Страница 75 из 121
- Хорошее укрытие, - с удовольствием произнес Мойше, - Немцы никогда сюда не ходят. Боятся. А вампиры... ну от них все равно нигде не спрятаться, от них только серебром отбиться можно...
Димка молчал, он вдруг подумал, что в этом темном закутке (укрытии сомнительной все-таки надежности) ему придется остаться одному. Совсем одному! Ведь Мойше уйдет, вернется в свою уютную комнату - он просто не может не уйти! Он должен уйти!
- Не уходи... - прошептал Димка, - Пожалуйста, не бросай меня здесь одного!
Мойше помрачнел.
- Не могу, - сказал он именно то, что Димка и ожидал от него услышать, - Но ты не дрейфь! Я буду приходить к тебе каждую ночь... если смогу, конечно. Мне понимаешь, надо знать, что там происходит, а что я смогу узнать, если останусь здесь?! У меня ведь там мама осталась, Дима, я должен попытаться ее спасти, если это еще возможно!
- А как ты думаешь, что с ней могло случиться? - испуганно спросил Димка.
Мойше сидел, по-турецки подогнув под себя ноги, фонарик лежал у него на коленях, так отбрасывая тень на лицо мальчишки, что выражение его казалось очень скорбным. Впрочем, скорее всего оно на самом деле и было таким.
- Она... Она стала какой-то странной. Была всегда печальной и очень доброй, а стала какой-то радостной, смеялась громко... А радоваться-то нечему! Совсем! И в лице появилось что-то такое... В общем, понимаешь, это была и мама и в то же время как будто совсем не мама... Как будто кто-то чужой, холодный, и очень издалека... или изглубока... нет, из глубины... вселился в маму и постепенно подчинил ее себе.
Мойше всхлипнул, раздраженно стряхнул слезы рукавом рубашки.
- Но она еще бывала прежней... Иногда... Тогда она плакала, обнимала меня, и говорила, что для нее теперь все уже кончилось, но что меня в обиду она не даст теперь никому, что теперь она сможет по-настоящему меня защищать...
Мойше плакал, опустив голову так, чтобы не было видно его лица. Слезы капали, оставляя темные пятна на светлых (когда-то светлых) штанах, потому что он больше не вытирал их, он сидел сцепив руки так сильно, что побелели костяшки пальцев, всхлипывал и шмыгал носом.
Димка сел с ним рядом, обнял за плечи.
- Ты знаешь, я думаю, ее можно спасти! Правда! Надо только придумать как...
Мойше покачал головой.
- Она уже несколько дней совсем не приходит!
- Мы ее найдем... - сказал Димка очень тихо, - Обязательно... Перебьем всех вампиров, и тогда чары пропадут. Так всегда бывает...
Он хотел сказать "в сказках", но вовремя осекся.
- Так должно быть...
Мойше ушел, оставив Димке фонарик, открывалку для консервов и фляжку с водой. Фонарик велел беречь - потому как батарейки не вечные, да и воду...
- Кто знает, когда я в следующий раз смогу придти, - сказал он, Может меня поймают по дороге и съедят! Или застрелят... Смотря кто поймает...
Но сидеть в темноте было страшно невыносимо! С одной стороны душу грела мысль о том, что он на свободе и даже вполне надежно спрятан от немцев, с другой стороны - вампиров, которые вообще обладают нечеловеческими возможностями, стоило бояться ничуть не меньше!
Вот так - находясь между двух огней, в темноте кромешной, в гробовой тишине, в сырой и холодной коморке Димка сидел час... другой... третий, потом улегся, свернувшись калачиком на тощеньком матрасе, накрылся серым солдатским одеялом и уснул.
"Наверное, уже утро, - думал он, засыпая, - Наверное, все вампиры вернулись в свои гробы".
Кто знает, так ли это было на самом деле, но в любом случае никто не потревожил димкин сон, и когда тот проснулся - опять-таки непонятно в какое время суток, ему было уже совсем не так страшно, как поначалу.
А сидеть на одном месте было скучно, уныло, да и прямо-таки невыносимо от одолевавших грустных мыслей. Хотелось деятельности, хотелось знания и понимания оперативной обстановки, чтобы действовать как-то! Чтобы спасть Мойше, его маму, Таньку, Януша и остальных!
Время дорого!
Мальчик на скорую руку сжевал полбанки жирной говядины (если бы еще с хлебом, было бы совсем хорошо!), вооружился фонариком, серебряной палкой и - пошел.
Как и было велено ему, Димка старался беречь фонарик, но в кромешной темноте это оказалось невозможным. Шагу нельзя было ступить, чтобы не запутаться в паутине, не удариться обо что-нибудь, не споткнуться, не испугаться чего-то, что, как казалось, мелькнуло впереди.
В конце концов, после того, как он едва не умер от страха после чьего-то холодного прикосновения, что на поверку оказалось всего лишь одним из лоскутов паутины, Димка фонарик включил. И сразу почувствовал себя куда лучше!
Поначалу ему казалось, что эта разрушенная часть замка состоит из сплошных лабиринтов и запутанных переходов, он даже боялся, что не найдет своего тайного убежища. На самом деле развалины представляли опасность только для таких бедолаг, кто способен заблудиться в трех соснах, Димка же к таковым не относился и очень быстро понял, что длинных коридоров всего три. Один, судя по всему, вел в обжитую часть замка, куда вел другой вообще не имело теперь значения, потому как обвалившаяся наружная стена засыпала его безнадежно, третий спускался в подвал.
Идти в подвал мальчик не решился - что-то оттолкнуло его, когда он сунул было туда нос, сердце забилось сильнее и похолодело в животе, в обжитую часть замка, он естественно, не пошел тоже, потому как был сейчас день - время сна вампиров и время бодрствования фашистов.
Оставалось побродить по округе, позаглядывать в уцелевшие комнатки...
Вампиры спят. Возможно, в подвале. Они не станут нападать на него сейчас. И если Мойше прав, если немцы действительно боятся соваться в эту часть замка, он, Димка, здесь в полной безопасности... До наступления темноты.
Обрушенная и завалившая один из коридоров стена образовала довольно большую дыру, ведущую наружу. Серенький свет едва-едва пробивался через сплетение кривых веток и темно-коричневых, каких-то скукоженных листьев, забившихся в разлом видимо по той простой причине, что за его пределами места для жизнедеятельности уже не хватало.
Димка осторожно подобрался к рваному краю искрошившейся кирпичной стены, выглянул, жмурясь от солнечных бликов, порою все-таки пробивавших хитросплетение ветвей и листьев.