Страница 31 из 121
Но надеждам ее не суждено было оправдаться. С началом зимы положение заключенных в гетто становилось все хуже и хуже. Голодали - все. От голода уже умирали. Порядки все ужесточались. Потом был назначен новый комендант, и стало совсем плохо... Если бы Лизе-Лотту спросили - в чем заключалось это "совсем плохо"? - она не смогла бы сформулировать словами... Просто какое-то ощущение давящего отчаяния. Абсолютной безнадежности. Предчувствие чего-то ужасного. Полной и всеобщей гибели. Слабые теряли волю к жизни. А она была слабой.
Последние три недели жизни в гетто она провела в постели. Они с Михелем лежали рядом и согревали друг друга. Лизе-Лотта рассказывала ему бесконечные истории... Читала на память уже знакомого ему Гете. Англичан Шекспира, Шелли и Байрона. Запрещенного Гейне. Какое значение имели теперь запреты? Она была уверена, что они с мальчиком все равно погибнут. Так пусть он хотя бы получит удовольствие. То, что недоступно его сверстникам в свободной Германии - стихи Гейне!
Аарон целые дни пропадал в больнице. Возвращался измученный и молчаливый. У него совсем не было лекарств. Люди умирали десятками. Он ничем не мог облегчить их страдания! Он, врач! А возвращаясь - он видел страдания своей семьи.
Эстер работала на каком-то заводе и потому могла выходить за пределы территории гетто. Несмотря на то, что колонну евреев на завод и обратно препровождали охранники с собаками, Эстер умудрялась "вести коммерцию" и как-то где-то добывать кое-какие продукты.
Мордехай дни и ночи просиживал с другими пожилыми религиозными мужчинами у раввина. Они молились или вели нескончаемые разговоры о воле Божьей и о том, как следует ее принимать праведному иудею.
Голда крутилась по хозяйству... Хотя хозяйства-то никакого у нее не было! Но она помогала приготовить приносимые Эстер продукты, чтобы сделать их если не вкусными, то хотя бы съедобными. А в свободное время навещала знакомых, ухаживала за больными, за осиротевшими детьми. Проводить дни в бездеятельности она не могла. От отчаяния ее спасала только работа.
А Лизе-Лотта лежала в постели, прижимая к себе Михеля. С каждым днем у нее оставалось все меньше сил. И ей все больше хотелось умереть. Заснуть и не проснуться. Надо сказать, спала она все больше... И даже часы бодрствования проводила в какой-то полудреме.
Возможно, она действительно умерла бы через несколько недель, если бы в один из вечеров Аарон не вернулся домой раньше обычного... Сразу после возвращения Эстер. Родителей еще не было: Голда ушла посидеть со своей умирающей от чахотки подругой, Мордехай молился.
Аарон выглядел возбужденным. В первый миг Лизе-Лотта даже приняла это возбуждение за веселость... Обычно он был бледен, глаза - тусклые, движения замедленные. Сейчас глаза его горели, на щеках выступили розовые пятна. Он заметался по комнате, бессмысленно перекладывая вещи с места на место. Лизе-Лотта следила за ним с тупым недоумением, прижимая к себе спящего Михеля. А Эстер, кажется, сразу поняла... И задала только один вопрос, показавшийся бессмысленным Лизе-Лотте - но сразу понятый Аароном:
- Что?!!
- Подписан приказ о ликвидации гетто.
Он сказал это так просто, что Лизе-Лотта не сразу поняла страшный смысл его слов.
И сразу перестал метаться.
Сел к столу.
Эстер подошла и села рядом.
- Когда? - спросила Эстер.
- Послезавтра.
- Сведения верные?
- Вернее некуда. Вот, я принес... Для папы с мамой. А нам не хватит, Аарон показал два крохотных флакончика с бурым порошком.
Эстер судорожно сглотнула.
- Я не хочу, чтобы они пережили и ЭТО в свой последний час, - твердо сказал Аарон. - Я представляю, как все будет происходить, Эстер. А так они заснут и не проснутся. Надо будет разбавить в теплой воде...
- Аарон, это грех.
- Тебе ли говорить о грехе? - усмехнулся Аарон. - И потом, убить кого-то - меньший грех, чем убить себя. Мы с тобой возьмем этот грех на себя. Или - я один... Папа и мама ничего не должны знать. Особенно папа. Пусть просто примут, как лекарство.
- Но, может быть, нам удастся как-то...
- Нет. Они убьют всех стариков, детей и больных. Тех, кто молод и еще может работать, отправят в лагерь. Но это - хуже смерти, Эстер! Если бы хватило для всех нас - я бы принес для всех...
Эстер расширившимися от ужаса глазами посмотрела на спящего Михеля.
Лизе-Лотта ждала, что Эстер закатит истерику - с визгом, рыданиями, топаньем ногами и швырянием всевозможных предметов... Как правило, небьющихся - несмотря на вспыльчивый характер, Эстер была экономна! Она обычно именно шумной истерикой реагировала на жизненные потрясения.
Но сейчас Эстер оставалась внешне спокойна.
- Дадим маме и Михелю, - сказала Эстер. - Папа все-таки мужчина... Он с его верой сумеет все принять так, как следует. Со смирением. Он не испугается. Особенно - если мамы уже не будет. Вряд ли ведь они сочтут Михеля достаточно крепким, чтобы работать в лагере. Не хочу, чтобы он видел, как будут убивать...
Аарон взял сестру за руки.
- Эстер, я надеюсь... Если Лизе-Лотта пойдет к коменданту и попросит связаться с ее дедом, скажет, что признала свои ошибки, что готова развестись и покаяться во всем... Возможно, они отпустят ее с Михелем! Не захотят связываться с Гисслером. Он - знаменитость. У него влияние в самых высоких кругах! А он - не такой же он зверь, чтобы позволить убить ее и своего внука! Тем более, теперь, когда она раскаялась и согласна на все...
- Ох, Аарон! Не поверят они в раскаяние теперь, когда известно о ликвидации!
- О ликвидации известно единицам среди нас. А они думают, что и вовсе никому. И не имеет значения, поверят они ей или нет. Они не захотят просто так убить немку, внучку знаменитого Гисслера. По крайней мере, я надеюсь, что они свяжутся с ним, а он, со своей стороны, сделает все...
Эстер и Аарон говорили так, словно Лизе-Лотты вовсе не было в комнате! О ней - как об отсутствующей. Хотя, по сути дела, она была почти что отсутствующей... И она молчала - не вмешивалась в разговор, пока Аарон не обратился к ней:
- Лизхен, ты должна встать сейчас, переодеться, расчесать волосы и пойти к коменданту. Завтра может быть поздно. У них будет слишком много дел, нужен день для подготовки... Да и твоему деду понадобится какое-то время чтобы добиться твоего освобождения.