Страница 7 из 31
Родственница, оказывается, посещает общество "Первый день апокалипсиса", где по концу света честной народ собирается. Чтоб, значит, не как снег на голову этот апокалипсис встретить.
- Приходи в воскресенье, - стала зазывать Надежда в общество. - Старец Афиноген будет выступать. Сильный знаток по концу света.
Антонина после этого разговора сама не своя сделалась. Так ведь и на самом деле - шарахнет конец света поперек квартиры, а ты ни сном ни духом в какую сторону бежать от него.
Пошла на Афиногена.
Старец был слегка за пятьдесят мужчина. Квадратного покроя. Бородища, как пук черной проволоки в лицо воткнули. Глазки настырные, обшарили Антонину по всему периметру, у той аж сердце обмерло, спина взмокла. Рубаха черная у Афиногена до кадыка застегнута. Невысокий, но, поднявшись для доклада, плечищами полкомнаты отхватил. Бородища вулканом разверзлась на первом слове, из пропасти зубы торчат, ими только листы кровельного железа кромсать.
- Спасайтесь, братья и сестры! - обжигающей лавой упало на слушателей. - Ибо время близко! При дверех! Грядет плач и скрежет зубов!
И заплакал басом. С крупной слезой.
Антонина тем более в рев ударилась.
Старец Афиноген не дал разойтись рыданиям.
- Мужайтесь! - строго сказал. - Истинно говорю вам, братья и сестры: не останется камня на камне!
После чего углубился в концесветную тему. Он, оказывается, произведя сложные вычисления по количеству знаков в Библии: букв, точек и других запятых с пробелами, - определил дату начала конца света. Через год огонь, испепеляющий греховный мир, пойдет по странам и континентам, очищая от скверны. Когда пламя Божьей кары располыхается вовсю, земля треснет в районе экватора, и несожженные остатки погрязшего в грехе мира ухнут в горячее чрево планеты, а неухнувшие - водой покроет.
Резкими мазками нарисовал отец Афиноген катастрофическое завтра. Антонину с ног до головы жар охватил, будто уже вовсю полыхало вселенское пламя. Сердце заполошно дырявило грудь от страха за себя и близких. "Пропадем, - вытирала обильные слезы Антонина, - как есть пропадем, а детки еще жизни не видели".
- Истинно говорю: сие все будет! Глады и моры пойдут, СПИДы и землетрусы! Камня на камне не останется. Одна великая скорбь, какой не было от начала мира. И токмо претерпевший до конца спасется.
По библии, сказал старец Афиноген, не сгорят в огне и потопом не накроет тех, кто глубоко в тайгу упрячется, подальше от самой распоследней и забытой деревни. Рядом с деревенскими даже у черта на куличках не избежать меча Господнего, везде народишко погряз в богомерзких деяниях: блуде и пьянстве. Спасение только в безлюдной глухомани.
- В дебри бесчеловеческие надо забираться!
"Как Лыковы", - подумала Антонина.
- Как Лыковы, - сказал старец.
По окончании доклада подозвал Антонину. "Поедешь, - говорит непреклонным голосом, - матушка, со мной в тайгу спасаться. Ты женщина тихая, покорная. Мне подходишь. У меня для спасения все есть, токмо матушки не хватает".
Антонина не успела отнекаться от хотя и лестного, но неожиданного сватовства, а уже глядь - в трамвае трясется рядом с ухажером. Трамвай никаким боком не подходит ей домой добираться. Надо выходить, менять транспорт. Но на руки-ноги нисходит затмение от старца Афиногена, - не разворачиваются оглобли в нужную сторону. И в голову туман пал.
"Спасемся, матушка, - тихим голосом отец Афиноген говорит, - спасемся". Антонина пытается спастись: хмарь в голове разогнать, а никак. Глядь трамвая как и не было вовсе, вокруг домишки частного характера, и старец Афиноген во двор ее заводит. Батюшки свет, три лютых пса, зверюги цепные без цепей навстречу скачут, вот-вот разорвут на лоскутки...
- В тайге без собачек погибель, - сказал старец и цыкнул на волкодавов.
Взошли на крыльцо, в сенках кули увязанные по углам. Здоровенные! Прямо матрасовки. Такие травой набей - и то не поднимешь.
- Запасы в тайгу, - хлопнул по одному из кулей старец. Даже вмятины не осталось. Утрамбовано насмерть!
В доме по стенам тоже стояли наготове запасы от конца света. Шутки шутить с этим природным явлением старец Афиноген, и вправду, не собирался.
Хозяин быстро спроворил ужин. На столе возникло сало, колбаса, куски вареного мяса, крупно нарезанный окорок, соленья, копченья, литровая бутылка водки.
- Пост ведь, - робко вякнула Антонина.
- Мне Господь простит, - ответствовал старец, - я в мир большие знания несу.
Перекрестившись, он выкушал стакан водки. Как кока-колу какую-нибудь, прости Господи, бросил в горло зелье - ни грамма не поморщился. Антонина даже не пригубила рюмочку. Старец Афиноген, швыряя в то и дело распахивающуюся ртом бороду куски мяса, сала и другую скоромную закуску, начал живописать предстоящее житье-бытье в тайге.
- Поначалу, матушка, в палатке с тобой перебьемся, апосля дом поставим. Деляну раскорчуем поболе, огородик вскопаем... Я крепко молиться за всех грешных человеков буду.
"Он, значит, - размышляла про себя Антонина, - будет молиться, а огородик копать кому?"
- Скотинку разведем. Я сильно парное молоко уважаю! - мечтал дальше о конце света отец Афиноген.
"За скотинкой ему тоже некогда ходить, - Антонина рационально соображает, - когда навоз убирать, если день и ночь поклоны бить?"
"Я с таким спасением загнусь, - загрустила она посреди трапезы, - с моим-то здоровьишком много не накорчуешь".
И вызвалась тоже молиться за спасение грешников.
В ответ старец употребил второй стакан водки. Под третий Антонина спохватилась: она ведь не как перст на белом свете. Детки, какой-никакой муж...
- Как я за тебя пойду, - спрашивает резонно, - если у меня муж, двое детей...
- Ну и что? - не смутился старец. - Я ведь не с ними в тайгу сокроюсь с тобой. Быстренько разводись, обвенчаемся и айда-поехали. Ты такая покорная, послушная, мне в самый раз.
"Чтоб пахал на мне!" - окончательно пробило Антонину.
Здесь она заметила, что за окном уже светать начинает.
- Развиднелось уже, - обронила.
- Да, - согласился старец Афиноген, - пора почивать.
И сграбастал "покорную" Антонину в крепкие объятья.