Страница 19 из 39
- Поменьше бы яйца пил, - ворчала Галкина мать, когда оставалась наедине с дочерью.
- Жалко что ли?
- Простофильная ты! От яиц на подвиги мужиков тянет! По другим бабам начнет скакать, не так запоешь!
- Брось ты, мама!
- Набросаешься матерью!
Иногда не выдерживала, недовольно выговаривала зятю, глядя на поглощение, провоцирующего супружескую неверность продукта. Дескать, вредно столько-то.
- Жалко что ли? - без обиды спрашивал Борыска. - В яйце все в дело идет, усваивается без отходов.
- То-то и оно, что в дело, - туманно говорила теща, не объясняя, почему следует укоротить аппетит на диетпитание.
Поглощал Борыска яйца до поры, пока сальмонелла не грянула со всех газет и телевизора. Не напугала страшной заразой, таящейся в сыром яйце, против которой одно спасение - крутая термообработка. Но вареные яйца Борыска на дух не переносил. Одну штуку не мог запихать в себя, не то что пяток-другой...
Лет десять поствовал...
А тут полная уверенность в чистоте продукта... Посему, крепя сердце, терпел петуха.
В тот день в спальне покрасили батарею. От запаха перебрались с Галкой спать в "птичник". Дело житейское, приобнял среди ночи Борыска супругу. Новое место всегда располагает. И у супруги настроение оказалось не прочь. Без дебатов "хочу - не хочу", "могу - не могу" ночной консенсунс возник.
Посреди него кто-то из супругов охнул от наплывших чувств. И сразу прямо в консенсус грянуло, как из ружья:
- Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!
Во весь противный голос заблажил паршивец. Всю гармонию криком истошным порушил.
На свою голову.
- Все! - выпрыгнул из объятий Борыска. - Хватит издевательств!
Выхватил из курятника Мирона и, будучи в страшном гневе, отделил беспардонные голосовые связки от легких и других органов, способствующих кукареканью. Оторвал башку. Выполнил давно обещанное.
Замолчавшие детали выбросил на балкон и вернулся к жене продолжать консенсус. Только Галке уже не до него. Спрыгнула с дивана в сторону балкона.
- Потрошить буду, а то пропадет.
- Брось в морозилку! - звал супругу из кухни на диван Борыска.
- Не, свежего надо!
- Вот уж отродье - даже мертвый гадит!
Одно утешало, кончилось петушиное иго.
На следующий вечер вернулся Борыска домой, а там опять:
- Ку-ка-ре-ку!
- Ожил? - перепугался Борыска.
- Ага, из супа воскрес, - смеется Галка. - Не боись, это не Мирон, нового на курочку обменяла.
- Оторву башку, будет орать!
- Живодер ты, папка! - со слезами из кухни вышла дочь. - Жалко Мирона!
- Меня бы кто пожалел! - проворчал Борыска и пошел знакомиться с новым производителем.
- Здорово, Мирон-2! - сказал белоснежному красавцу с малиновым гребнем.
Завидя Борыску, петух недовольно забегал по курятнику, забил крыльями. Но молча. Видимо, хохлатки доложили, что в присутствии хозяина лучше держать язык за клювом.
ПОЛЁТ ЛАСТОЧКИ
Грянул июль. Картошка все еще стояла не окученной.
В субботу Галка Рыбась закинула Борыске удочку съездить в поле. На что получила яснее ясного:
- Нет!
Не расположен был супруг к тяпке. После обеда залег на первом этаже дачи, отвернувшись к стенке. Даже со спины читалось настроение: "НЕ КАНТОВАТЬ!"
Кантовать, не кантовать, да картошка перестаивает. Галка с часик помаялась, помоталась по участку. Ни к какому делу душа не лежала. Сердце рвалось в поле. Опять пошла на поклон.
- Ну, поехали, Боря. Ведь цвести вовсю начинает! На неделе дожди обещают, как раз бы огребли.
- Нет, - ответила спина.
Можно было спустить собак: "Что мне, больше всех надо?! Ты один за троих ешь!" Да толку от крика картошке точно не будет. Нужен подход.
Галка выждала минут двадцать и пошла с подходом.
- Борь, ты не будешь огребать, я сама. Только отвези.
- Нет!
- Ты пока на озере порыбачишь.
- Нет!
- Я тебе червей накопаю!
- Нет!
Что с упрямым бараном будешь делать? Галка нутром чувствовала, как просит картошка пошевелить ее, присыпать земелькой, помочь тяпкой да добрым словом. Схватила кошелек и побежала к центральным воротам садоводческого общества. К ларьку. Взяла пол-литра водки. Укрепившись жидким аргументом, ринулась в новую атаку.
- Борь, глянь, что у меня есть!
Борыска повернулся на зов, безразличным взором посмотрел на победно выставленную руку жены с бутылкой.
- Съездим, а потом раздавим! - заговорщицки подмигнула Галка.
- Нет! - отвернулся к стене Борыска.
- Ну, че ты! Я шашлыки сейчас по быстрому замочу, вернемся мясо как раз дойдет, под водочку замолотим.
- Нет! Иди закопай лучше!
Так бы и перелобанила упертого бутылкой. Галка сделала зверскую физиономию, замахнулась на спину и... выкатилась из комнаты, полной угрюмого "нет".
Галка заметалась с бутылкой - куда ее? Прошлой осенью Борыска начал перекапывать землю, Галка, в домике была, вдруг крик, будто нож под сердце Борыску саданули. Выбежала. Он стоит у забора, а на вилах разбитая литровая бутылка и запах спирта по всему участку.
- Совсем сдурела? В землю добро зарывать!
- А тебя кто просил впритык к забору копать? Сроду там не трогал!
На этот раз в землю заначивать не стала. Но спрятала подальше. Не хочешь ехать, не надейся остограмиться на халявку.
Картошке от этого не легче.
Чем пронять упертого? Рыбалку не хочет, водку не хочет...
А женские чары?
Галка достала косметичку, которой пользовалась больше по необходимости, без особого рвения. Надо так надо. На этот раз, как в театр собиралась. Ярко накрасила глаза, напомадила губы, брови подвела, румян не пожалела. Духами щедро пометила плечи, за ушами и обширную площадь бюста. Глянула в зеркало. Хороша, чертовка. И направилась вниз. Перед этим решительно все с себя сняла, лишь халатиком прикрылась. И тот перед дверью сбросила. Зашла к мужу во всем блеске наготы.
Было на что орган зрения положить. И не только орган. Сорок лет, а как то самое яблочко наливное. Или мяч, накачанный до упора. Не ущипнуть. Туго до звона.
Галка не стала подкрашенные глазки строить, плечиками надушенными кокетничать. Навалилась на мужа всем своим роскошным богатством. Бери меня. Не жалко. И ни слова о картошке. Коварная женщина. Припасла чуть попозже завести речь об окучивании, когда завязнет птичка в расставленных сетях. Благоухающая духами, румянами и кожей Галка стиснула мужа в объятьях.