, что я не видела и трети этого роскошного длинного дома, мне становилось не по себе.

— Тебе здесь не одиноко? — спросила я.

Шерхан пожал плечами и ничего не ответил.

Скрытный все-таки он был человек. И что самое интересное — чем больше я его узнавала, тем больше у меня возникало вопросов.

Хорь оказался милейшим зверьком, обожающим своего хозяина. И это было взаимным: то, что Шерхан в своем Огоньке души не чаял — просто бросалась в глаза. Пожалуй, я впервые видела Родиона таким нежным. Он прижимал хоря к груди, заглядывал ему в глаза, гладил его, чесал, а тот увивался вокруг хозяйских рук, терся об них и разве что не мурлыкал, довольный, что его приласкали.

У него был просторный вольерчик в большой комнате на втором этаже, но Шерхан, приезжая, выпускал его гулять. И хорь носился по комнатам и коридорам, а потом возвращался к хозяину, чтобы тот погладил его или угостил чем-нибудь вкусненьким.

Вот уж никогда не думала, что Родион Сергеевич, владелец огромного бизнеса, брутальный и суровый руководитель компании по прозвищу Шерхан, может быть таким любящим и нежным хозяином хорька. Если бы меня спросили раньше, какое животное могло быть у такого владельца — я бы скорее подумала, что у него их либо вовсе нет, либо это собака бойцовской породы. А может и вовсе — какой-нибудь тигр. Но у Шерхана был хорек.

В всем этом было что-то очень трогательное. И, наверное, с того момента, когда Шерхан, демонстрируя мне Огонька и рассказывая про его чудесную шкурку с рыжиной, будто огненную, откуда, собственно и возникло имя; о том, как он его кормит мясом, которое поставляет ему специально для Огонька знакомый фермер;о том, как они хорошо с этим хорьком дружат и о том, как Огонек ночами спит у него на коленях, когда Шерхан работает за столом в своем кабинете, я стала смотреть на него совсем по-другому. Стала понимать, что мои представления о Родионе Сергеевиче во многом были выстроены на том, как он хотел, чтобы его воспринимали коллеги и подчиненные. Он вовсе не был жестким и суровым с этим хорьком, хотя был таким практически со всеми людьми, с которыми общался. Его меняла любовь?

Мы с Огоньком очень быстро нашли общий язык. Всерьез он не кусался, разве что во время игры чуть прихватывал зубами, но было понятно, что он именно играется и не более того, что он радовался новой возможности поиграть с кем-нибудь, а когда утомился и пригрелся на моих руках, то заснул кверху длинным мягким и мохнатым пузом.

Я сидела в кресле, задумчиво гладила Огонька за ухом, а Шерхан в это время разбирал какие-то бумаги на столе. Назначение этой комнаты я не понимала. Она была чем-то вроде кабинета, совмещенного с комнатой для отдыха. Мы находились в ней, пока личный повар Шерхана готовил нам легкий ужин.

— Пойдем, я покажу тебе дом, — бросив стопку бумаг на стол, сказал Шерхан. — А то я сейчас совсем в делах закопаюсь и ты заскучаешь.

— А у меня Огонек на руках заснул, — сказала я, кивнув на закрывшего глаза хорька.

— Понравилась ты ему, — ухмыльнулся Шерхан. — Он не спит. Так, дремлет. Бери его с собой.

Хождение по дому напоминало мне экскурсию по музею. Шерхан показал бильярдную, свой кабинет, заставленный сверху донизу книжными шкафами, в центре которого возвышался огромный письменный стол — раза в полтора больше, чем в рабочем кабинете Александра Сергеевича. Показал спальни, гостиные, ванные и какие-то хозяйственные помещения. И было понятно, что в большинство комнат он вообще очень редко заглядывает. В них даже запах был другим. Нет, не затхлым. Как объяснил мне Шерхан, слуги проветривали дом ежедневно. Просто другим. Пахло мебелью, лаком, бумагой, старым деревом, краской. И во всех этих запахах не было и следа сегодняшнего или вчерашнего человеческого присутствия. И везде царил идеальный порядок.

Дом будто бы был выставлен на продажу и нужно было показать потенциальным покупателям, что он классный — красивый, вместительный, просторный, с дорогой, стильной и добротно сделанной мебелью.

А за окном между тем стемнело. Рыжее марево заката выцвело, растворилось в сгустившемся сумраке и сменилось синей тенью на фоне черного, звездного неба.

Мы отнесли Огонька в его комнату, вымыли руки и поужинали в столовой, где для нас был накрыт длинный стол на двенадцать персон. Я сидела на одном краю, а Шерхан на другом. И между нами было несколько метров столешницы, покрытой светло-серой скатертью. Именно так накрыл стол повар шерхана, которого я так и не увидела и я не стала задавать вопросов.

Шерхан оставался чужим и закрытым даже у себя дома. И с момента, когда мы вернули Хоря в его комнату, будто потускнел и снова стал брутальным мужиком с жестким и хмурым взглядом.

— Расскажи мне о себе, — попросила я, когда мы стояли на большом круглом балконе и смотрели на ночной простор впереди, среди которого виднелись дальние огоньки деревенских домов и дач.

Родион курил, подавшись вперед и облокотившись на округлый бортик.

— Что именно тебя интересует? — спросил он.

— Почему тебе нравится этот дом, например? Он же просто огромный. А ты тут совсем один.

— Ну, почему один? — возразил Родион. — Это сейчас мы здесь вдвоем. Но вообще тут десять человек персонала. Вон видишь домик? — он протянул руку и указал на небольшой двухэтажный домик вдали, в котором горел желтый свет. — Там управляющий домом живет. Степан Иваныч. Классный мужик, лошадей обожает, организатор хороший. Он на меня уже четвертый год работает. А дружим мы раза в два дольше.

Он затянулся сигарой, отчего огонек на ее кончике стал ярко-рыжим, а затем медленно, смакуя дым, выпустил в свежесть подмосковного вечера клуб сизого дыма.

— А женщина у тебя есть?

Родион повернулся ко мне и внимательно на меня посмотрел.

— Ты, — сказал он.

— В смысле — я? — удивилась я.

— В смысле — другой нет.

Я немного растерялась и не сразу нашла, что на это сказать. Родион снова повернулся к открывающемуся вдали виду. В ночи домики и деревья казались черными и если бы светящиеся окна, создавалось бы впечатление, что мы с Родионом здесь вдали от людей и вокруг нас никого нет. Только мы вдвоем. Впрочем, в этом огромном доме так все и было — повар, как мне сказал Родион, — ушел сразу после того, как подал ужин. Убрать посуду должна была горничная, которой надлежало придти только утром. Шерхан на время этого приезда отпустил всех своих работников по домам. Все они жили поодаль. Кто-то в дачных поселках и деревнях, а кто-то, как этот вот Степан Иваныч — прямо на территории Шерхановских владений.