Пустой

Отступил назад, перехватывая поудобнее свое импровизированное копье, сделал несколько пробных тычков. Вверх-вниз, влево-вправо, сменил хват, попробовал еще пару раз. Вот теперь вроде ничего. Собравшись с духом, приблизился к чудовищу на дистанцию, достаточную для поражения жердиной. Все это время тварь внимательно следила за мной, не переставая урчать.

Первый удар вышел смазанным. Целился в голову, в надежде повредить глаза деревянным острием обломанной жерди. Но тварь отдернула голову и удар пришелся по шее, да и то вскользь. Чудовище заворочалось, пытаясь развернуться в узости прохода, чтобы освободить свою "рабочую" руку.

Понимая, что достигнув желаемого, тварь может усложнить мне жизнь, начал делать частые тычки. О точности попаданий при этом уже не заботился, лишь бы нанести как можно больше повреждений за время, которое чудовищу понадобится для освобождения руки. Понимал, что повредить что-нибудь важное при этом вряд ли получиться, но остановиться уже не мог. Вытягивающаяся из-за массивного торса рука была до ужаса страшной, она пугала и завораживала одновременно.

Все свое внимание я сосредоточил на этой руке, даже толком не видя, куда бью. Страх сковал моё внимание, заморозил разум, не давая возможность рационально осмыслить происходящее, заставляя раз за разом повторять одно и то же действие. Оттянуть назад жердь, сделать замах, добавить инерцию тела, почувствовать отдачу удара и снова оттянуть…

Из временного ступора меня выбил сильнейший удар. По счастью, пришелся он не по мне. Частично высвободившая ручищу тварь прервала направленные на неё агрессивные действия незатейливо, но эффективно. Один резкий взмах и двое пострадавших. Жердина, переломанная ещё раз, упала под ноги твари. Я тоже упал, но чуть дальше, и не переломанный, чему был несказанно рад. Но слишком бурно выражать свою радость не стал, просто отполз ещё немного от прохода и поднялся.

Тварь злобно скалилась в мою сторону. Особых повреждений на уродливом лице заметно не было, просто царапины небольшие, ни крови, ни другой жидкости видно не было. Все-же обломок жерди — не лучшее средство против подобных существ.

И что дальше? Сойтись с чудовищем врукопашную?! Вгрызться зубами в горло?! Завалить избу ему на голову?! Столько вариантов действий, аж глаза разбегаются, не знаю, какой выбрать!

С пустыми руками об активных боевых действиях можно забыть. Если немаленьких размеров палкой получилось лишь поцарапать образину, что уж говорить о голых руках, не идущих ни в какое сравнение с руками твари. Конечно, в запасе ещё оставалась рогатина. Но после печальной судьбы жердины, обломки которой валялись под ногами чудовища, даже думать не хотелось о возможности боя с этой рогатулькой в руках. Думай, не думай, хоти, не хоти, а других вариантов все равно не осталось. Уж лучше встретить тварь с этой пародией на оружие, чем вообще без ничего. Глядишь, перед смертью ещё разок поцарапаю ее ненавистную морду.

С такими невеселыми мыслями вернулся к оставленной рогатине, взял в руки. С сожалением оценил ее длину, нечего и думать такой коротышкой достать чудовище с безопасного расстояния, у него рука длиннее. Конечно, можно попробовать повредить саму руку или хотя бы кисть, но вряд ли тварь будет спокойно смотреть на такое. Отберет рогатульку и сломает об мою тупую голову, чтобы впредь ее подобные мысли не посещали.

Потому не стал даже подходить к проходу, а отошел дальше, вглубь огороженного пространства, но так, чтобы не терять тварь из виду. Встал за одной из самых больших куч барахла и, выставив перед собой рогатину, принялся ждать, когда чудовище освободится из западни.

Страха не было, точнее он присутствовал, но лишь на втором плане. На первом была холодная ярость, наполнившая меня от осознания собственной беспомощности. От понимания того, что жить осталось считанные минуты, а то и секунды. От вида и состояния неказистой рогатой палки в руках, единственного предмета, который у меня есть против чудовища. От взгляда этого чудовища, который оно периодически бросало на меня, не переставая изворачиваться в узости прохода. От невозможности вспомнить свое прошлое. От всего этого сумасшедшего дня…

Я заорал, выталкивая с криком скопившуюся внутри ярость. Глядя прямо в глаза копошащейся твари я орал, выплескивая из себя волны злости. До хрипоты, до кашля, судорожно хватая ртом воздух. Чудовище замерло, показалось, что в его нечеловеческих глазах промелькнуло удивление.

