Страница 4 из 35
- Жаль, - немного расстроился Леха, - а то бы, ексель-моксель, поболтали на досуге. Не все в телек пялиться по вечерам.
В одно отнюдь не прекрасное утро Леха (накануне накосорезился с дружками) просыпается, а сквозь хмарь в голове "ексель-моксель!" доносится.
Лехе совсем дурно стало. "Эт че, - подумал больной головой, - глюки колбасят?"
Похолодело все в пересохшем нутре, показалось: крыша едет, труба плывет, парохода не видать.
"Надо, ексель-моксель, завязывать так надираться", - сделал благоразумный вывод и увидел в изголовье Фаню.
Попугай с интересом рассматривал страдающего хозяина. И вдруг со стороны Фани раздалось:
- Ёксель-моксель!
- Дак это ты, паразит! - обрадовался Леха, что "крыша" на месте.
- Ёксель!.. - подтвердил догадку Фаня.
С этого дня его прорвало. Безостановочно посыпалось: "не балуй", "паразит", "халява", "пошел в пим", "без базару".
Давал корм дружку Леха всегда с ласковым напутствием:
- Ешь свою хренотень!
Фаня подцепил призыв. Причем повторял не лишь бы брякнуть. Исключительно, когда Леха сам садился за стол. Еще любил говорить: "Пить будем".
Да ладно бы только говорил. Пристрастился к пиву не хуже Лехи, который поглощал слабоградусный напиток в неслабых количествах. Начнет наполнять кружку, Фаня, заслышав пенистое "буль-буль", летит сломя голову из-под потолка. Усядется на край кружки и сладострастно макает клюв в хмельную жидкость. Много ли птахе надо? В голове захорошеет, в лапках ослабнет, того и гляди, в кружку свалится.
- Че, ексель-моксель, - спросит Леха подвыпившего кореша, - полетишь орлам морды бить, сорок щупать?
Не только к пиву пристрастился Фаня. Курить начал. Даже по трезвянке. Леха за сигарету - Фаня тут как тут. На плечо хозяина приземлится и, как только Леха выпустит струю дыма, торопливо начинает клевать никотиновый воздух.
- Ёксель-моксель, - однажды удивился Леха, - дак тебе че - и баба нужна?
- Ёксель, - согласился Фаня, - без базару!
Леха принял пернатое заявление за чистую монету и, решив, что на Фаню клятва в отношении женского пола в данной квартире не распространяется, принес дружку самочку.
Реакция на "бабу" была - не удержать. Но не в эротическом смысле. Фаня принялся гонять невесту по всей квартире, только перья сыпались. А ведь был абсолютно трезвый. Долбал бедняжку в хвост и в гриву, пока Леха не унес ее.
- Ну ты, ексель-моксель, даешь! - ругался Леха. - Не знал, что такой отморозок!
- Пивко поцыркаем, - хитро передернул разговор на другую тему Фаня.
- Кто поцыркает, а кто и пролетает, - ворчал недовольный Леха, - ему как путному купил...
- Отцвела любовь-сирень, вот такая хренотень! - издевался из-под потолка Фаня.
- Сверну башку - узнаешь!
Но вскоре они уже целовались.
Если Леха приходил домой в настроении, Фаня тут же подлетал к нему и начинал тыкаться клювом в усы, губы. Когда Леха садился перед телевизором, Фаня цеплялся ему за чуб, как за ветку, и повисал вниз головой, мешая зрительскому процессу. Дескать, куда уставился, вот же я...
И никогда не вязался к Лехе, когда тот возвращался хмурым.
В такие вечера Фаня засовывал голову в ракушку, доставшуюся Лехе от жены при разделе ею имущества, и ворчал туда на свою жизнь. Звук получался эхообразный. От чего Фане казалось - в ракушке сидит сочувствующий ему собеседник.
Однажды среди зимы из аула заявилась с повинной бывшая хозяйка. Но Леха сделал ей резкий от ворот поворот. Дескать, отцвела любовь-сирень, лейте слезы по другим адресам.
Но потом Фаня недели две не высовывал голову из ракушки...
А весной Леха влюбился. Да так, что не балуй. Зашел в магазин за пивом, а там Катя за прилавком. И... "попалась, птичка, стой, не уйдешь из сети". Леха и не рвался на выход.
- Ну, ексель-моксель, женщина! - делился с Фаней переполнявшим сердце чувством. - Класс! Бывают же такие!
Попугай телячьих восторгов не разделял.
- Хренотень! - говорил он.
- Сам ты воробей общипанный! - обижался Леха.
Если он начинал ворковать с Катей по телефону, Фаня или в ракушку голову засовывал жаловаться на жизнь, или того хуже - с возмущением летел обои драть под потолком. Будто всю жизнь не с воробьями, а с дятлами имел дело. Как начнет клювом долбать - летят во все стороны клочки недавно наклеенных обоев.
- Перестань, паразит! - крикнет Леха. - Прибью!
Попугай - ноль реакции. Как об стенку горохом угроза смерти. Все края обоев обмахрил.
Чем дальше в лес заходил роман хозяина с Катей, тем отвязаннее становился Фаня.
- Падла! - кричал Лехе. - Пошел в пим!
- Фильтруй базар! - шутливо успокаивал друга Леха и задабривал, подсыпая в кормушку корм. - Ешь свою хренотень!
Фаня отказывался. Изредка поклюет самую малость...
Даже на сигареты не реагировал и на пиво не падал коршуном с небес.
Лехе, что там говорить, некогда было вокруг Фани скакать-угождать, Катю обхаживал все свободное время. А когда, без ума счастливый, на руках внес ее в фате в свое жилище, Фаня сказал: "Ёксель", - и упал замертво на пол.
Вот такая была, ексель-моксель, любовь-сирень.
ЕЩЁ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ
Федор Матвеевич Пивкин - стародавний поклонник разливного пива. Его танком не свернуть с платформы: пиво - напиток вольнолюбивый. Не зря в тесноте организма долго не задерживается. И тару ему подавай просторную: бочки, бидоны... А в бутылке, тем паче консервной банке - душа вянет. Не развернуться там, резвяся и играя. Это как степного скакуна загнать в сарайку. Еще не мерин, а огня под копытами как ни бывало.
Из бидона или трехлитровой банки пиво в кружку и льется-то - любо дорого посмотреть... Не то что из горлышка бутылки... Это ведь не водка мелкой пташкой булькать.
Еще Федор Матвеевич предпочитал разливное по причине - вокруг народ колготится. Значит, разговоры за жизнь, анекдоты... В последние годы очереди у емкостей с пивом исчезли, любимого напитка стало, как говорится, до бровей и больше. В сортовом многообразии Федор Матвеевич оставался верен разливному, из кегов.
Накануне описываемого дня иногородний брат ураганом обрушился. В 12 ночи нагрянул, в 9 утра сгинул. Оставив на память острое желание освежиться пивом.