Страница 2 из 4
В общем, я зашёл на кухню, сел на стул и стал наблюдать за тем, как мама варит борщ. Суп был уже почти готов, но мама всё ещё хлопотала, добавляла приправы, пробовала. Когда она поднесла ко рту очередную ложку с горячим супом, я спросил:
– Мам, а пукать – это смешно?
Мама слегка подавилась супом, кашлянула и сердито сказала:
– Что ты глупости говоришь! Прямо под руку!
На следующий день после того, как мой одноклассник пукнул, мой другой одноклассник – Коля – придумал специальный трюк. Он как-то сжимал ладони, между ладонями скапливался воздух, и получался такой звук, как будто кто-то пукнул. Ну и на каждом уроке Коля изображал эти пуки, весь класс сходил с ума от хохота, а учителя сердились, недоумевали, в конце концов вычислили Колю, выгнали из класса и долго вели с ним воспитательные беседы. Смысл бесед заключался в том, что пуки – это не смешно. Почему не смешно, учителя так и не объяснили.
– Но почему не смешно? Ведь на самом деле смешно! – Я шёл из школы вместе с Пашей, и мы рассуждали.
– Ну потому, что… ну это как описаться… Вроде как неприлично, потому что… Вернее, нет, это как бы не смешно, потому что указывает на какую-то, – Паша задумался, – аномалию!
Я посмотрел на него в упор, и мы оба расхохотались.
– Ага, пукнул – это, конечно, аномалия! – смеялся я.
– Ну, я не знаю, может, просто звук смешной?
– Абсолютно обычный звук.
– Ну, значит, это и впрямь не смешно. А все, кому смешно, просто дураки. Вот ты сам, когда пукаешь, ну, в одиночестве, ты ржёшь?
Я опять захохотал. И хохот не проходил.
– Вот видишь… Почему-то смешно, только когда другие…
Так мы с Пашей ничего и не выяснили, а вечером мы с родителями поехали на машине за продуктами. Я хотел сам выбрать себе большие чипсы, мама вечно покупала не те. Папа был не в духе и постоянно огрызался на маму. И ещё заодно мне припомнил, как я ему подпортил деловую беседу.
– Да не обращай на него внимания, – весело говорила мне мама. Она всегда подтрунивала над папой, когда он злился. – Папа наш сноб, его пуками не рассмешишь.
И тут у меня в голове что-то щёлкнуло.
– А кто такой сноб? – спрашиваю.
– Ну-у… – Мама взяла с полки хлопья. – Это тот, кто всем портит веселье. Не даёт посмеяться над пуками, например.
– Я не сноб! – Папа вдруг резко обернулся и выронил банку с горошком. – И никому я не порчу веселье!
– Тогда признай, что пуки – это смешно, – сказал я.
Папа отвернулся. Домой мы ехали молча. И вдруг мама случайно пукнула. Пукнула на всю ивановскую. Мы с папой молчали. Я боялся его разозлить. Мама смущённо сказала:
– Извините, пожалуйста, не удержалась.
И вдруг папа как захихикает. И я вслед за ним. А вслед за нами засмеялась мама.
– Вы же говорили, что пуки – это не смешно! – ухохатывался я.
– Конечно, не смешно! – веселился папа.
– Абсолютно не смешно! – выдохнула мама сквозь смех.
«Ну и ладно, – подумал я. – Значит, иногда можно посмеяться над тем, что абсолютно не смешно. И это очень даже весело!»
Ура!
Я встал в очередь к кофейному автомату и вдруг увидел перед собой её. Нашу учительницу по литературе. В последнее время я решил, что будет лучше, если я попытаюсь вести себя с ней более естественно и раскованно. Я подумал – может, мы станем друг другу больше нравиться, и напряжение постепенно рассосётся. В другой раз я бы тихо дождался, пока она возьмёт кофе и уйдёт. Или ушёл бы сам. Кофе можно выпить на любой другой перемене. Но тут – была не была: я чуть склоняюсь и громко говорю: «Здравствуйте, Марина Станиславовна!» Она оборачивается и сдержанно мне улыбается. Я тоже улыбаюсь. Отличное начало.
