Страница 15 из 121
Она жаловалась на скуку, на то, как надоел ей этот мерзкий городишко, она, наверное, надеялась, что Вилли возьмет ее с собой. Может быть даже женится.
Вильфред смеялся про себя, поглаживая пухлую белую грудь прижавшейся к нему женщины. И было ему хорошо! Было ему безумно хорошо!
- Уже утро, Вилли, - нежно проворковала Эльза, потерлась мягкой щекой о его уже наметившуюся щетину, - Мне надо уходить, милый... Работа... Я скоро вернусь. Ты... дождешься?
- Задерни шторы... - попросил он лениво, - Солнце...
И она как ветерок соскользнула с постели, сдвинула плотно тяжелые гардины. Она была готова выполнить любое его желание. Молниеносно.
Вильфред не собирался дожидаться ее. К чему?
...А дома не изменилось ничего, разве что в отсутствии мамы отец завел себе... экономку.
Экономка, так экономка. Вильфреду было все равно, он не собирался вмешиваться в жизнь отца и устанавливать свои порядки. Он вообще намеревался видеться с ним как можно реже.
После смерти мамы он не писал домой, и отец, конечно, не мог знать, что с ним и как он живет. Сначала он пытался роптать - довольно вяло, впрочем - но на Вилли это не возымело действия, и отец смирился. Может быть даже с облегчением - Вилли был уверен, что с облегчением.
Тот первый визит в родные пенаты закончился очень быстро. Вильфред прожил дома два дня, потом собрался и уехал в Берлин.
Противно стало, и тоскливо невыносимо.
Не мог он ходить по этим улицам, не мог смотреть на клумбу и зеленый забор, заменявшие вид из окна его комнаты, не мог видеть пыльные пожелтевшие и растрескавшиеся самолеты и корабли, расставленные по шкафам, не мог спать на своей старой скрипучей кровати - и на мягкой перине Эльзы тоже не мог.
Утром третьего дня он собрался и уехал, никому ничего не объясняя и не обещая ничего.
Приехал только теперь - перед отправкой в Румынию, и сам толком не знал, зачем.
Нет, у него не было никакого предчувствия, никаких мыслей, о том, что должен увидеть... коснуться... навестить... потому что может быть, в последний раз... Он не собирался умирать. Просто перед поездкой всем дали отпуск, и все - ну, почти все - разъехались по домам.
И он тоже поехал.
Барбара просила его остаться в Берлине, провести последние дни перед долгой разлукой, с ней, но, честно, говоря, общество милой девушки было не так уж увлекательно для Вильфреда, чтобы находиться с ней целыми днями. Раз, два, ну, может быть, три в неделю, по вечерам, чтобы только вкусно покушать (готовила Барбара великолепно) и в койку, а потом сказать "дела, дела!" и исчезнуть. Не больше. Иначе просто с ума сойдешь от скуки.
И он сказал, что ему нужно повидать отца. Просто необходимо! А она, конечно, отпустила его, потому что сама обожала мамочку с папочкой и вообще считала, что родителей надо чтить.
... Экономка отца готовила потрясающе вкусно, должно быть намеренно старалась угодить Вильфреду, добиться от него расположения и благожелательности к своей особе.
- Что-нибудь еще, Вилли?.. Достаточно ли мяса?.. Может быть еще кусок пирога?..
Она была совсем не похожа на маму.
Она была очень похожа на одну из любовниц отца, ту, которую Вильфреду довелось увидеть однажды - на фрау Маргарет. Такая же полная, цветущая, розовощекая. Интересно, если папочку тянет на таких - почему он женился на маме? На худенькой, маленькой, всегда бледной и как будто даже прозрачной?
Почему? Какое печальное событие связало их - столь разных? Ведь они никогда не любили друг друга! Не любили... однако жили вместе много лет и даже почти не ссорились. У мамы был Вилли, а у папы были разнообразные фрау. Их интересы ни в чем не пересекались, наверное потому у них и не было поводов для ссор.
"Давай уйдем от него, мама! - плакал маленький Вилли, - Давай переедем в другой город, пожалуйста!"
Но мама только пожимала плечами.
"Нам не на что будет жить, Вильфред", - говорила она.
Она никогда не спрашивала, почему Вилли плачет, почему он хочет уехать от отца, уехать из города. Она никогда не интересовалась, почему у Вилли нет друзей!
Наверное, не хотела ничего знать. Не хотела понапрасну расстраиваться, потому что и в самом деле ничего не могла изменить. Не могла - и не хотела.
Она плыла по течению, как маленькая рыбка - столь маленькая и тоненькая рыбка, что у нее даже не было причин прятаться и оглядываться по сторонам, не страшно, что кто-нибудь съест, ее просто не заметят.
Мама никогда не работала, она проводила дни за домашними хлопотами, вязала Вилли свитера, готовила ему обеды и стирала его рубашки - Вилли каждый день ходил в школу в свежей - а еще она читала, читала, читала. Читала все подряд, что только попадалось ей под руку, и потом вечерами рассказывала сыну странные и жутковатые истории, где всегда была она, был он, и никогда не было отца, как никогда не было и маленького полинявшего домика за зеленым забором, и унылого городишки, а были замки, рыцари, войны... и что-то еще совершенно непонятное.
Вилли всегда терпеливо слушал мамины истории, ему было жаль ее до слез, и было страшно совершенно пустых, устремленных куда-то вглубь себя, огромных темных глаз.
"Только бы она не ушла навсегда! - молился Вилли про себя, - Пусть она вернется! Пусть она только вернется! Если она так и останется там - я, наверное, умру".
А мама, должно быть, осталась бы ТАМ с большим удовольствием, но почему-то не получалось так легко и красиво сойти с ума.
Мама возвращалась - в ее глазах появлялся свет, она улыбалась, целовала Вилли, и желала ему спокойной ночи. Вилли вздыхал облегченно и засыпал счастливым.
Мама вернулась! Мама всегда возвращается! Значит все хорошо... хорошо... хорошо...
Отец приходил поздно. Иногда он вваливался в комнату Вилли среди ночи и будил его тем, что сдергивал с него одеяло.
"Посмотрим, что ты делаешь там под одеялом, маленький засранец, хихикал он, - Ну, что ты там делаешь?"
Папочке было весело, он пах чем-то сладким, он был возбужден и глаза его сияли.
"А знаешь, где я был, Вилли? Я был с потрясающей девкой! Такой девахой, у-у, пальчики оближешь! Не чета твоей мамочке, мороженной курице..."
Он описывал в подробностях и весьма даже складно все, что проделывал с той "потрясающей девахой", должно быть, полагая, что сыну нравиться его слушать, что того возбуждают его рассказы, пробуждают сладкие фантазии, а Вилли тошнило до спазмов в желудке и хотелось ударить отца чем-нибудь тяжелым, да так, чтобы папочка больше не встал. Никогда!