Страница 11 из 121
Она абсолютно утратила стыд в своей любви к этому юноше. Подойдя к нему в пивной, она так и сказала: "Я хочу побыть с тобой наедине. Пойдем со мной, прошу!" А он - он с трудом ее вспомнил... И очень удивился. Называл "графиня фон Далау".
А позже Курт стал относиться к Магде с нескрываемым пренебрежением как к шлюхе. Ни во что не ставил ее... И совершенно не ценил ее чувства.
Но Магда готова была стерпеть от него все. Она его боготворила. А наслаждение, которое он ей дарил, всегда было ослепительным, мучительным, непереносимым... Но, едва отдышавшись, она вновь хотела его. Курт был для нее - как наркотик.
Магда долго надеялась, что помрачение пройдет. Но, как с настоящим наркотиком, становилось только все хуже и хуже. Магда пыталась отвлечься от Курта. Но научные занятия уже не приносили ей прежнего удовлетворения. Даже хуже того: сосредоточиться на работе в лаборатории она могла только тогда, когда душа и тело ее были насыщены очередным свиданием. Магда встречалась с другими мужчинами - молодыми, красивыми, страстными. Отдавалась им. Но удовлетворения это не приносило. Напротив - только разжигало телесный голод. И для того, чтобы утолить этот голод, нужен был Курт. Только Курт.
Он вместе с двумя дядями частенько бывал у доктора Гисслера. Магда умудрялась соблазнять его и там... Не в лаборатории, конечно, хотя иногда такая мысль приходила ей в голову - забавно было бы попробовать... Но все-таки обычно их быстрые соития происходили в ее - или в его - комнате.
Только ради Курта она поддерживала доктора Гисслера в его интересе к совершенно идиотскому проекту Отто Хофера!
Это было нечестно по отношению к доктору Гисслеру.
Но зато Отто Хофер, приезжая в дом Гисслера, почти всегда таскал за собой своего брата Августа и племянника Курта.
А значит, Магда могла урвать немного наслаждения, не отрываясь, так сказать, от рабочего процесса...
К счастью, Хельмут так ничего и не заподозрил. Магде повезло: оказалось, он когда-то учился в одном пансионе с братцами Хоферами. Магде даже удалось "посвятить" Хельмута в их великие научные планы и, гордый доверием, Хельмут старался "содействовать", как мог, использовал свои связи в среде высшей аристократии, а главное - субсидировал некоторые из наиболее дорогих подготовительных экспериментов. Курта Хельмут просто не замечал: для него Курт был ребенком. Он даже умудрился однажды сказать, что неплохо было бы поближе познакомить Курта с Анхеликой: может, чего и получится... Магда тогда с трудом удержалась, чтобы не сказать все, что она думает об этой гадкой замухрышке Анхелике. Курт - и Анхелика! Нет, все-таки Хельмут непроходимо глуп...
Но даже если бы Хельмут что-то заподозрил - Магда уже не могла остановиться.
Жизнь без Курта не имела для нее смысла.
Курт неоднократно пытался разорвать их отношения, считая, что они "изжили себя".
Магда не позволяла ему этого. Она не отпускала его.
Случалось даже умолять: "Пожалуйста, Курт, люби меня в последний раз, в самый последний! Потом я уйду и больше никогда не буду тебя преследовать... Обещаю! Но сейчас - дай мне немного ласки!"
Он сдавался. Менял гнев на милость. И Магда наслаждалась - прекрасно зная, что никогда, ни за что не перестанет его преследовать своей любовью... Пока жива. И пока жив он.
Магда мечтала родить ребенка от Курта. Возможно, тогда ей удалось бы сдерживать страсть, перенеся часть любви с Курта - на его подобие. Ей хотелось навеки слиться с Куртом в их ребенке... Но, к сожалению, забеременеть ей не удавалось. Видимо, сказался тот аборт, который она сделала в четырнадцать лет.
Два с половиной года продолжалось так: Курт убегал - Магда преследовала, Курт отталкивал - Магда обнимала. И всегда, всегда побеждала Магда... Ее объятия сделались цепкими и неумолимыми, как капкан. Курт был добычей. Она - охотником.
Она уже научилась обращаться с ним. Знала, как проще всего его возбудить. Ей уже казалось, что у них наладились какие-то более-менее стабильные отношения... Пусть неправильные, мучительные, неровные - но относительно стабильные!
И вдруг, в декабре 1941 года - словно гром среди ясного неба! - Курт, уехавший куда-то на восточные территории, вдруг вернулся вместе с Лизе-Лоттой Гисслер. Вместе с внучкой доктора Гисслера, с той самой, которая когда-то вышла замуж за еврея, а потом - бросила деда. Курт нашел ее в каком-то гетто и решил спасти. Да не ее одну - он привез еще и мальчишку, маленького кудрявого жидененка! И доктор Гисслер принял их обоих...
Доктора Гисслера Магда осуждала меньше всего. Понятно ведь: хоть и преступница, а все-таки родная внучка, да и мальчишка - наполовину тоже родной... Старик не мог отказать им в убежище. А они воспользовались его слабостью. Нагло, подло, преступно воспользовались! Лизе-Лотта не могла не понимать, какой угрозе она подвергает не только жизнь деда, но и нечто неизмеримо более важное - дело, которому он посвятил жизнь, его научные исследования. Но ей было все равно. Избалованная мерзавка.
Лизе-Лотта и внешне-то выглядела гадко: тощая, бледная, маленького росточка, с тусклыми волосами, прозрачной кожей и синяками под глазами. Все время смотрела затравленно, испуганно дергалась, стоило ее окликнуть... Иногда Магде казалось, что Лизе-Лотта слегка не в своем уме. Впрочем, это вполне возможно: какая женщина в своем уме выйдет замуж за еврея, а потом еще и отправится вместе с ним в гетто?! Лизе-Лотта казалась Магде настолько убогой, ничтожной и отвратительной, что Магда просто не поверила Курту, когда он в первый раз сказал ей, что с детства влюблен в Лизе-Лотту и считает ее самым прекрасным человеком на земле. Магда тогда расхохоталась, считая это неловкой шуткой - и схлопотала такую оплеуху, что не смогла удержаться на ногах.
Для Магды шоком было не только признание Курта, но и то, что он ее ударил. С тех пор, как Магда уехала из родного дома, ее никто не бил... Вспоминая побои, которым подвергал ее Иоганн Хох, Магда всегда думала: если кто-нибудь еще осмелится поднять на нее руку - она просто убьет наглеца! А тут - пришлось просить прощения, унижаться, цепляться за его сапоги, целовать его руки... Потому Магда понимала: если она позволит Курту уйти сейчас, покинуть ее во гневе - его очень трудно будет заставить вернуться.