— Ну что вылупилась, скотина, что замерла? Давай шевелись, скорей вытаскивай свою жопу и беги сюда! Думаешь, тебя тут ждет сытный и вкусный ужин?! Думаешь я буду тебе приятного аппетита желать, пока ты мои ноги обгладываешь?! Хрена с два ты такого дождешься! Я тебя сам буду зубами рвать! Обрыгаюсь, но отгрызу твою тупую башку и вот на эту рогатку надену! Ты у меня проклянешь тот момент, когда решила за мной погнаться! Вылазь и иди сюда, сукаааааа!!!

Закончив кричать, даже закашлялся слегка, дышал тяжело, а руки подрагивали. Эк меня понесло! Выпалив этой эмоциональной тирадой в глаза твари, немного успокоился. Не совсем, но настолько, насколько вообще можно быть спокойным в подобной ситуации.

Не знаю, прониклась ли тварь моим эмоциональным монологом, но, даже если прониклась, никак этого не показала. Лишь ненадолго прервала свое занятие, привлеченная моими криками. А осознав, что от них не будет ни пользы, ни вреда, продолжила дергаться и извиваться.

Блин, как же не хочется умирать! Ведь выбрался из той проклятой речки, насквозь промокший и продрогший, не чувствующий ни рук, ни ног, но выбрался. И перед тем, как отрубиться даже не надеялся, что выживу. Думал, что там и останусь, что насмерть замерзну на том берегу. Но не замерз, был спасен, отогрет и вполне радушно принят. И вот теперь снова на краю гибели.

Но в этот раз на чудо надеяться не стоит. В прошлый раз спасение пришло от местных жителей. Сейчас же аборигены куда-то разом исчезли, и есть подозрение, что помощи от них в этот раз не дождусь. Если не появились раньше, не появятся и сейчас. Пока носились с тварью по посёлку, так нашумели, что на звуки непременно бы сбежалось все население. Значит, либо не слышали, либо слишком заняты, чтобы отвлекаться на посторонние звуки. Хотя, в моём случае, особой разницы нет, что послужило мотивом их бездействия. Я один, помощи ждать неоткуда…

Глава 4

Глава 4. Крестный.

Предсмертные пораженческие размышления прервал звук, услышав который, я даже не поверил поначалу. А когда поверил, начал крутить головой во все стороны, не понимая откуда он раздаётся.

— Эгей! — снова раздалось чуть ли не над ухом, отчего моя голова завертелась вдвое быстрее.

— Да здеся я, от стены отойди, да зенки кверху подыми. — голос был глухой и скрипучий, как сто лет не смазываемая петля на старой двери. Послушав совета, отошёл в сторону и глянул поверх стены, где, по-видимому шла площадка, передвигаясь по которой удобно было оборонять стену.

На ней стоял немолодой худощавый мужичок среднего роста. Его главной отличительной чертой можно было назвать спускающуюся на грудь, то ли серую, то ли седую бороду. Борода была тщательно расчесана и заплетена в толстую косу. Но не “бородокоса”, бросающаяся в глаза при первом взгляде, привлекла мое внимание. Она хоть и была довольно необычной, но вполне могла украшать лицо какого-нибудь любителя необычных причесок. По настоящему необычным выглядел наряд бородача.

Если оценивать внешний вид, Настасья с Демьяном, при всей старомодности своих одежд, все же могли оказаться жителями какой-нибудь отдаленной деревушки. Стоящий на стене мужичок при всем желании не мог претендовать на подобное звание. Этот индивидуум, как никто другой подходил на роль участника реконструкции исторических событий.

Голову покрывал островерхий шлем, из-под которого во все стороны торчали седые патлы. Верхнюю часть тела закрывала грязно-серая кольчуга с короткими рукавами, издалека ее можно было принять за обычную футболку. На руках, от кистей по локоть темнели наручи, по-видимому из кожи. Кольчугу в поясе перехватывал широкий кушак, на котором сбоку висел средних размеров меч в инкрустированных металлом кожаных ножнах. Ноги были обуты в когда-то ярко-красные, а теперь просто грязные, сапоги. Откуда-то из памяти вынырнуло название материала, из которого в ветхозаветные времена изготавливали подобные сапоги-сафьян. И даже иллюстрации из какой-то исторической книги вспомнились, на них добры молодцы гордо расхаживали в модных сафьяновых сапожках.