Страница 36 из 54
Сейчас же фельдмаршал не узнавал своих бывших противников и ничуть не жалел о том, что отправился в эту поездку. Это была совсем другая армия, несомненно, русская, но блестяще организованная и дисциплинированная. Она массово применяла новую технику, пулеметы, кавалерию и артиллерийский огонь. Теперь ему стал понятен и разгром 8-я германской армии под Ригой, который нанесла войскам генерала Гутьера именно Красная гвардия. А ведь под Ригой были лучшие германские полководцы: фельдмаршал Пауль фон Гинденбург и генерал Эрих Людендорф.
Там германскую армию переиграли в том, в чем ранее она была традиционно сильнее, то есть в плотности огня и подвижности соединений. Нет, не зря любимый кайзер просил Августа фон Макензена приехать сюда лично и посмотреть на все происходящее здесь своим зорким взглядом. И договориться, непременно договориться с этими новыми русскими по-хорошему, благо опыт успешных переговоров с ними уже имелся. Необходимо добиться, чтобы появилась возможность перебросить все задействованные против Румынии части на другие фронты Великой войны. Одних только немецких дивизий тут десять, а это, если вдуматься, целая армия, которая сейчас занимается непонятно чем.
Старый фельдмаршал уже знал, что именно он теперь напишет своему государю по итогам этой поездки. Есть вещи, которые стоило перенять, и кое-что из увиденного немедленно внедрить на Западном фронте и в Италии.
Следом за фельдмаршалом из автомобиля выбрался спецпредставитель кайзера Вальтер Ратенау. Герр Ратенау был выходцем из семьи немецких промышленников еврейского происхождения, но, в отличие от некоторых своих соплеменников, не отделял себя от Германии и был сторонником ассимиляции немецких евреев и превращения их в полноценных немцев. Его воззвание «Слушай, Израиль» вызвало большой фурор и впоследствии часто цитировалось нацистской пропагандой.
В экономике Вальтер Ратенау был сторонником плановых методов хозяйствования, чем оказался весьма близок к русским большевикам. Возможно, именно это, а не Рапалльский или Версальский договоры, не еврейское происхождение Ратенау и послужило причиной его убийства в 1922 году боевиками экстремистской организации «Консул». Из наркомата товарища Дзержинского немецким коллегам и лично гросс-адмиралу Тирпицу уже намекнули, что негоже терять столь ценные кадры при столь глупых обстоятельствах.
Но сейчас Ратенау должен был выступить, скорее, в качестве дипломата, чем промышленника и экономиста.
Партнеры по переговорам, вышедшие встречать немецкую делегацию, тоже были вполне представительными. Это были: видный большевик и нынешний военный министр в правительстве Сталина Михаил Фрунзе, младший брат бывшего русского царя, принц Михаил, участник знаменитого Брусиловского прорыва генерал Деникин, командующий корпусом Красной гвардии и победитель Гинденбурга полковник Бережной.
В общем, члены обеих делегаций друг друга стоили. Хотя, конечно, основными переговорщиками здесь были Фрунзе и Ратенау, а военные при этом находились в качестве статистов и консультантов. Пожав друг другу руки и запечатлев этот исторический момент для прессы, делегации прошли в штабной вагон, где, собственно, и должны были проходить переговоры. При этом немцы даже не поняли, что маленькая плоская коробочка в руках одного из офицеров свиты полковника Бережного не что иное, как миниатюрный фотоаппарат.
Позднее это соглашение назовут «пактом Фрунзе – Ратенау», или «Ясским сговором», и либералы всех мастей будут проклинать его в веках, не меньше, чем у нашей истории пакт Молотова – Риббентропа.
По итогам четырехчасовых переговоров было решено, что право оккупации территории Румынии, за исключением участка нижнего течения и дельты Дуная, занимаемого сейчас 6-й русской армией, получат Болгария и Австро-Венгрия. В Петрограде товарищ Сталин помнил о событиях, которые в нашей истории произошли в Будапеште в 1919 году, и всеми силами пытался предотвратить образование плацдарма Антанты на территории Румынии. Если война даже и закончится вничью, то в Германии, возможно, и не произойдет Ноябрьская революция. Но вот Австро-Венгрию не минует чаша сия. Давно уже страдающая от множества старческих болезней, она, как это случилось в нашей истории, будет развалена и растащена на куски вернувшимися из окопов и плена фронтовиками.
