Страница 85 из 121
- Судя по вашему печальному тону, Джеймс, романтическая героиня вашей истории скончалась, оставив вас навеки безутешным?
- Нет, Гарри, она не умерла. Точнее, теперь-то я не знаю... Наш роман продолжался три года. Только следующие лета я проводил все-таки в Англии. Я собирался жениться на Лизе-Лотте, когда мне исполнится двадцать один год и я стану совершеннолетним. В ожидании этого мы сохраняли сугубо целомудренные отношения. А жаль.
- Чего жаль? Что не успели утратить целомудрия? - нагло спросил Гарри: он все не мог простить Джеймсу предположения относительно его, Гарри, девственности...
- Нет, Гарри, я сожалею не об упущенных возможностях, - спокойно ответил Джеймс. - Я сожалею о потерянном счастье. Если бы Лизе-Лотта забеременела и родила мне ребенка, мой отец не стал бы протестовать против нашего брака. Он бы как-нибудь наказал меня... Не знаю, как. Но наследства не лишил бы и не позволил бы мне отказаться от моего родного ребенка. Для него кодекс чести был превыше всего. Он бы умер от огорчения, если бы узнал, что я изменяю Констанс. Жаль, в юности я был слишком глуп и не понимал... Нам с Лизе-Лоттой следовало тайком пожениться и завести ребенка. И все бы само собой решилось. Но мне хотелось ввести ее в мой дом невестой, чтобы все было красиво... А отец, видно, догадался. Или дошли до него какие-то слухи. Но в ту осень, когда мне исполнился двадцать один год, он не позволил мне вернуться в Германию. Просто не позволил. А я не посмел ослушаться. Он приказал мне жениться на Констанс. И я женился. Бедняжка Лизе-Лотта, наверное, ждала меня, ждала... И не понимала, что произошло. Она никогда не писала мне в Англию. Я просил ее этого не делать - а она всегда делала то, о чем я ее просил. И она никак не могла узнать, что же произошло со мной, куда я делся, почему не вернулся в Германию, хотя обещал... Обещал! И просто не вернулся.
- Но вы ведь... Как-нибудь... Сообщили ей? - Гарри, против собственного желания, почувствовал интерес к этой истории и сочувствие к юным влюбленным неудачникам!
- Нет. Я не мог написать ей. Не посмел. Я трус, Гарри. Впрочем, вы это уже поняли. Я не знал, как написать ей, что женился и чтобы она не ждала меня. Впрочем, в том же году она вышла замуж за Аарона Фишера. Полагаю, с ее стороны это был жест отчаяния. Она ведь любила меня. А Аарона - никогда. Да и он ее не любил. Они просто дружили. Уж я-то знаю. Но он был помощником ее деда... Может, дед их заставил пожениться? Хотя - вряд ли. Он всегда был дальновиден. А тогда в воздухе уже запахло грозой. Хотя еще не очень явственно... - Джеймс замолчал.
И Гарри содрогнулся: ему показалось - это похоже на минуту молчания в память о погибших товарищах.
- Она родила Аарону сына. И больше ничего я о них не знаю, - произнес Джеймс своим прежним меланхоличным тоном. - Я знаю только, что бежать из Германии они не успели... Или не смогли. Я наводил справки - все время с начала террора в Германии я справлялся о них - ни в Америку, ни в Англию, ни в скандинавские страны они не переехали. И никто из семьи Аарона.
Он снова замолчал. И в этот раз это действительно была "минута молчания". И прервал ее опять сам же Джеймс.
- Я только надеюсь, что дед позаботился о ней, спас ее... И малыша. Хотя бы их. Вряд ли он мог бы спасти Аарона. Или Эстер... Господи, я часто бывал в доме Аарона... У него такие милые родители... Господи, Боже, я не понимаю, не пойму никогда... Как это все могло случиться в Германии?!! Джеймс стиснул кулаки, потом медленно разжал пальцы и странным долгим взглядом посмотрел на свои ладони.
"Все-таки он - чокнутый", - подумал Гарри, но теперь уже с сочувствием.
- И вот та вторая причина, Гарри, о которой я не говорил ни вам, ни кому другому, по которой я так рвался в эту экспедицию, - тихо, спокойно сказал Джеймс. - Знаете, как зовут доктора, который начальствует над группой ученых, окопавшихся в замке ваших предков? Его зовут герр Фридрих Гисслер! Это тот самый... Дедушка Лизе-Лотты. Я подумал, что смогу что-нибудь узнать про нее, если подберусь к ним поближе. Я не мог бы жить... Нет, это просто была не жизнь - не зная, что с ней! Особенно теперь, когда появилась возможность узнать. И если я погибну, Гарри... Я вам завещаю: найдите Лизе-Лотту, если она жива, и позаботьтесь о ней. И, если ребенок уцелел... Считайте, что это мой сын. Позаботьтесь о нем тоже.
- Ох, Джеймс, как все это патетично звучит! - расхохотался Гарри. Проще всего для меня сейчас торжественно пообещать найти вашу возлюбленную и позаботиться о маленьком Аарончике - или как там его назвали. Но, Джеймс, посмотрите вы правде в глаза! Мы с вами можем не дожить до утра! А уж до завтрашнего-то вечера... Мы с вами о себе-то позаботиться не можем, не то что о вашей прекрасной немке с ее еврейским младенцем!
- По моим подсчетам мальчику должно быть где-то двенадцать лет... Приблизительно... И я не знаю, как его зовут, - серьезно ответил Джеймс.
Гарри не нашелся, что сказать ему.
А потому просто лег лицом к стене и притворился спящим.
Он проснулся от того, что услышал рядом с собой стоны. Сдавленные стоны умирающего существа.
Гарри вскочил - и в первый момент был буквально ослеплен тьмой. Костер догорел, не осталось даже угольев. А темнота была сплошная, не проницаемая ни единым лучиком... И эти жуткие стоны! Стонал Джеймс.
- Джеймс, что с вами? Вам нехорошо? - испуганно спросил Гарри, прикидывая, что же могло случиться с англичанином: вроде, он не был ранен во время отступления.
Ответом на его слова был еще более отчаянный стон. И какое-то тихое рычание...
"Аппендицит!" - мелькнуло у Гарри самое ужасное предположение: ведь если это действительно аппендицит - Джеймс обречен умирать в ужасных мучениях.
Гарри нашарил рядом с собой фонарь, включил... И замер, буквально окаменев от ужаса.
Джеймс лежал на полу, возле истлевшей, полуразрушенной двери.
А над ним склонились две женщины.
Две прекрасные женщины - молодая пышнотелая блондинка с в чем-то белом и совсем юная, хрупкая брюнетка с голубом.
Женщины держали руки Джеймса разведенными в стороны, словно бы распинали его на ледяном полу, и дружно припав губами к запястьям... Сосали кровь! Да, да, из-под их губ, вплотную приникших к коже, текла кровь...