Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 11

Дядя Рафа поскреб свой подбородок, сделал вескую паузу и, прищурив карие глаза, поведал мне одну из своих баек:

– Знаешь, Пропажа, а ведь, кажется, это я отправил улыбки из нашего города… Это было тридцать пять лет тому назад, когда сотни тысяч евреев уезжали из Советского Союза. В стране ничего не было, всего не хватало, в том числе и чемоданов. Я же, будучи начальником отдела снабжения одного из заводов, узнал, что в соседнем районе, на фабрике кожгалантереи, скопилось большое количество брака – чемоданов без ручек. Тогда наш завод по моей заявке купил их по копеечной цене как тару для рабочих инструментов. И, о чудо, на заводской склад пришёл вагон чемоданов без ручек. Потом два моих друга, Беня и Изя, два прекрасных сапожника, шивших такие мягкие сапоги, что в них можно было спать и не только, начали приделывать к этим чемоданам ручки. Затем отъезжающие евреи обменивали у них в мастерской свои деревянные ящики на уже отремонтированные чемоданы. Деревянные ящики привозились ко мне на склад, где я их уже оприходовал как тару для хранения инструментов, а чемоданы разъезжались по всему миру.

– Ух, ты! Золотое время было для такой умной головы, как ваша, дядя Рафаил? – спросила я его лукаво.

– Что ты, Пропажа! Я делал это весело и абсолютно бесплатно, – ответил Рафаил Маркович, продемонстрировав мне свои пустые ладони и вывернув карманы.

– Но зачем? И при чём здесь улыбки? – удивилась я, отгоняя раннюю надоедливую мошкару от лица.

– Ну, ты же родилась в Гомеле, неужели забыла бородатый анекдот о том, как старый еврей покупал яйца, отваривал их и потом продавал по цене покупки. Когда же его спрашивали, зачем он это делает, он смеялся и отвечал: «А бульон от яиц?!» Понимаешь, у меня появились тысячи друзей в разных странах мира, со многими из них я общаюсь до сих пор. Иначе я бы давно уже умер без общения и шуток в нашем «мрачном королевстве». И кстати, если ты сходишь на местный железнодорожный вокзал, то увидишь чудную скульптуру еврея в шляпе и длинном пальто, что сидит на «моём» чемодане без ручки с надписями: Гомель, Париж, Лондон, Тель-Авив, Рио-де-Жанейро. И, заметь, многие из моих чемоданов стали семейными реликвиями, а ручки, приделанные Беней и Изей, представь себе, держатся до сих пор, – дядя Рафа остановился и как будто посмотрел вдаль. – Иногда я думаю о том, что мои предприимчивые и неунывающие ни при каких обстоятельствах соплеменники-евреи увезли в этих чемоданах нечто большее, чем книги. Да-да, забирали в основном в иммиграцию книги: Достоевского, Шолохова, Булгакова, Пастернака и других великих русских писателей, – продолжил Рафаил Маркович свой удивительный рассказ.

– Так что же они увезли ещё? – воскликнула я.

– Они увезли свою культуру, анекдоты, неповторимый колорит, математику, атмосферу. Они увезли улыбки, ведь ручки от чемоданов очень напоминают улыбки. Я знаю, ты много путешествуешь, Пропажа, встречаешь различных людей. У меня к тебе просьба: рассказывай им эту смешную историю про чемоданы без ручек и, если люди будут смеяться, собирай их улыбки в бабушкин рушник, привози их обратно и разбрасывай здесь. Кто знает, может быть, собранные и возвращённые тобой улыбки прорастут опять в этой болотной земле, – с надеждой и совсем по-мальчишески произнёс дядя Рафа.

– А при чем здесь рушники? – окончательно обалдевши от его поэзии, спросила я.

– Так ты ничего не знаешь про рушники и корни своего рода? Ну, это поправимо: здесь километрах в двадцати от Гомеля есть небольшой городок староверов – Ветка. Там находится потрясающий музей. Поезжай, многое узнаешь о тайнах старых рушников, а потом ещё больше захочешь узнать! Хотя хватит мечтать, порядок должен быть; порядок – это положено, а это не положено, – неожиданно серьёзно свернул свой монолог дядя Рафаил. – Знаешь, мой отец всю жизнь проработал корреспондентом, даже во время войны он выпускал подпольную партизанскую газету, единственную во всём крае. Был весельчаком, балагуром и неустанно мне повторял: «Сынок, надо потерпеть – дальше будет лучше». И только когда он уже умирал, он поднял на меня свои грустные еврейские глаза и прошептал: «Прости меня, сын, я тебя обманывал: дальше будет только хуже!»