Отдельным протоколом было согласовано то, что после того, как на подлежащую оккупации территорию Румынии прибудут представители Австро-Венгерской администрации, части Красной гвардии отойдут за Прут, взяв с собой всех солдат и офицеров Русской армии, воевавших на румынском фронте. Вывозу в Россию подлежало также все принадлежащее России военное имущество, пусть даже Румыния и успела объявить его своей собственностью. Кроме того, эвакуации подлежал весь русский вспомогательный гражданский персонал тыловых служб.
Взятые Красной гвардией в плен румынские солдаты и офицеры должны были быть переданы австро-венгерской стороне для пребывания в лагерях военнопленных до момента завершения боевых действий. Все, что потом оккупационные австро-венгерские власти будут делать с «потомками римлян и даков», Советскую Россию не интересовало. Случайно обнаруженные же подданные бывшей Российской империи подлежали немедленной депортации на советский берег Прута.
Закончив переговоры и подняв бокалы за «взаимопонимание и сотрудничество», члены германской делегации сели в машины, и в сопровождении конвоя отправились восвояси, отдавать все необходимые распоряжения своим и союзным войскам. «Романиа Маре» приказала долго жить.
21 (8) декабря 1917 года. 04:35.
Севастополь
Глубокой ночью, со стороны Инкермана по дороге к Севастополю без лишнего шума подошел сводный отряд Красной гвардии под командованием майора Османова. Рабочая дружина Морского завода, охранявшая Камышловский мост и станцию Дуванкой, уже получила соответствующие указания. Не задавая лишних вопросов, она пропустила в город казачью сотню под красным знаменем, отряд Махно с тачанками, оба броневика с десантом, грузовики с ротой рабочих симферопольского завода «Анатра» и легковое авто.
При этом три десятка бойцов из рабочей дружины, для которых заранее был приготовлен идущий порожняком грузовик, погрузились в него и отправились вместе с красногвардейцами. Возглавлял отряд сопровождения старый питерский большевик Антон Иосифович Слуцкий, присланный партией в Севастополь для укрепления местной ячейки еще в октябре.
Цокали по каменистой дороге копыта коней, урчали моторы бронетранспортеров и грузовиков. Не доезжая до Сапун-горы, отряд свернул на Лабораторное шоссе, где у въезда в город их дожидался сводный отряд матросов Черноморского флота, верных петроградскому правительству большевиков. Тут же среди встречающих находился и Дмитрий Ильич Ульянов, не находивший места от волнения.
Майор Османов приказал колонне остановиться и вышел из машины. С другой стороны из темноты бесшумно появился комиссар Железняков.
– Товарищ Османов, это к вам, – сказал из темноты кто-то невидимый – скорее всего один из балтийских посланцев – представляя Дмитрию Ульянову командира отряда Красной гвардии.
– Здравствуйте, Дмитрий Ильич, – сказал Османов, пожимая руку младшему брату вождя пролетариата, – расскажите-ка, как тут у нас обстоят дела?
– Здравствуйте Мехмед Ибрагимович, – ответил Ульянов, – за последние несколько часов обстановка осложнилась. Эсеры с анархистами, да и некоторые наши товарищи, излишне горячие и легко поддающиеся постороннему влиянию, вот-вот готовы к кровопролитию. Они собираются начать самочинные аресты и расправы с офицерами и представителями местной буржуазии. Распоряжение товарища Сталина о восстановлении боеспособности Черноморского флота они называют чуть ли не изменой делу революции. Агитаторы всех мастей кричат, что, мол, на Балтике власть золотопогонникам уже вернули, теперь же и в Севастополе скоро будет такое же. В городе назревают беспорядки.