Кофейный автомат работает медленно. Мы с Мариной Станиславовной стоим вполоборота друг к другу и ждём. Пауза длится. Надо о чём-то говорить. Я спрашиваю:
– А мы в пятницу будем на уроке сочинение писать, да?
Вообще-то вопрос глупый, потому что я и так знаю про сочинение. И она знает, что я знаю. Тем не менее любезно отвечает:
– Да. Только не в двадцать пятом кабинете.
Я радуюсь: появилась новая тема. Загадочный кабинет, о котором я ничего не знаю, а значит, можно задать нормальный, неглупый вопрос. И я спрашиваю:
– А в каком?
Вопрос доставляет мне такое удовольствие, что я просто млею: у меня с Мариной Станиславовной светская беседа! Про кабинет! Точнее, про номер кабинета.
– Я пока не знаю. Ближе к пятнице скажу. Но ты передай ребятам, чтобы у двадцать пятого никто не ждал.
Вот так поворот! Теперь она ещё и просит меня что-то кому-то передать! Я вроде как её поверенный… Ну или почти. От восторга я краснею и говорю:
– Будет исполнено!
Реплика дурацкая, но не дурная. К тому же учительница снова мне улыбается. Это отличный знак. Мы сближаемся. На самом деле не так уж она мне и не нравится. Она хорошая. Только меня не любит…
Вдруг она говорит:
– Кстати, Витя, я хотела тебе сказать: твоё эссе о Пушкине мне очень понравилось. Приятно было его прочитать.
Я чуть не подпрыгнул до потолка. Вот это да! Вот это да-а-а-а!
Тут и кофе подоспел. Она взяла свой стаканчик, сказала:
– Ну всё, покидаю тебя.
А я в ответ, всё ещё думая про эссе, как выпалю:
– Ура-а-а!
В тот момент она уже сделала несколько шагов к выходу и обернулась, смерила меня ироническим взглядом.
– Ой, я не то хотел… Я не это имел в виду… Ну, не в смысле ура, что вы…
– Ну да… – Она как будто колебалась. – Но прозвучало это…
И она ушла. А я остался стоять. И думать… о том, что я полный идиот.
Слова не давали мне покоя. Целый день я гадал, как бы исправить косяк. Ведь разговор шёл как по маслу! Это ж надо было так облажаться в самом финале. Я думал и думал, хотел ей всё объяснить, потом решал, что это глупо, потом снова собирался с духом, а потом случайно наткнулся на неё в коридоре. Ну идём мы почти бок о бок, она поворачивает голову и говорит:
– Я узнала – в пятницу будем в тридцатом кабинете.
– Ясно, – говорю я. Набираю в лёгкие побольше воздуха, и: – Надеюсь, вы не приняли всерьёз моё «ура»?
Марина Станиславовна замахала на меня руками:
– Витя!
Я почувствовал, что в очередной раз выставил себя идиотом, и попробовал снова реабилитироваться:
– Просто…
И тут мне вдруг пришло в голову, что ведь на самом деле я и правда не хотел стоять рядом с ней перед кофейным автоматом, на самом деле мне и правда было неловко, на самом деле я и правда хотел, чтобы она исчезла, на самом деле я был рад, когда она взяла наконец свой кофе и…
Я смотрел на учительницу, разинув рот, не зная, что сказать.
– Витя, я тебя поняла, – сухо произнесла она.
– Хорошо. – Я замолчал.
А что тут ещё скажешь? Она меня действительно поняла…
Учительница и я
Мы с Пашей сидели у меня на кухне, ели морковный торт, который только что купили в «Метрополе», и я, как всегда, жаловался на учительницу по литературе – мол, я ей не нравлюсь, потому что она просто странная.
– Между прочим, могла бы быть нормальной тёткой. Я чувствую, что у неё есть потенциал! – восклицал я, размахивая свободной от вилки рукой.
– Да что ты говоришь?! – ухмылялся Паша.
– Ну да! Просто она сама к себе почему-то очень плохо относится. Она настоящий букет комплексов, если вдуматься. Например, она считает себя старой. Ты заметил? Она всё время вворачивает в разговор фразочки типа: «Не вижу, что ты тут написал, совсем слепая к старости стала» – и всё в таком духе. Это типа у неё юморок, но она и вправду считает себя старой. А как она одевается!