Дядя Рафаил встал, ссутулился и шаркающей походкой старика двинулся к подъезду.

Вечер накинул чёрный плащ на плечи многоэтажек. Сквозь его прорехи просвечивали звёзды…

И тут я чётко поняла, что надо начать встречаться со старыми людьми, помнящими ещё тот Гомель, с его смехом, шутками, рынком и многонациональной культурой, поскольку тот город семидесятых уже, увы, потерян навсегда. Мне захотелось поехать в Ветку и, возможно, начать оттуда самое увлекательное путешествие в моей жизни – путешествие внутри себя к своим корням и предкам.

Картинка 3





Красная площадь

Небольшой городок Ветка расположен в двадцати километрах от Гомеля, на высоком берегу реки Сож. Он весь, как нарядный румяный ребёнок, одет в разноцветное кружево деревянных наличников, ворот с изображениями оленей, медведей, райских птиц, с яркими петухами на коньках крыш и заборах.

Капли только что прошедшего дождя умыли город и радугами ещё больше расцветили его старинные и не очень деревянные резные дома с окнами и веками-наличниками, башенками-кокошниками и воротами-улыбками. То ли из-за того, что на улицах почти не встречались железобетонные многоквартирные коробки, то ли благодаря густому, напоенному ароматами цветущих садов и сирени воздуху, то ли от блеска маленьких радужных капель-солнышек, но создавалось стойкое ощущение, что я оказалась в другом мире. Как будто с картинки семнадцатого века сошёл фрагмент Французского квартала Нового Орлеана или купеческого московского посада.

Машина остановилась, тучный усатый таксист повернулся ко мне и пробасил:

– Всё, хозяйка, приехали: вот музей, где хранятся старые рушники и прочая рухлядь… Выходи… Красная площадь. Когда закончишь байки слушать, позвони – я тебя обратно в Гомель отвезу.

Я выкатилась из такси, подняла глаза и на трёхэтажном купеческом доме с тяжелыми бревенчатыми воротами прочла: «Красная площадь, 5». Это был Ветковский музей народного творчества. Ильич рядом тоже присутствовал, правда не в мавзолее, а в виде памятника – в пиджаке и с дежурной кепкой.

Войдя в вестибюль музея, я увидела среднего роста пожилого мужчину, разошедшегося вширь, как река по весне, с окладистой седой бородой и копной непокорных стального цвета волос:

– Здравствуйте, что привело вас в наше захолустье? Желаете послушать экскурсию? – обратился он ко мне.

– Я… мммм… очень хочу узнать побольше о коллекции старинных рушников, – несколько растерянно замычала я.

– Отлично! Сейчас подойдёт сотрудница нашего музея, зовут её Анна Григорьевна, и она с удовольствием покажет наши экспонаты, – продолжил он, несколько нараспев растягивая слова. – Зовут меня Игнатий Лукич, я, как сейчас принято называться, краевед, ожидаю учеников местной школы для проведения факультатива по истории края.

– Знаете… наверное… это несколько странно прозвучит… но я никак не могу отделаться от ощущения того, что попала… в старую посадскую Москву. И дело здесь не только в Красной площади, а в самом духе, что ли… – сбивчиво и не очень уверенно выразилась я.

– Да вы не стесняйтесь своих ощущений, учитесь доверять себе и следовать традиции, – спокойно и привычно, как встревоженному ребёнку, стал объяснять мне Игнатий Лукич. – Наш маленький городок Ветка – это действительно ветка той старой патриархальной Москвы, существовавшей ещё до великого раскола. Реформа патриарха Никона заставила Московскую Русь не только читать церковные книги по греческому образцу и креститься тремя перстами, но и расколола народ, культуру, государственность и духовность земли Русской. Одни приняли чуждую культуру правящей элиты, стремящейся в Европу, другие ушли в глухие места, тайные монастыри, скиты и молельные дома, сохранив традицию прежней духовной культуры и государственности. В 1685 году двенадцать богатейших староверческих родов Московской Руси основали на острове Ветка на реке Сож, на землях Мозырского воеводства Речи Посполитой, город, ставший центром всего русского старообрядчества. По преданию, беглецы плыли по реке и пустили на воду ветку со старинной иконой, где она пристала к берегу, там и град основали.